Один за двоих

Глава 45 Над вершиной Нар-Крид зеленеет небо. Звезды, крошечные, как разрез иглы, светят ярко. Поднимаюсь, разминая плечи, спину, шею, все затекло от долгого сидения. Под кожей будто пробегают муравьи, легкое покалывание сменяется ощущением тепла. Йохан смешно подпрыгивает и хлопает себя руками по плечам, стараясь согреться. Локхи не нравятся эти танцы, он сдержано рычит. Я склоняюсь над раненным товарищем. - Макс, пора двигать. Он пытается пошевелиться, морщится от боли и стонет: - Ну, ты и садист, ослабь повязку, чуть не задохнулся, мать твою… Отлично, ругается - значит, идет на поправку. Да и приложили его не сильно, больше испугался, а потом Дружок спугнул кровососа. - Завтрак, - командую я, - ждите меня здесь. Сам скатываюсь по наледи и огибаю скалу. Тут удобная ниша для засады, невысокому гибкому существу в самый раз. Стало светло, по кровавым следам иду дальше. Локхи тащил добычу шагов тридцать, пока не нашел укромного уголка для разделки трупа на окорока и ливер. Преодолевая отвращение, склоняюсь над останками в рваной военной форме. Нехорошее подозрение шевелится в груди: те двое, что напали на меня возле портала, были в такой же форме. А это значит: меня ждали. Именно меня. И задание им дали уничтожить врага, а потом и себя. Заметают следы, сволочи. Алые глаза с крошечными зрачками вызывают дрожь ужаса. Будто я снова подросток, столкнувшийся с неведомым. Мерзостные твари, по сравнению с которыми нарьяги - милые и дружелюбные ребята, здесь, в Нарланде. Не об этом ли ты узнал, Корд? Я ощутил себя, как осужденный, которому вслух зачитали смертный приговор. Закидал камнями труп морфоида и вернулся к товарищам. Те вскочили мне навстречу. - Ребята, - глядя в обветренные лица Макса и Йохана, сказал я, - мы в полнейшей заднице! - Это они, Дан? - догадался Йохан, хмурил светлые брови. - Морфоиды? - Что еще за морфоиды? - встревает Макс. - Кровосос, который напал на тебя, называется морфоидом. Насколько я понимаю, пакости этой тут полно. - Чего? - затравленно оглядывается Веселков. - В горах полно таких вампирюг? - Выдвигаемся, - я вскидываю на спину ранец, - глядите в оба. Ожидавший сигнала Дружок радостно срывается с места, поистине локхи стал ценным приобретением для нашего отряда. Быстрый, сильный и бесшумный мутант несется по тропе. На душе становится чуточку спокойнее. Мы уверенно следуем за ним. Ноги сами несли нас вперед. Максу было хуже всех, но и он не отставал, не желая снова стать добычей морфоидов. Я, пожалуй, слегка преувеличил, сказав, что ими кишат горы. Скорее всего, неведомый хозяин кровососущей нелюди выпускает их лишь по необходимости. Морфоиды - это такое дерьмо, которое, если раз не уберешь, завоняет по всему перекрестку миров. Связи с ними означают смертный приговор, будь ты хоть сам император. Но зато мои товарищи приободрились и шагали вдвое быстрее прежнего. Приходилось заставлять их присесть отдохнуть, а концентрат они готовы грызть прямо на ходу. Зато локхи повеселел. Брюхо его раздулось и смешно колыхалось при быстром беге. К вечеру, обойдя сторожевые посты, мы вышли к Нарголле. Вид сверху потрясающий: черные пики Нар-Крида с белыми беретами льдов розовеют в закатных лучах. Резкие темные тени прочерчивают вертикальные полосы. Внизу основания пиков сходятся и образуют естественную впадину, которая со стороны Нарголлы укреплена рукотворной стеной. Весной и летом снега тают и наполняют впадину талой водой. Вот она - цель нашего путешествия - водохранилище Нарголлы. - Дошли, - выдыхает сквозь зубы Йохан. - А дальше что? Я приближаю изображение, сканер увеличивает так, что видно каждую трещинку на стене дамбы. А вон там, напротив, сооружен водосброс, весной, когда воды переполняют хранилище, его поднимают и отводят лишнюю в безопасное место. Сейчас вода колышется не выше средней отметки. - А дальше вы идете туда и минируете вон ту маленькую стену, - указываю я, - взрыв должен прозвучать завтра, не позднее полудня. Ясно? Парни озадаченно уставились на меня. - Неа, - высказывается за двоих Макс, - какой в этом смысл? - Смысл в том, чтобы дать мне фору. Взрываете перекрытие и ждете меня пять часов. Если я не появлюсь, возвращаетесь, Веньяр подберет вас в условленном месте. У Макса круглые, как у разбуженного филина, глаза, Йохан наоборот щурится, будто от яркого солнца. Даже Дружок, оценив напряженность момента, притих, не тявкает и не колотит хвостом по мерзлой тропе. - Ты идешь в Нарголлу, Дан? - Хольд хватает меня за рукав. - Но зачем? - Да, что ты задумал? Перевожу сканер в обычное положение, давая себе секунду для размышления. - Полагаю, в Нарголле знают о нас и будут стеречь водохранилище в десять глаз. Вы отвлечете Алвано на себя, а я заминирую дамбу. - Если командору все известно, это самоубийство. Он может оцепить водохранилище так, что ни одна мышь не проскользнет, - возражает Макс, тревожно оглядываясь, - ты не пройдешь один. - Втроем у нас точно нет шансов. Гарнизон Нарголлы - тысячи две наемников, не так много, чтобы оцепить дамбу длиной в несколько миль. Снова молчат. Пока не принялись снова возражать - вон темнеет уже, время дорого - я инструктирую: - Локхи реагирует на морфоидов лучше, чем таможенные собаки на кокаин. Вряд ли кровососы еще полезут, но на всякий случай помните: твари выглядят, как обычные женщины, такие типа унисекс. Глаза красные, волосы чёрные. Если будете все это представлять, им не удастся задурманить вам сознание. Их точно так же берут и пули, и ножи. Не давайте к себе прикоснуться и все будет в ажуре… Макса передернуло, Йохан остался спокоен. Я вижу, как ему хочется пойти со мной. Не потому, что мы такие уж друзья. А потому что там, в Нарголле, скрывается Ромари Алвано. Кладу руку ему на плечо: - Я оплачу и твой долг, брат. А если не сумею - придет твоя очередь. Хольд угрюмо кивает. - Расплатиться с процентом. - Конечно! Удачи вам, ребята. Они смотрят на меня неподвижные, подавленные и хмурые. Дружок вскакивает и скулит, не понимая, почему я ухожу один. Я же больше не оглядываюсь, только вперед, в Нарголлу. К моему кровному врагу. До темноты я преодолел пару миль, но свернул не к дамбе, а в сторону тракта, что ведет в Нарголлу. Тут я переоделся, стащив с себя все, что может помешать. Я не беспокоился за свою одежду, в которой был еще у мятежников. Но вещи, выданные Деворией и Веньяром, как и те, что побывали в руках имперцев, безжалостно упаковал в ранец. Я оставил все под камнем, не взял даже оружие, только десантный нож, взрывчатку и альпинистское снаряжение. Ужасно жаль сканер, темнота, хоть глаз выколи, но придется обходиться тем, что есть. А курточка-то легкая для морозной ночи. Не успел задвинуть камень, как меня зазнобило. Холод пробирает до костей. Бегу по горной тропе, что есть мочи. Как ни длинна зимняя ночь, успеть надо много. Без снаряжения легко, я быстро согрелся, но лоб и щеки горят от режущих порывов ветра, кажется, что кожа обожжена и слезает кусками. Глаза щиплет, наворачиваются слезы, густой пар изо рта мешает и без того плохой видимости. Но, тем не менее, дамбы я достигаю довольно скоро. Арочная громада из железобетона производит впечатление. Могучие контрфорсы сдерживают многие килотонны ледяной воды. Высота плотины метров сто, в верхней ее части водосбросные конструкции. А внизу лежит проклятая Нарголла, которую если и не смоет с лица земли потоком, то основательно затопит. С некоторой опаской ступаю на ровную широкую площадку, будто на крышу оримского небоскреба. Внизу перекатывает темные волны запертая вода. Куски льда стайками белеют, вьются по поверхности. Вода облизывает опоры дамбы, мечтая однажды разгрызть препятствие, раскрошить, смести с дороги и мчаться вперед вольным потоком, как предначертано от века. От взгляда вниз слегка кружится голова. Я бегу по плотине, колючий воздух режет горло, в глазах мелькают зеленые и красные звездочки. Стараюсь не думать ни о чем: ни о жаре в груди, ни о холоде снаружи, ни о возможной и близкой опасности. Жар - это хорошо, пластит не замерзнет и лучше скрепится. Мороз - это тоже хорошо, вряд ли патрули будут шататься в такую собачью ночь. Ну а опасность - вечный мой спутник с того дня, как я шагнул в окно портала. Добираюсь до середины плотины где-то около полуночи. Часы оставил под камнем, но по звездам вижу, что вполне успеваю. Внизу тихо, никаких подозрительных движений, голосов - ничего. Вбиваю клин-распорку в опору плотины, проверяю, чтоб сидел крепко, мои восемьдесят - вес не бараний. Продеваю веревку и, как положено, обвязываюсь ею. Рисковать по-глупому неохота, спускаюсь медленно, упираясь подошвами в стену дамбы, двойной трос плавно скользит в руке. Преодолев метров десять, перевожу дух. Стало жарко, мускулы гудят от нагрузки. «Стареешь, Дан» - не к месту замечаю я. Как следует закрепившись, расстегиваю куртку. Теплые, обернутые фольгой, бруски си-4 послушно мнутся в руках, расползаются по стене, проникая в самые мелкие трещинки плотины. Подсоединяю капсюль-детонатор и таймер. На это у меня уходит не больше десяти минут. Потом минирую опоры: ту, по которой спускался и соседнюю. Дело сделано, можно уходить с чувством выполненного долга. Подыхай, Нарголла, захлебывайся ледяной водой, я мщу, мщу за тебя, Корд! Злое ликование наполняет все мое существо до краев, раздирает неистовой, нечеловеческой радостью. Перехватываю веревку и вдруг на миг слепну. В первый момент не могу ничего понять, лишь инстинктивно дергаюсь в сторону, под защиту ребра опоры. Чуть ниже моих ног мелькает луч прожектора. Кажется, он обжигает, по крайней мере, куртка моя промокает в две секунды, словно оказался на пляже в жаркий день. Белые полосы скользят по бетонным перекрытиям плотины, я приникаю к контрфорсу, стремясь слиться с ним, стать бездушным холодным камнем, только бы не обнаружила охрана. Рано, рано ты обрадовался, Дан! Ты по уши в неприятностях. Глава 46 Я вжимаюсь в ледяной камень, пристываю к нему. Все мои усилия направлены на то, чтобы не трястись от холода. Внизу орудуют прожектора, но, к счастью, уже левее. Мне кажется, что сердце примерзло к ребрам, кровь в жилах остановилась, и, превратившись в сосульку, я сейчас свалюсь вниз. Но стеклянные пальцы намертво вцепились в веревку, и только это помогает держаться на высоте десятиэтажного дома. Когда лучи перемещаются далеко налево, я начинаю подъем. Ничего в своей жизни не помню сложнее этого мероприятия. Покрытая коркой перчатка скользит по веревке, подошвы ботинок - по бетонному перекрытию. Я несколько раз едва не срываюсь, но медленно ползу вверх. Я, наверное, должен молиться, но все чувства выстыли, и могу думать лишь о том, как замерз. Назад бегу медленно, хотя хочется убраться с плотины как можно скорее. Но двигаться быстрее я просто не могу, слишком измучен. Оказавшись возле тайника, сдвигаю камень и поспешно, дергано облачаюсь в бронекостюм. Подключаю сканер к батарее и настраиваю обогрев. Волны неживого электрического тепла мягко отогревают меня, расправляют скрученные судорогой пальцы, предплечья, голени. Хотя дрожь еще долго сотрясает тело, постепенно сходит на нет и она. Я без сил приваливаюсь к скале, собираюсь в комок, стараясь сохранить такое долгожданное и живительное тепло. Живот прилип к позвоночнику, поэтому, едва пальцы обретают чувствительность, достаю и распечатываю концентрат. Ледяные бугристые куски питательного брикета неуютно застревают в пищеводе. Я старательно грызу полезную гадость, потому что не знаю, когда смогу поесть в следующий раз. И смогу ли вообще. Потом глотаю энергетическую пастилку с банановым (ненавижу!) синтетическим вкусом. Мгновение раздумываю, стоит ли отхлебнуть из фляжки Веньяра. Делаю глоток, другой - и согреваюсь окончательно. Обожженные морозом, опухшие веки тяжелеют. Прикрываю глаза. Я не спал двое суток, мне необходимо хоть чуточку восстановить силы. Меня затягивает куда-то в теплую, блаженную черноту, будто в утробу матери. Там спокойно, защищённо и не надо никуда бежать, там отступают страх и сомнения, обиды и радости кажутся никчемными и пустыми. А самое главное наслаждение - покой и темнота. Лина красится долго и со вкусом. Меня всегда это раздражало, зачем, ведь лучше некуда, а мне невыносимо ждать. Лучше хоть что-то делать, пусть бессмысленное: одеваться, идти на вечеринку, пить шампанское, от которого пучит живот, болтать о чем-то со всеми подряд, играть в бильярд с юношами-мажорами из высшего общества. Скучно, но все же лучше, чем просто сидеть и ждать непонятно чего. Но сегодня я пригрелся в кресле, должно быть, я нездоров, раз мне нравится наблюдать, как Линка с художественным профессионализмом раскрашивает себе лицо. Она никогда не разрисовывает себя ярко; интересно, на что тратит час, если косметики на ней не видно. Только чуточку поднимаются уголки глаз, самую капельку блестят губы. На нее приятно смотреть: она наклонилась к большому зеркалу, слегка оттопырив подтянутую попку, халатик едва прикрывает ягодицы. Ноги - не от ушей, а нормальные - так и притягивают взгляд. Не хочу я ни на какую вечеринку! Лина мурлычет себе под нос веселую песенку, не спеша укладывает волосы, разделив темную копну прямым пробором. Скидывает халатик и тут же ловко ныряет в шелковое платье - скромное, до колена и без лишних блестяшек. Дочь лидера Умано - лицо междумирья, его гордость и достоинство. - Дан, ты готов? - не оборачиваясь, спрашивает она. - Готов, - сдавленно-бархатным голосом отвечаю я, так что она сразу понимает, К ЧЕМУ именно я готов. Оборачивается, критически оглядывает меня: - Не пойдет. Нельзя идти к Хамстелам в джинсах и свитере. Морщусь. Она вынимает из шкафа смокинг, долго копается в поисках рубашки и галстука. - Не старайся, - говорю я раздраженно, - все равно не надену. - Милый, ты должен. Там будут нужные люди, я хочу, чтобы ты был красивым парнем. Даже в смокинге я не избавлюсь от презрительно-завистливых взглядов Линкиной тусовки. Слишком я им не ровня. Не пью, не нюхаю, не колюсь. Не имею счета в оримском банке с километрами нулей и дряблого брюшка, которое не скроют даже кутюрье. Я чужак без шансов и желания сделаться своим. - Не собираюсь я быть красивым парнем среди накокаиненных пидоров и пьяных шлюх. Это чревато. - Не будь вульгарным, - спокойно улыбается Лина, - у Хамстелов никогда не бывает сброда. - Тогда тем более не вижу необходимости выряжаться. - Почему ты упрямишься по самым пустяковым поводам, Дан? - Лина начинает сердиться, но говорит неизменно спокойно и доброжелательно. Это ей посоветовал тот психоаналитик, которого я выгнал взашей. - Потому что не люблю быть посмешищем. Она подходит ко мне, наклоняется так, что я ощущаю едва заметный аромат ее духов и теплое дыхание на щеке. - Мне кажется, дело в другом, - ласково шепчет Лина, протягивает руку к тумбочке и, не глядя, нащупывает трубку телефона, - Мегги, - говорит она в трубку, - у нас появились неотложные дела. Если сможем, приедем позже. В любом случае, начинайте без нас. Ну вот, Дан, нас больше никто не ждет… Лина запускает ловкие пальцы мне в волосы, массирует, чешет за ушком, усаживается мне на коленки. - Дан, проснись! Лина отчего-то превращается в Веру: - Просыпайся, идиот! - она трясет меня за плечи. А потом откуда-то издалека доносится твой голос: - Дан, подъем! Вздрогнув, я открываю глаза и сослепу вскидываю винтовку. Очередь отшвыривает то теплое и живое, что только что было возле меня, касалось меня. Ничего не видно, кроме мелькания крошечных огоньков в раскинувшейся внизу Нарголле. Стреляю наугад в темноту, сухие щелчки рассыпаются по ледяным скалам, как горох. Ответные вспышки слепят, что-то трещит, несколько сильных толчков швыряют меня на скалу. Бок прорезала боль, но когда я почуял, что мне вот-вот придет крышка, появляется неожиданная подмога. Черная туша Дружка врезается в строй нападающих, по вымерзшей тропе грохочут десантные ботинки, автоматы захлебываются злостью. Приободрившись, я вношу свои десять центов в общее дело. Ну и шуму мы тут наделали!