Калейдоскоп

Он коротко выдохнет и сомкнёт веки. Грубая ткань повязки отрежет от тёплого света, который тонкая кожа не способна полностью остановить, и оставит перед глазами лишь калейдоскоп разноцветных пятен. Красивый, как и полагается, совершенно по-особенному. И начнётся игра. Пауки-ладони грубыми щёточками пальцев пробегут невесомо по медным пружинам волос и обнимут пустоту там, где должны бы столкнуться с хищными кистями-ласками. Гулкий смех лучом солнца взрежет тишину-тьму и ему отзовётся чуть хриплый, глубокий звон женского хохота. Слова-звёзды будут сыпаться из её рта, а он безмолвно будет внимать, жадно впитывая каждую каплю. Ведь с резкими жестами коршунов-рук, которые он не увидит, но точно различит среди размытых прикосновений полотен ветра; с тихой дрожью нового рокота-смеха, зародившегося словно бы в двух клетях-механизмах одновременно, обнажает кристальные грани одно на двоих зрячее сердце. Паутинкою-песней окажется хохот, а улыбка под пальцами сладкой. Проволокой-щетиной чуть оцарапает мягкую кожу. Холод тонких браслетов на запястьях и десятков крохотных бусин, спрятанных между медных прядей. Или сотен? Кому важны такие подробности, когда под босыми ступнями проседает песок и на податливом грязно-жёлтом полотне остаются две цепочки следов. Чуть смазанные отметины меньшего размера волны смоют почти сразу, а вот над глубокими вмятинами, то и дело отклоняющимися от курса, океану придётся потрудиться. Им и не нужно видеть, чтобы знать, какими взглядами проводят их прохожие. Двое босых и совершенно счастливых людей с повязками на глазах идут по улицам вечернего города. Их не волнуют ни чужие взгляды, ни опускающаяся на долину ночь. Высокая женщина с тёмно рыжими кудрями и острым языком слепа от рождения, а осторожно сжимающий её пальцы великан уже давно не замечает никого, кроме незрячей ведуньи, затворяющей раны и находящей путь так уверенно, словно это он слеп. Люди видят ведьму с премерзким характером и чародея-неудачника, за какой-то проступок выдворенного из столицы. Это ведь каждому очевидно. Кто-то посмотрит осуждающе. Кто-то произнесёт что-то неодобрительное, возможно, породив новую сплетню, которая быстро разлетится по бедному на события провинциальному городу. Кто-то и вовсе не обратит внимания. А двое не увидят никого из них. И дело не только в повязках. В конце концов, разве толпе решать, кто действительно слеп?