Воспоминания Занзаса

На втором этаже в тихой жаркой комнате, в кресле, обивка которого выцвела, наверное, лет десять назад, сидел, сложив длинные ноги на столике рядом, молодой темноволосый смуглый мужчина с суровым выражением лица. Его взгляд через призму янтаря и хрусталя был устремлён куда-то далеко, хотя перед его глазами была лишь стена, возле которой стоял книжный шкаф, небольшой столик и цветочный горшок с каким-то причудливым растением, тени от которого были ещё более причудливыми. Также на стене висело большое зеркало в золочёной раме, в которой можно увидеть остальную часть комнаты. На противоположной стене висел портрет неизвестной женщины, под ним стояла небольшая софа с той же самой обивкой, что и у кресла, в котором сидел мужчина. По правую руку от него было два больших окна задрапированных в кучу портьер и тюля, напротив окон была дубовая дверь, рядом с которой стояли большие старинные напольные часы, тиканье которых всех раздражало; однако выкинуть фамильную ценность никто не осмеливался, и поэтому часы поместили сюда, чтобы не раздражали слух. При других обстоятельствах брюнет разнёс бы их в щепки и даже не мучился угрызениями совести, но сейчас всё было иначе, сейчас он был далеко от этих часов, он был в мире своих воспоминаний. Детство — несчастливое, сложное, он всегда хотел осуществить невозможное. Детство, которое он предпочёл бы забыть, не думать о нём, но образы и фразы сами собой заполняли разум как ядовитая дымка. И он в её отравляющем плену. Вот и руки женщины, которую он ненавидел очень долго. Ненавидел за её прикосновения, за её характер, за пьянство, за её безумие, за своё существование. Она была совсем юной, когда родила его, и какое-то время была нормальной, возможно. Но болезнь, она пришла и её ломало. Их обоих. Он был ребёнком. Это было не под силу для маленького мальчика. Слишком большое бремя. Он боялся её, боялся её холодных влажных рук, которые если не тряслись и не держали бутылку, тянулись к нему. Он боялся её глаз. Огня, который бушевал в них, но никогда не согревал, заставлял цепенеть и терпеть её холодные прикосновения. В такие моменты он молился, чтобы отец пришёл и спас его из этого безумного кошмара, но, увы, год за годом ничего не происходило, а к тому времени как ему стукнуло семь, матери стала совсем плохо. Минут, когда она становилась нормальной, становилось всё меньше, она начала забывать кто он, кто она. Иногда она становилась буйной, это невозможно было скрывать, поэтому вскоре её забрали. Сидя в своём укромном месте, куда он забирался, чтобы спрятаться от неё, чтобы никто не видел, как он плачет, как колотит по голой бетонной стене, своими маленькими кулачками, пока костяшки не превращались в кровавое месиво, мальчик видел то, как её увозили. Она брыкалась, кусалась и билась в истерике, крича что-то непонятное не своим голосом. Четверо мужчин потребовалось, для того чтобы её затолкать в машину и увезти. Это последний раз, когда он видел и слышал её. С того дня он стал сиротой. Взрослые за глаза, а дети напрямую называли его так, ему это не нравилось, хотя он и не знал долгое время значения слова. Мальчик набрасывался на всех и каждого, кто называл его так или косо смотрел на него. Он дрался каждый день и иногда не раз, и был весь в синяках, ссадинах и даже порезах. В работном доме, в который его поместили, и который был похож на тюрьму, у него единственного была отдельная комната. Небольшая коморка с железной кроватью, табуреткой и полкой, она была только его. За это остальные дети его не любили ещё больше, особенно ребята постарше. Им казалась такая привилегия несправедливой, незаслуженной. Поэтому группка ребят однажды решила показать ему, где его место. Семеро на одного и ещё один на стрёме, вот как это было. Он пытался дать отпор, но что может девятилетний против семерых, да к тому же старших ребят? Вот именно. Ничего. И печальный конец был, наверное, уже близок, но он решил пойти против правил. Он всегда так делал. Его ярость, ненависть, обида на весь мир, желание дать сдачи слились воедино. Все это дало ему силу, о которой он и не мечтал. Буквально за минуту он раскидал всех ребят, наградив каждого жуткими ожогами, напоследок оставив их главного. И вот стоя и прижимая его за горло к стене рукой охваченной огнём он смеялся. Смеялся как никогда. До слёз, словно безумный. После этого на него больше никто не смел поднять руку, все дети и даже взрослые сторонились его. Тот мальчик едва не погиб. Это обстоятельство вселяло страх. Он был не против этого, он всех их считал недостойным отребьем, мусором, с которым ему приходится сосуществовать. Так же с того дня им завладело желание выбраться оттуда, стать кем-то, но в девять лет он вряд ли бы смог чего-то добиться, поэтому он решил подождать несколько лет, а после этого сбежать из работного дома, который, он не сомневался, лишь временно будет его пристанищем. Что ж, он был прав, там он задержался ненадолго. Спустя всего пару недель появился человек, перед которым все взрослые лебезили. Человек был не молод и не стар, седина лишь коснулась его чёрных волос, одежда и обувь хорошо на нём сидели, и было сразу видно, что она качественная и дорогая, возможно, сшита на заказ. Мужчина обладал приятной и даже доверительной внешностью. Занзас наблюдал за ним, через маленькое пыльное окошко, у которого не хватало небольшого правого нижнего уголка, и он никогда бы в жизни не поверил, что этот самый человек является мафиози, и, тем более, что он явился за ним, пока управляющий приюта не привёл этого человека прямо в каморку к мальчику. Удивительно, как дети бывают: доверчивы и наивны… Всё что сказал в тот день, мальчику пришедший в работный дом посетитель, было принято на веру и не оспаривалось.… В тот день мальчик, наконец, обрёл дом и отца, о котором так долго мечтал. Хотя нет. Он обрёл отца, о котором и мечтать было нельзя. Добрый и понимающий, успешный и богатый, вселяющий всем уважение к себе, для ребёнка это было пределом мечтаний и счастья. Однако отсюда не следует, что история обрела счастливый конец. Определённо. Нет. Она лишь перешла к новой своей главе. И в этой самой новой главе, мальчик, который был нелюдимым изгоем, попадает в мир, не сказку, где непременно стал бы принцем, но в реальность, где стал наследником великой Вонголы. Огромной теневой корпорации хранящей традиции сицилийской мафии на протяжении нескольких столетий. А что полагается наследникам?             Помимо корпорации?                                     Денег?                                           Власти? Им полагается быть достойными преемниками. И так как первая цель маленького Занзаса была достигнута, он перешёл ко второй, главной. Стать в этой жизни кем-то, а именно достойным, как он понимал, наследником своего отца. Поэтому на протяжении последующих семи лет он упорно учился и создавал свою репутацию. И какую как вы думаете, он мог создать себе репутацию, учитывая прошлое и характер, а так же его нынешнее положение? Прошлое легло в основу, как прочный фундамент, создавая Занзасу репутацию человека жестокого, деспотичного и несдержанного, характер нанёс ей и ему самому отпечаток хладнокровной отчуждённости и нелюдимости, безжалостности. Новое положение сделало её и его обладателя человеком крайне высокомерным и презрительным к остальным, даже к своей свите, допускающуюся едва ли на расстояние вытянутой руки. Таким был официальный наследник великой Вонголы в свои шестнадцать лет. Что же думал на это счёт его отец? Человек с первого взгляда или даже при детальном его рассмотрении полная противоположность сына. Конечно. Такой человек, несомненно, старался повлиять всеми доступными силами на парня, хотя, увы, безуспешно. Так как ещё мальчишкой он впитал в себя ненависть, которая впоследствии переросла в пламя ярости. Пламя, которое делало его ещё более жестоким, придавая его репутации особый налёт: так как за несколько поколений, до нынешнего Босса Вонголы, был другой, у которого было точно такое же легендарное пламя ярости. И именно поэтому ни у кого, тем более у Занзаса, не возникало никаких сомнений о родственности Вонголы Ноно и его наследника. Правда открылась случайно. Не всем и не сразу. Блуждая по особняку во время очередного сборища по поводу дня рождения Дона Тимотео, Заназс зашёл в кабинет отца, взял случайно попавшуюся книгу, оказавшуюся по роковому стечению обстоятельств личным дневником Девятого, уселся в его рабочее кресло. Парень часто так делал. Первой датой в дневнике была та, где умерла Даниэлла, предыдущий Босс Вонголы и мать нынешнего. Сначала Занзас хотел поставить дневник обратно, но любопытство взяло верх. Он, конечно, знал, как и когда умерла его бабушка, но они с отцом никогда не обсуждали эту тему, хотя парень иногда и пытался заговорить об этом, ведь истории его матери и матери его отца были чем-то похожи, и их с отцом, во всяком случае, так думал Занзас. Обе умерли не своей смертью, парень не сомневался, что его мать была мертва, и винил в этом болезнь, считая её жестоким убийцей, с которым ему самому никогда не сравниться. Также обе они оставили своих сыновей в раннем возрасте. Поэтому и ему и отцу пришло не сладко. И не смотря на эти факты, история оставалась запретной, а тут всё, что хотел узнать Занзас, приплыло само, и никто об этом не узнает. И вот гонимый любопытством юный наследник Вонголы узнаёт то, что ему бы знать совершенно не хотелось. Он никто. Пыль. Мусор. Мелкая сошка. Прикрытие для настоящего наследника. Очень давно юноша не получал таких болезненных ударов судьбы и хуже всего то, что он, этот удар, был в сто крат сильней, чем все остальные, что были до и, что будут после. Болезненный жизненный урок, что он получил в наказание за своё любопытство. Если хотите кара за его отнюдь не самое благодарное отношение к отцу отчиму. Далее счастливое неведение сменилось отчаянным желанием наказать, заставить заплатить отчима за то, что его использовали как щит, пушечное мясо, да-да, именно так и думал Занзас, узнав горькую как желчь правду. Итак, что мы имеем? Злобного подростка-сироту, с характером невероятно скверным, если так вообще можно назвать человека с таким-то характером. А также обладающим острым умом, единомышленниками, они же его свита, приспешники и подчинённые, с характерами едва ли лучше чем у их лидера. Подростка-сироту-лидера озлобленного на всех и вся, мечтающего отмстить и имеющего на то все основания, ресурсы и возможности. И на что развитие сюжета может рассчитывать при таком раскладе? На бунт. Мятеж. Переворот. Смуту. Революцию. Восстание…. Несомненно! И именно это мы и получим, учитывая все факторы. Несколько месяцев тщательной подготовки и вот день, настал. Они ворвались в слабо защищённую резиденцию Ноно, чтобы покончить с ним. Всё шло как по маслу. Никто не ожидал такого поворота событий, для всех Занзас был наследником, приемником Вонголы. Поэтому сопротивление было слабым, если оно вообще было. И они убивали. Жестоко. Безжалостно. Кроваво. Особняк был захвачен за пятнадцать минут. Оставалось последнее. Устранить Девятого, надеть корону. Занзас, разумеется, приберёг роль палача для себя, поэтому он вступил в бой с отчимом, один на один, отослав всех контролировать территорию, так как не сомневался в том, что кто-нибудь да отправил сигнал «sos». Его свита должна была позаботиться, чтобы все решили, что Вария первой оказалась на месте, но было уже поздно. И офицеры сработали слажено, все поверили им. И уже ожидали появления нового Босса, но там внизу, где Занзас противостоял Тимотео, судьба решила иначе. Бесчисленные оскорбления и упрёки, заслуженные и не очень Тимотео Вонгола стерпел. Всё их молча, лишь отражая и защищаясь от ударов пасынка. И сколько не старался Занзас не мог разъярить и найти в защите отчима брешь или слабое место, чтобы пробить безукоризненную броню пламени неба. Ему не хватало опыта, а может он просто плохо старался? … Что-то упускал? … Но что? … И исход был таков: применив всего лишь одну атакующую технику — прорыв точки нуля, Тимотео завершил восстание, заковав её зачинщика в лёд, на долгие пять лет. По истечению, которых Занзас выбравшись, получил жуткие шрамы. Которые, если верить немногим выжившим очевидцам, если их обладатель впадал в состояние берсерка, увеличивались в размерах, словно живые напоминания проигрыша, старику. За прошедшие пять лет произошло несколько событий. Вопреки советам хранителей Ноно, его верных советников, варийские офицеры сохранили жизни. Правда была известна немногим. Остальные были убеждены в том, что на Тимотео Вонголу было совершено покушение, и ценой многих он уцелел, и в цену этого спасения вошёл Занзас. Так как было, в конце концов, надо объяснять его отсутствие в делах Вонголы. Вария, как независимая организация была упразднена, теперь она была полностью зависима от Вонголы, все земли, люди, акции, счета были подконтрольны Вонголе и строго контролировались ею. Временным лидером был назначен капитан Скуало, самый верный приверженец, почти друг, идей Занзаса, лишь благодаря ему Вария не канула в лету, и офицеры не разбежались без своего Неба, за эти пять лет. Отряд был сильно сокращён, собственно говоря, их осталось пятеро, и они по стечению обстоятельств выполняли самую чёрную работу. Проще сказать устранение всех, кто был опасен сейчас, тогда или в перспективе. И выполняли эти пятеро свою работу настолько же жестоко и кровожадно, насколько и качественно, что позволило приобрести Варии репутацию и статус в мире мафии как Элитного Отряда Убийц, а после того как Занзас снова вернулся в большую игру, они стали Независимым Отрядом Элитный Убийц. За пять лет лидер Варии изменился тем, что стал более выдержанным, расчётливым. За столько лет он почти смог лишиться главного своего недостатка — безрассудства. Именно обстоятельство позволило ему вернуть почти все свои позиции. А также за прошедшие пять лет вариец смог найти слабое место старика, остудив свой разум и приведя мысли в порядок, а также выстроив причинно-следственную связь от её начала до конца, слабое место Ноно Вонголы было найдено. Оно всегда лежало на поверхности. Слабое место, брешь — это наследник. И именно устранив, его лидер Варии сможет отомстить старику сполна. Имя таинственного наследника — Савада Тсунаёши, по записям в дневнике Девятого ему сейчас было пятнадцать лет, всего на год младше, чем было Занзасу в момент восстания. Лишь имя и возраст. Не так и много. И всё же нет ничего невозможного. Наследник, прошу прощения, наследница была найдена. Хотя при виде неё так сразу и не определишь, щуплая, угловая, наполовину японка, наполовину итальянка, с короткой стрижкой непослушных рыжих волос. И это наследник? Тот, кто стоял между Занзасом и креслом Босса Вонголы. Словно насмешка. Однако становилось ясно, зачем было дурить всех подставным наследником. И снова безрассудство взяло верх. Едва ли не наспех придуманный план, но тогда он казался идеальным, и потому действовать было необходимо немедленно. И снова…             снова проигрыш… Едва ли не прямое вмешательство аркобалено и недооценка, колоссальная, противникацы привела к новому поражению. Новому льду. Десятку новых шрамов. Он проиграл ей в битве за кольцо Неба. Он проиграл ЕЙ Вонголу. Девчонке. Той, кому она была не нужна. Той, кто боялся всего и вся. Той, кто сражался, не надеясь на успех. Той, кто верил упрямо и непоколебимо в правильность своего выбора. Она сражалась за друзей. За тех, кого она звала братьями. За тех, кто был с ней не из-за страха, но за уважение и веру в её силу. В то, что она способна на большее. В то, что она лучшее будущее Вонголы. Горечь проигрыша, когда он почти выиграл, почти попробовал вкус победы, едва не свела Занзаса с ума, в алкогольном угаре прошло четыре года. Удивительно, но несмотря на новое восстание, новый проигрыш, Вария продолжила своё существование. Снова обо всём знали немногие. И снова Вонгола Ноно решил уладить всё миром. По его прямому указу всё было обставлено, как подготовка истинной наследницы и её хранителей к восхождению на престол Вонголы. Два года виски, коньяк, абсент иногда лёгкие наркотики. Удивительно, но никто не догадывался о настолько плачевном состоянии лидера Варии, кроме его свиты. Кроме его друзей. Занзас, едва ли мог при своём характере примириться со своим проигрышем, мелкой, неуклюжей, глупой девчонке. Как такое могло случиться? Он ведь смог превзойти её по силе, а кольцо неба отвергло его. «Безродное отребье. Недостойный мусор, возомнивший себя наследником Вонголы». Он слышал этот суровый стальной голос, он знал, непонятно как, но он знал — это был голос Вонголы Секондо. Второго Босса Вонголы, самый жестокий и непоколебимый. Два года прошли настолько незаметно, что Занзас немало удивился, увидев своё заросшее густой щетиной лицо, скрывающееся за очень длинными чёрными сальными волосами. Таким он напомнил себе отребье с улицы, у которых нет ничего. Но он не такой. У него до сих пор есть деньги, власть, люди. Он не настолько жалок, не настолько отчаялся. Ещё не всё кончено. Он будет бороться. И поэтому, едва ли не с мазохистским наслаждением, Занзас появился через три месяца на юбилее Вонголы Ноно, окружённый своей свитой, он произвёл фурор. Никто не знал точно, о событиях семилетней давности, но когда лидер Варии ушёл в загул на два года, люди стали подозревать, шептаться, делать выводы. Поэтому появление его было ошеломительным событием для многих членов Альянса, а также десятого поколения. Но если первые пялились на Занзаса открыв рот, то вторые, вовремя спохватившись, вежливо приветствовали гостей, особенно постаралась Савада. Она напрямую задала вопрос Занзасу: «Не станцуете со мной танец, синьор Занзас?» Вопрос задан на чистом итальянском, без страха, а, наоборот, со скрытой угрозой в глазах, цвета цветочного мёда. Обескураживающая… гм… наглость, быстрое устранение конфликта, заставило Занзаса на один вечер стать настоящим мазохистом. Он принял столь вежливое приглашение. Со столь явной угрозой, прекрасно осознав, что той трясущейся, боязливой сущности нет. Есть лишь Вонгола Дечимо подготовленная ко всем ситуациям. С того вечера мысль о Саваде Тсунаёши не покидала его больше никогда. Он постоянно думал о ней, о том, как он её ненавидит, о том, как её уничтожит. Он не смог её победить. Но он не мог победить – ЕЁ. Она женщина, как бы не выглядела внешне, при битве колец, пять лет назад. Итак, с осознанием половой принадлежности появился новый план. Состоящий из захвата власти половым путём. Он точно знал, что за видом железной леди сидит сопливая девчонка с розовыми мечтами. Он был убеждён они все такие. Что все от пятнадцати до шестидесяти жаждут мыльных сказок и принцев. Что ж… стоит попробовать… Идеальный план, в котором была лишь необходимая репутация. Самого желанного мужчины мафии. И слава генам, богам, провидению, или наоборот, но Занзас обладал всеми качествами необходимыми для создания подобной репутации среди женщин, особенно если учитывать его прошлые заслуги на этом поприще. И буквально за два года приобрёл необходимую репутацию, так же он стал появляться лично на больших официальных встречах Альянса. Он даже был на том вечере, когда она стала полноправным лидером Вонголы, чего только стоило ему не сорваться. Занзас буквально превзошёл сам себя. Он пообещал ей танец. Её первый танец в роли Десятого Босса Вонголы. Перед самым началом вечера, выйдя из роскошного красного спортивного автомобиля, проходя мимо неё, отчима и своры её хранителей, он пригласил ее на танец. Вокруг было слишком много тех, кто был не прочь междоусобице, поэтому Савада, как и предполагал вариец, не смогла ему отказать. Все собрались, вечер был начат, официальные пафосные речи сказаны, и вот он ждал её в центре зала, на глазах у сотни людей, она медленно подошла к нему. Самой дальней частью своего сознания он отметил её достаточно необычную красоту. Огромные глаза необычного цвета, огненные волосы, которые удерживала целая армия шпилек, бледная почти прозрачная кожа, едва ли допустимая худоба, маленький рост, который не компенсировали даже очень высокие каблуки, и всё же очень женственные формы. Нет и следа от угловатого подростка, с которым он сражался при битве колец. Он уверенно вёл её в танце, наблюдая за её реакцией. Он прижимал её к себе, явно перебарщивая допустимую норму в вальсе, она старательно отводила от него взгляд, пряча за милой улыбкой волнение, а не щеках пылал румянец. Он волновал её, он был близко. Очень. По всей видимости, как никто. У неё даже вспотели ладошки, её маленькие и ухоженные. И всё же он хотел, чтобы она посмотрела ему в глаза, ему было это необходимо. Это было способом нанести обезоруживающий удар, после которого до победы останется совсем немного. И это произошло. Музыка оборвалась, он выпустил её из объятий, и она позволила себе посмотреть ему в глаза, мёд оживил в его воспоминания тот самый момент, когда она смотрела на него с нескрываемой жалостью, безмерным сочувствием, перед тем как заковать во льды прорыва точки нуля во время битвы колец. Но было не это в её глазах тем самым, что он хотел в них увидеть. Он знал, что это обязательно всплывёт в его памяти, но он был готов и справился с этим, не подавая вида. И за это был вознаграждён. В её необычных глазах он прочёл, что музыка оборвалась слишком быстро, неожиданно. Савада была не готова к этому. Значит в её глазах он тот, кем хотел быть, а значит осталось совсем немного, тень ухмылки легла на его губы, едва коснувшись взгляда. Спустя неделю он прислал ей огромный букет кроваво-красных роз, без записки. И так он делал так долго, пока на телефоне не высветился неизвестный номер. Он не ответил. Зато на следующий день появился на пороге особняка десятого поколения лично. В руках у него была охапка кроваво-красных роз. Конечно же, его встретили цепные церберы, но нападать они первыми не стали, поэтому пройдя сквозь толщу их осязаемого недовольства и бессловесной угрозы, Занзас оказался в кабинете у Савады. Большой кабинет, наполненный светом и тяжёлым запахом роз, которые стояли тут, там, там, везде. Увидев это, он позволил себе широкую улыбку, такую, которая действовала обескураживающе на женщин. И не дождавшись приглашения сесть, он сам разрешил себе сделать это, причём сел он на край стола Десятой. Это было весело. Он безмолвно протянул ей букет, она, поколебавшись, приняла, тоже молча. Снова эта обезоруживающая улыбка. А затем он, немного помедлив в тишине, встал и вышел и кабинета. Так он приходил к ней ещё неделю, словно приручая опасного зверя, который не выдержал на восьмой день. Как обычно машина, оставленная поперёк двора, ждала хозяина. И вот уже он готов был сесть и уехать, но из особняка выбежала Савада. — Что это всё значит? — громко спросила она. Коронная улыбка, словно удачный гол. — Решай сама, — ответил Занзас, надевая солнцезащитные очки и садясь в своё авто. На следующий день букет Босс Варии отправил с лакеем, а также с запиской — приглашением в ресторан. С того вечера каждая сицилийская шавка знала, что между Десятой и Занзасом что-то есть. И единственный помимо, конечно, Занзаса и всё ещё доверчивой Тсунаёши, кто был рад такому был только Вонгола Ноно. Остальные члены Вонголы в один голос твердили девушке, он ей не пара, и даже Реборн так считал. Во многом это было обусловлено тем, что они не верили ему, тем, что не хотели верить. Пока не случилось, то, что случилось. На очередном сборище Альянса, было совершено покушение на Десятую. Стреляли в Десятую, но вовремя среагировав, Занзас заслонил Тсунаёши, организовав тем самым себе путёвку в больницу. А впоследствии и безграничное доверие со стороны всей Вонголы, так как в ходе тщательной проверки, оказалось, что Вария к нападению никоим образом не причастна. И ещё одним следствием оказалось почти круглосуточное присутствие Тсунаёши в его палате. И вот на это он хоть и мог рассчитывать, но не думал, что обернётся для него таким образом. Отрицание. Гнев. Торг. Депрессия. Принятие. Отрицание: Оно началось с простого вопроса: «Как ты себя чувствуешь?» — спросила Тсунаёши, озабоченно смотря ему в глаза. «Замечательно» — машинально отвечает Занзас, улыбаясь ей искренне, только ей. И вот тут и началось. Один простой вопрос. Один простой ответ. Повели за собой цепную реакцию других вопросов ответов, которые привели к простому ответу — Занзас влюбился. Гнев: Осознав такое, Занзас сбежал из больницы. Сбежал и напился как последняя скотина, еле добравшись до своего особняка. Утром в особняк пожаловала Савада, он не хотел её видеть. Он хотел её разорвать на части. Хотел поцеловать. Обнять. Застрелить. Застрелиться. Эмоции, такие яркие живые, они были как опиум, застилали всё вокруг не давая думать.  — Прости. У меня очень много дел сегодня, — проговорил Занзас, и на автомате целуя рыжую макушку, а затем он быстро, как только мог, сбежал от неё, оставив ничего непонимающую Саваду на попечение уже всё осознавшего Скуало. Осознавшего и принявшего неизбежное. Торг: Он ненавидел это слово. Он ненавидел торговаться. Занзас считал, что это для бедных. Для сирых и убогих. Но сейчас, облокотившись на машину, он стоял под окнами Савады и торговался со своими принципами, целями, убеждениями. Было около девяти вечера, в её окнах горел свет, он знал, что она может подойти к окнам, но готов к этому не был. Савада помахала ему рукой, но он не ответил, вместо этого он сел в машину и уехал. Депрессия: Вот уж действительно, её он встретил как доброго друга. Столько раз он впадал в её объятия, что она стала для него другом. И вот сейчас гоня по трассе на скорости почти космической, он припал к её губам и отчаянно впился. Он приехал в особняк к Девятому. Он был всё тем же. Охрана пропустила его. Он зашёл, влетел в особняк, поднялся на второй этаж, бегом преодолел две галереи и залетел в кабинет Тимотео. Он крушил там всё подряд. Стрелял куда ни попадя. Он был в отчаянии… Принятие: На шум естественно поднялась вся охрана, но была остановлена на полпути к кабинету, самим Тимотео. Даже хранители Ноно были отправлены к себе, так как мудрёный опытом старик, прекрасно знал, что сейчас происходит с его сыном. Войдя в свой почти разрушенный кабинет, Девятый был не удивлён, что его сын устроил поистине колоссальный погром, сумев разнести всё, что там находилось. — Что ж, полагаю тебе тут больше громить нечего, поэтому могу предложить тебе мою спальню, я давно хотел сделать там ремонт, — дружелюбно проговорил Тимотео. Занзас посмотрел на отчима как на источник всех его жизненных невзгод и бед. Они молча смотрели друг другу в глаза, пока старик не увидел, что шрамы сына стали меньше. — Я полагаю, ты не думал, что твой план обернётся вот так? Молчание. Долгое. Мучительное. — Я люблю её, — с предательским блеском в глазах проговорил Занзас. — Я знаю. — Прости меня… отец. — сдавленным голосом проговорил брюнет, крепко обняв старика.                                                                                                                   Итак… На втором этаже в тихой жаркой комнате, в кресле, обивка которого выцвела, наверное, лет десять назад, сидел, сложив длинные ноги на столике рядом, молодой темноволосый смуглый мужчина с суровым выражением лица. Его взгляд через призму янтаря и хрусталя был устремлён куда-то далеко, хотя перед его глазами была лишь стена, возле которой стоял книжный шкаф, небольшой столик и цветочный горшок с каким-то причудливым растением, тени от которого были ещё более причудливыми. А также на стене висело большое зеркало в золочёной раме, в которой можно увидеть остальную часть комнаты. На противоположной стене висел портрет неизвестной женщины, под ним стояла небольшая софа с той же самой обивкой, что и у кресла, в котором сидел мужчина. По правую руку от него было два больших окна задрапированных в кучу портьер и тюля, напротив окон была дубовая дверь, рядом с которой стояли большие старинные напольные часы, тиканье которых всех раздражало, однако выкинуть фамильную ценность никто не осмеливался, и поэтому часы поместили сюда, чтобы не раздражали слух. И вот дверь неожиданно открывается и противным скрипом дерева и металла врезается в несчастные напольные часы, разнося их в щепки. На пороге комнаты Скуало. — Вроой! Всё готово, ты идёшь на церемонию? — ехидная улыбка, — Жених. — Скуало, ты тоже когда-никогда женишься, —, а это, — показывая на разнесённые в щепки часы, самодовольно улыбаясь, — фамильная ценность Воголы, она тут пару сотен лет, я не думаю, что тебе это простят. — Вроооооооооой!!!