Promise me

– А я татуху новую набил. Сам себе. Больно было – абзац просто. Я старался не вникать в то, что ты говоришь, отводить взгляд, не видеть тебя, ведь я даже не хотел сюда приходить, но ничего не получалось: всё равно ненароком я цеплялся взглядом за твои черты лица, мимику и всё глубже погружался в воспоминания. Когда всё началось? Когда Микки Милкович в очередной раз пришёл грабить «Kash and Grab»? Может, когда в то же время этот самый типичный гоп во всём районе слишком уж покорно подставлял мне свою задницу? Тогда мы были совсем ещё подростками, и я не понимал, что происходит, неосознанно стараясь быть рядом с тобой и одновременно оставаясь на расстоянии. К тебе в голову даже не приходила мысль рассказать всем о том, что между нами происходит, доводя иногда всё до маразма и уходя от проблем, собственно, прямиком в тюрьму. Смотрю на надпись на твоей груди и узнаю мои имя и фамилию, где в последней ты сделал две ошибки. – Господи, вокруг, блять, будто воспаление, – это даже не беспокойство. – С чистыми иглами тут напряг, – прячешь этот шедевр, уголком губ всё же улыбаясь. – Ага, только Галлагер пишется с двумя «л» и без «о». Вижу непонимание на твоём лице, сменяющееся чуть ли не испугом. – Слыш! Харе пиздеть! Я молчу, и ты понимаешь, что это была не шутка. – Ну ебаааааать… – это всё, что ты можешь сказать прежде, чем мы начинаем смеяться. Казалось, что хуже той неопределённости просто не может быть, но я ошибался. При этом я ошибался не один раз. Было такое чувство, что ты специально своими поступками приносил нам двоим ещё больше боли, лишь бы только не признаться самому себе в том, что место в твоём прокуренном и отравленном литрами алкоголя сердце занято мной. Всё поменялось неожиданно, когда моя болезнь стала прогрессировать, когда ты перестал бояться своего отца и уже открыто заявил о том, что ты, блять, чувствовал всё это время. Ну а теперь глянь, во что ты превратил нашу жизнь, заполненную и так отходами людских страданий. Единственное, что приносит мне немного спокойствия и какое-то подобие счастья, – это время, проведённое вместе. Нет. Не так. Время, когда ты был со мной. Чувствовать вкус твоих губ, смешанный с металлическим вкусом нашей крови и пива, банку которого ты выпил за раз даже не моргнув, было незабываемо. Мы стояли возле какого-то стадиона, где пару лет назад ты вмазал мне за попытку поцеловать тебя, нас могли увидеть, и тогда бы мы точно не выбрались оттуда живыми, но было настолько плевать на какие-то внешние факторы, что я лишь крепче прижимал тебя к себе, стараясь ещё собрать в своей голове остатки разума. Ведь ты буквально начисто сбивал меня с толку, твоя близость просто сводила с ума, не давая никаких шансов вернуться обратно. А после, когда уже мы были в моей постели абсолютно без сил и я был занят вырисовыванием пальцем бездумных узоров на твоём торсе, ты пообещал никогда не бросать меня. И знаешь, ничего и не нужно было, кроме этих слов, мы ведь не сопливые девчонки, жаждущие вселенской любви и счастья. А жизнь наша не сказка с концом, достойным принцесс. Наклоняясь в тот момент к твоему лицу, я успел прошептать в твои губы то, что слышать мог только ты, и именно этот поцелуй был, считай, самым первым и единственным в нашей жизни, который я всегда буду вспоминать во что бы то ни стало. Ты всегда сдерживал своё обещание, даже тогда, когда я отчаялся, потерял смысл во всём, совершая глупости. Как будто бы пришла моя очередь рушить то, что с таким усердием строилось между нами. Все говорили, что всё будет хорошо – банальная фраза, если уж размышлять сейчас на чистоту. Не всё будет хорошо. Всё не может быть хорошо. Я не обращал внимание на слова своей семьи – лишь чувствовал их касания, объятия, слышал тихие всхлипывания – и всё это было неважно, потому что я в состоянии был видеть только твои глаза, наполненные разочарованием, выдававшие твои мысли, в которых ты не смог найти способ исправить меня. Тогда моё сердце пропустило удар. Ты подходишь ко мне, крепко обнимаешь, губами незаметно прижимаясь к шее, и снова эти слова. Я никогда тебя не оставлю. А возвращаюсь я совсем другим человеком. Ты не узнаёшь меня. Потому что я абсолютно ничего не чувствую. Лекарства имели свой побочный эффект, о котором либо врачи не знали, либо посчитали ненужным сказать, ведь зачем эмоции человеку, который не дружит со своей головой? Все твои попытки достучаться до меня оказались тщетны, при этом ты слишком настойчиво пытался впихнуть мне таблетки, которые якобы мне помогут. Не помогут, ведь я не болен. Я не чувствую. Микки, я любил тебя единственного, больше таких, как ты, пиздливых и дрочливых южных гопников, уверен, нет, но это не то, что стоило бы произносить вслух. А стоило ли распускать сопли по этому поводу? А не пошло ли всё нахуй? Ты здорово мне всё объяснил без слов: лишь сильными и точными ударами по жизненно важным органам, от боли которых я просто не мог встать, хрипло и жадно вдыхая воздух. – Я, блять, сука, просил тебя пить эти чёртовы таблетки! Просто пить блядские таблетки! – орал ты на весь район, и именно в тот момент я почувствовал эту жизнь. И плевать, что ты так и оставил меня лежать на мокрой и холодной земле, я знал ведь, что, когда вернусь, увижу тебя спящим на своей кровати. – Эй, Йен, ты будешь меня ждать? Я буквально завис в своих мыслях, забыв, что ты безостановочно мне что-то втираешь. – Тебя посадили на пятнадцать лет… – Так ты будешь? Моё молчание ты расценил как-то по-своему, потому что в глазах снова появилось что-то похожее на разочарование и вселенскую грусть. – Бля, ну, можешь соврать, – не выдерживаешь и буквально прожигаешь меня взглядом. Нас разделяют длинные пятнадцать лет, невозможность даже дотронуться друг до друга, не говоря уже о том, чтобы поговорить без лишних людей, но разве это трудности? Разве всё то, что между нами произошло в течение пяти лет, наполненных всякими безрассудствами, не показало, каким именно будет мой ответ? Ты единственный, кто достучался. Единственный, кто смог бы всё это выдержать. Единственный, кто рядом. – Микки, блять, закрой свой рот, который так и хочет произнести что-то до пиздеца сопливое и жалкое. Ты моя сучка до конца. Конечно же, я буду ждать.