«Не оборачивайся»
У Лидии в глазах лишь кромешная темнота да страх, пронизывающий её тело тысячами игл, когда она слышит шёпот тёмного лиса. У Лидии на бледных и дрожащих губах кровь, вновь начинающая просачиваться из небольших ран, что появились в первую же ночь, проведённую в этом треклятом лабиринте. У Лидии ступни стёрты в кровь и ноги едва-едва двигаются, не давая нормально и быстро идти — она пошатывается от каждого шага. Шёпот в голове отдаётся звенящим эхом, приказывая вернуться к тёмному духу, овладевшему телом человека, которому Лидия верила больше, чем кому-либо другому. Её истощённое тело дрожит от каждого порыва слабого, но обжигающе холодного ветра, а горло першит при каждом вздохе — сырой воздух приносит ощущения острого лезвия, проходящего по глотке.«Не оборачивайся»
Плечи, покрытые лиловыми пятнами, помнят холодные прикосновения (не)человеческих рук, пальцы которых то нежно, почти что не касаясь, гладили, то грубо, словно желая убить, обхватывали горло, постепенно предотвращая доступ кислорода. Бледные губы помнят его болезненные укусы, что для него были лишь игривыми поцелуями, которые будоражили лишь его кровь. Стайлз называл это играми, которыми должен наслаждаться лишь один игрок — и он наслаждался. О да, он действительно наслаждался этой игрой, когда пристально, с лисьим прищуром, смотрел в зелёные опустевшие глаза и с восторгом рассказывал, что он в очередной раз придумал для неё, касаясь ладонью девичьей щеки и ощущая дрожь. О, чёрт, какой азарт охватывал его разум. Лидия же смирилась, с каждым днём теряя счёт времени, а вместе с тем и постепенно угасающую надежду на спасение.«Не оборачивайся»
С каждым его прикосновением её душа гнила. Лидия знала это. Лидия это чувствовала, ибо игнорировать ощущения полного душевного опустошения просто-напросто невозможно. Её душа гнила стремительно-быстро, оставляя лишь обыкновенную оболочку в виде израненной пытками девушки. Но даже тогда, когда Стайлз смотрел на неё, измученную до невозможного, его глаза загорались неясным ей восторгом. Для него она была действительно по-своему прекрасна — молчаливая, покорная и... всё такая же привлекательная, даже несмотря на обильное количество синяков и ссадин.«Не оборачивайся»
Лидия пытается бежать, не оборачиваясь и прислушиваясь ко внутреннему голосу. Надежда, ещё только недавно разгоревшаяся внутри неё крохотной искрой, окончательно потухла. Испарилась. Исчезла. Оставила ни с чем. Даже при том, что надежда — это всё, что у Лидии было, когда она решила ослушаться его приказа оставаться и ждать, пока не вернётся. Тревога преследует её, обволакивая душу, подобно склизким теням. Страх дышит ей в спину и будто бы шепчет, что ни черта у неё не выйдет. Сомнения кричат немым криком и приказывают вернуться назад — к тёмному духу, овладевшему дорогим ей человеком; к его поцелуям-укусам, доказывающим его полное превосходство; к его прикосновениям, что способны и боль невыносимую доставить, и нести в себе пугающую и не присущую ему нежность. Осознание ужаснейшего всегда приходит, стоит только обернуться назад — и весть тот путь, что был пройден, уже не является таким долгим и трудным.«Не оборачивайся»
— Хорошая попытка, Лидия. Сердце уходит в пятки моментально. Нескрываемый ужас окатывает её с головы до пят, подобно ледяной воде, заставляя тут же остановиться. Его голос проникает глубоко под кожу, сковывает движения в неосязаемые кандалы, предотвращая попытки хотя бы сделать крохотный шаг. — Обернись же. Лидия знает, если обернётся и увидит его — окончательно утратит и без того крохотную и уже почти погасшую надежду на спасение. Голос Стайлза всегда действует на неё чуть ли не лучше любого гипноза, как бы она не старалась сопротивляться. Лидия жмурится словно от невыносимой головной боли и сжимает зубы, пытаясь подавить всепоглощающее беспокойство, когда страх всё же чуть ли не разрывает грудь.Стой на месте. Противься его голосу и манипуляциям. Скажи что-нибудь, чёрт подери.
Вот только...
...только не оборачивайся.