Сказки

Книги в доме Линка появлялись из самых разных мест — из лавок старьевщиков в столице, купленные за осколки рупий и покоробившиеся от влаги; от друзей, с захватанными страницами и символами, смазанными пятнами; с чужих книжных полок, столов или пола, чаще всего в заброшенных домах, а иногда и нет, чьи корешки и обложки звали его, покрытые пылью и пахнущие остро и незнакомо, солью, небрежностью и забытой любовью. Некоторые из них он не раз перечитывал. Несколько, не все. На пару книг хотелось лишь смотреть, будучи приниженным их весом и происхождением. Некоторыми — и одной из них в особенности — он никак не мог насытиться. Большая часть книг хранила знаки его образования, медленного и бессистемного — нацарапанные углём заметки, подчеркивания, обведенные символы. Большая часть хранила знаки его странствий — сыплющийся из сгибов песок, пятна травы на обложках, перекосившиеся от воды корешки. Страницы, заляпанные оранжевыми пятнами тыквенного супа — склеившиеся от желе Чу — потемневшие от крови. Книги, подаренные ему принцессой, он хранил как святыни. Толстые книги по истории, несколько философских тезисов, книги об астрономии и музыке, томики поэзии. Последние он любил больше всего, так как ее любимые произведения хранили следы ее пальцев, ее запах роз. Он запомнил их не только из-за своей привязанности к ней, не только чтобы видеть ее бесхитростную радость, когда он пел их ей, вполголоса, словно молитву, предназначенную лишь ей одной — но и потому, что эти стихи, да одна книга, были единственным, что осталось от короля герудо — человека, которого они убили. Зельда хранила поэзию, а Линк хранил книгу — тоненький томик сказок народа герудо, который он читал столько раз, что переплет растрепался, и страницы, вытертые до мягкости, стали выпадать. Он сшил кожаный чехол, чтобы сохранить книгу, но все равно был ненасытно голоден до нее. Он просто не мог оставить ее в покое дольше, чем на ночь. Он понятия не имел, сколько уже раз он читал о мудрой королеве, свергнутой своей злой сестрой и переодевшейся глотателем шпаг на карнавале, чтобы отвоевать трон обратно — о служанке, превращенной в кабана и вынужденной возить на спине волшебника, заколдовавшего ее, пока ее кузина не отсекла его голову — о солдате, что повела своих сестер в бой против короля балблинов и его легиона. Была и сказка о создании, как герудо и хайлиане были одним народом, пока Фэрор не проиграла спор и не была вынуждена разделить их — сказка о Плато Герудо и о демоне, построившем его, только чтобы быть обманутым хитрой старушкой, пообещавшей ему свою душу. Линк не мог выбрать любимую — все эти истории жили в нем, за сомкнутыми веками и на кончике языка: о монахине, нашедшей золото в пещере молдорма, о девушке, пробудившей спящего в песках принца, о ведьме, укравшей кожу зора для своих зелий. Лишь в этой части его жизни — касающейся этой книги — он был жадным, ненасытным, поглощающим без передыху. Но всегда что-то оставалось между заломленными, пожелтевшими страницами, среди выцветших от солнца букв, значений и нюансов, расцветавшими все новыми красками, чем больше он преследовал их — пиршество для его жадности. Это был король герудо, кто показал ему это, способ, каким истории открылись и продолжали открываться. Линк показывал книгу принцессе, даже однажды пытался читать ей. Но она просила его прекратить, просила его уйти, закрывала лицо. Он принял это как знак того, что эти истории, как и всё, что было между ней и королем герудо, было для нее просто невыносимо вспоминать, настолько воспоминания, вызванные этими сказками, были болезненными, живыми и ужасными. Он не понимал, почему лишь истории, а не стихи, вызывали такую реакцию. Но он предполагал, что они действовали так же и на него. Стихи поднимали его сердце, а сказки заставляли его тонуть — но именно сказками он не мог насытиться и с волчьей жадностью, до тошноты, поглощал их. Здесь были сказки, что король герудо шептал ему однажды в темноте, слова, что струились по позвоночнику и губам Линка. Линк засыпал за этой книгой, думая о сказках, отпечатавшихся на коже короля — столь могущественных заклятиях, что Линк чувствовал их жала в поте Ганондорфа. Линк думал о своих руках, погруженных в гриву густых рыжих волос короля, находя сказки о сестринской любви, врезавшиеся в нефритовые гребни, серебряные шпильки, кокосовый запах масла. Эти сказки, что убьют его, эти сказки Ганондорф приучил его любить, и эти сказки — единственное, что он него осталось. Какие сказки, гадал он, были написаны на стали, вонзившейся в сердце Ганондорфа? Какие сказки пролились кровью и обратились в уголь и пепел под палящим солнцем? Какие сказки умолкли навеки с одним ударом его клинка? Он искал их среди других сказок. Искал их среди королев, гоблинов и хитрых старушек, на страницах, рассыпающихся по полу. Искал, не имея ни малейшего понятия, на что же они будут похожи, если он их найдет.