***
Наверное, все начинается с Сакуры. С неба сыпется ледяная взвесь снежинок. Снег — словно белая ткань, которой накрывают трупы погибших. Природа подчищает следы, засыпая холодной белизной пропитанную кровью землю. На мгновение кажется, что в бесконечном и чистом мире нет ни войн, ни пролитых слез. - Нам надо поговорить, Наруто, — говорит Сакура, а в глазах у нее бездна стылой извести, словно застывшие листья мяты. Тронь — рассыпятся жалящими осколками. Снежинки падают на покрывало, и голос теряется среди них. Добирается до ушей, но не доносит сути. - Я люблю тебя, — говорит Сакура так, будто слова — эти слова, священные, крамольные, — ничего не значат. Будто не было бесконечного, извечного — Саске-кун… Верни его, прошу тебя, Наруто, Саске-Саске-Саске… Будто Наруто не слышит и не чувствует, как бьется ее сердце, как переполняет ее боль, как осыпается осколками прямо сейчас зеленое крошево трав в ее глазах. Будто не было никогда: ни команды номер семь, ни миссий, ни сражений, ни черного взгляда и тихого дыхания за спиной, и поддержки, и опоры — ты такой идиот, Узумаки. Пугливый котенок. Будто есть Наруто и Сакура — и нет больше никого. А вместо мелькавшей на краю сознания тени возвышается стройная фигура Сая — безэмоциональная улыбка и холодный, расчетливый взгляд. Что же ты делаешь, Сакура. Что же ты… Боль переполняет, захлестывает, а ее слова — такие злые, такие жестокие, — сенбонами врезаются в сердце. Она просит забыть данное обещание. Она не понимает, не видит, не осознает, что нет уже его; только его, Наруто, собственное безнадежное, отчаянное стремление — догнать, схватить, прижать к себе, и не отпускать — никогда, ни за что. Вернись к нам, Саске. Сакура-чан нуждается в тебе. - Я… — дыхание перехватывает и кажется, что легкие никогда больше не смогут втянуть в себя пахнущий далекими кострами воздух. — Я ненавижу людей, которые врут сами себе! И почему-то кажется, что он тоже себе врет. Но пока — пока! — достаточно понимания: Наруто спасет Саске. Вне зависимости от данных обещаний.***
Когда-то давно Итачи сказал Наруто, что мир шиноби не изменится. Что он живет в мире фантазий и что однажды, ему, как шиноби, придется принять очень тяжелое решение. Убить свое сердце — это достаточно тяжело?.. Приказ об уничтожении Учихи Саске подписан Советом Каге. Ничего нельзя изменить. Но это ведь не значит, что нельзя попробовать? Сорвать голос, сбить руки в кровь, подставить лицо под удары Каруи, стерпеть любую боль, упасть на колени и молить о помиловании. И броситься следом. Туда, где решается судьба отступника. Сай останавливает на полпути. Он смотрит на Наруто долго и тяжело, но в черноте его глаз нет и доли той бездны, что когда-то схватила за сердце шипастой рукой и сжала, лишая рассудка. - Сакура собирается сама убить Саске, ведь так? — спрашивает — утверждает — Какаши-сенсей, и Наруто давится вздохом. Это дико, совсем неправильно — если кто и должен вытащить Саске из тьмы, так это Наруто! Сакуре не место там, она слишком чистая, слишком живая для того мертвенно-бледного света, в котором они оба увязли. - Но почему? — спрашивает Наруто, и он искренне, совершенно точно не понимает. Зачем убивать? Почему все вокруг говорят об убийстве? Каге, Итачи, Сакура — все вокруг словно помешались, словно не видят самой сути, словно ослепли!.. Или, возможно, Наруто ослеп сам… Это не их дело. Не их — всех тех, кто не знают его, кто никогда не видел, как он улыбается и язвит, кто не знает, как он усмехается и как бездна в его глазах дрожит и манит, обещая равенство и братство. Это не их дело. Если уж так случится, что Наруто увязнет сам, если тьма, в которой погряз Саске, окажется слишком сильна, если он не сможет, не справится, не сумеет — то уж лучше… Уж лучше он сам убьет его. Сам. Ведь Саске его лучший и единственный друг. - Потому что она любит его, — пожимает плечами Сай с видом начитавшегося книжек гения. У Наруто неожиданно перехватывает дыхание и сердце начинает колотиться, как ненормальное. Словно сейчас Сай скажет что-то, что выдернет его из груди и бросит на стылую, прогорклую пыль. - Ведь Саске опускается все ниже, и я не думаю, что она сможет смириться с таким его положением. Заткнись, Сай, заткнись. - Полагаю, потому что она любит его так, что хочет спасти от такой ужасной участи, — безжалостно продолжает он. Молчи-молчи-молчи!.. - Она чувствует, что должна сделать все сама. Она согласилась с убийством человека, который ей дорог. Молчи!!! - Потому что любит его. В снегопаде дыхание вырывается облаком трескучего стылого инея и оседает мелкими снежинками на вороте плащей. Снег заглушает все звуки. В оглушающем стуке собственного сердца Наруто вновь не различает смысла слов. Кто-то что-то говорит. Кто-то произносит фразы. Легким намеком на улыбку вырываются изо рта Гаары жалящие, ледяные речи. - Ради защиты Кьюби… Обрывки, осколки фраз… - Если любой из Акацуки… Даже Саске… Обломки, сверкающие, осколками стекол впивающиеся в сознание кусочки смысла… - Я буду безжалостен. Это как волна. Как огромная, всепожирающая, сметающая все стихия. Беспощадная, бездушная, жгучая. Накатывает и приносит понимание — безнадежное, отчаянное, такое логичное, такое понятное. Такое простое. Как он раньше не понимал? Как он мог ошибаться — так сильно? Воздух не желает врываться в легкие, воздуха — слишком много, он везде, он вездесущ, непримирим, ледяной и безжалостный. Он уничтожит, если стоишь у него на пути. Ты не друг мне, Саске. Ты мой убивающий воздух. Теряя сознание, растворяясь в темноте, Наруто успевает подумать, что теперь он понимает Сакуру лучше всех. Намного лучше ее самой.***
Разумеется, он сбегает и бежит, не жалея сил. Туда, где чакра Сакуры качается острыми кончиками зеленой травы. Туда, где она совершает ошибку. И, разумеется, убить Саске не так просто, как думают Сакура и совет Каге. В десятки, сотни раз сложнее. Саске же его соперник, чего еще они могли ожидать? И когда он спасает Сакуру и становится напротив Учихи, и когда Саске открывает рот и что-то говорит, и когда Сакура кричит за спиной, а Какаши-сенсей отодвигает их с дороги, Наруто не слышит. Он смотрит и смотрит, и не может насмотреться — на бледное лицо, серую пелену уставших пустых глаз, кровавые дорожки и спутавшиеся черные волосы. И сердце стучит так сильно, что нечем дышать. И очевидное настолько очевидно, что почти смешно. Как он мог раньше не замечать?.. Или может быть замечал, просто слова никогда не давались легко, а назвать чувства правильным именем не менее сложно, чем донести их до чужой души. А Саске впереди — искровавленный и уставший, и он говорит о чести и долге клана, и о мести Конохе, и о Данзо он тоже говорит. Много неважных, ненужных слов. Наруто слышит, как Саске кричит внутри. И бросаясь вперед, под клекот чидори и свист разенгана — навстречу, дотянуться бы, дотронуться! — Наруто кричит в ответ. Так же беззвучно. И боль в царапине от отравленного куная расползается по телу тягучей волной, но она — ничто. Ведь Саске кричит.***
Забавно, Саске. Ты и я. Могли бы легко оказаться на месте друг друга. - Один шаг не в ту сторону, и я бы стал таким же как ты, — говорит Наруто, а глаза Саске напротив серые и невзрачные — покрытая жемчужной серостью радужка, тонкая нитка рябинных полос до разбитого подбородка — словно слезы. Зачем ты плачешь, Саске? - Я думал, никогда не стану ни с кем близок, пока не встретил таких людей, как ты и Ирука-сенсей, — говорит Наруто, и голос его, словно шепот океана, разносится в белоснежной пустоте. Ты тоже пустой внутри, Саске. Чистый лист. Скажи же, скажи, твердит себе Наруто, но, глядя в жемчужный глянец, ему удается только улыбнуться и выдохнуть: - Я так рад, что встретил тебя. Здесь нет ни ветра, ни жизни — только дыхание вырывается из приоткрытых губ и касается щеки. Твое дыхание — все, что у меня осталось. Улыбнись мне в ответ, Саске. Улыбнись.***
Тоби и белый ублюдок, от которого несет смрадом и требухой, наклоняются ближе. Наруто сжимает зубы и шагает вперед, и говорит, и просит подождать. Просит их, но на деле — лишь Саске прислушивается к его словам. Ты слушаешь, Саске? В этом месте тоже нет ветра, и хрустальные капли воды капают с каменных холодных стен. В их негромком перезвоне единственное, что по настоящему важно, затихает и сглаживается. Не слыша сердца, нельзя сказать, что жив. Ты жив, Саске? Мы с тобой — живы? - Подожди, — срывается с тонких губ. В черной беззвездной ночи серая пелена скрывает эмоции. Ты знал, что твои глаза похожи на небо, Саске? Темное, холодное, бесконечно далекое, бесконечно одинокое небо. Дай мне дотянуться. Позволь. Говорят, в битве двух первоклассных шиноби они мгновенно читают мысли друг друга при столкновении их кулаков. Говорят, они могут заглянуть друг другу в душу и понять, что чувствовал тот, чьи кости трещали, а глаза молили о прощении. Я простил тебя, Саске. Простил. - Скажи, — вырывается хрипло — как стон, как последняя клятва, — смог ли ты заглянуть мне в душу? Понять, что я чувствовал? Ответь. - Ты увидел, что случится, если мы сразимся вновь? Ответь же!.. Вот он я — перед тобой. Неужели ты так и не понял?.. Неужели ненависть и боль так сильны в твоей душе — так же сильны, как я смог услышать? Неужели ты не слышишь, неужели не чувствуешь — вот он я. Бери. Уничтожай. Разрушь. Насыться. Убей меня, Саске. Мне нет жизни в твоей тьме. - Мы погибнем вместе. Здесь сталь и копоть, и кровь покрывает каждый метр прожженной земли, а вода под ногами — алые крылья погибших синехвостых птиц. Наши птицы счастья погибли здесь, Саске. Ты сам их убил. - Я возьму на себя бремя твоей ненависти… Я справлюсь. Я смогу. Ты просто услышь. - И мы умрем вместе. Я обещаю. Что еще мне сделать? Что еще положить к твоим ногам, как еще мне вывернуть душу, что еще отдать? Бери, бери… Я твой. Возьми все, что есть — весь свет, всю силу, всю радость, все надежды, разрушь все мечты, уничтожь меня — но живи. Будь собой. - Потому что я — твой друг. Ты не друг мне. Ты все — все, что есть, что было и будет. Ты часть жизни, ты суть, ты смысл, ты опора, ты светоч в ночи, ты — мой свет. Погрязший во тьме, запутавшийся, одинокий. Я здесь. Посмотри. Улыбнись для меня. - Если сложится так, что мы оба погибнем, — говорит Наруто и ерошит рукой спутавшиеся, пропахшие гарью волосы, — больше не станет ни Учиха, ни джинчурики или кого-то еще… Исчезнет твое бремя. И мы сможем понять друг друга в следующей жизни! Перестук капель отражается от пропитанных кровью стен и стремится вверх, ввысь. В бескрайнюю небесную синь.***
Что-то чувствуется в груди. Неясная тяга — горячая, тяжелая, словно бремя тысяч прожитых лет. Словно чья-то потерянная связь. Наруто не может понять, в чем дело, но чувствует — это связано с Саске. Это ли не ирония — в конечном итоге все и всегда связано с Саске. Он отправляется на остров в Стране Молний и, встречая там свою тень — того, кем мог бы стать, того, кто не боится признать — обида гложет внутри, — он думает о Саске. Тот посмеялся бы и сказал — вот видишь. Все они, кто в Конохе, — такие. Смотря в глаза матери, дотрагиваясь до ее нежной кожи и видя перед глазами уродливые рваные раны, он думает о Саске. Что бы он сказал про его маму — его прекрасную, воинственную, погибшую мать? Обещая поверженному лису спасти его от ненависти, он думает о Саске. Тот нашел бы язык с Девятихвостым Демоном — ведь ненависть, сжигающая их, безумно похожа. Иногда Наруто кажется, что его не хватит на них обоих и на весь мир. Но потом он отбрасывает глупые мысли. Ведь это его путь. Когда Итачи просит позаботиться о Саске, у Наруто получается выдать залихватскую фразу. Большое достижение — улыбаться, когда внутри все кричит и бьется в судорогах сжигающей Саске ненависти. На какое-то мгновение Наруто кажется, что он и впрямь чувствует его боль. Клоны разбегаются в разные стороны — тысячи клонов и тысячи мест. И всюду боль, кровь, смерть. Сталь лязгает о сталь, на прозрачной глади лезвий застывшая кровь кажется ржавым полем свежей гречихи, и люди Альянса гибнут сотнями. Неисчисляемыми тысячами тысяч. Где ты, Саске?.. Где же ты…***
Мадара и Обито. Да, сука-жизнь, это очень смешно. Наруто смотрит на окруживших его Хвостатых и чувствует лишь невыносимую усталость. И даже наконец обретенная, почти долгожданная дружба с Курамой не в силах ее побороть. Просто — еще один камень с плеч. Просто — ненависти в мире стало чуть меньше. Но главный груз все так же давит грудь, мешая вдохнуть. Среди бесчисленных сражений — механических, рефлекторных, запутавшихся в вязкой трясине тумана, — Наруто неожиданно просыпается от невыносимой, невероятной боли в груди. И от отчаяния, и надежды, и обиды — такой невозможной, что нечем дышать. И распирающее, впервые мелькнувшее счастье душит сильнее всего. Ты встретил Итачи, да, Саске?..***
Десятихвостый. Еще смешнее, правда?..***
В сером кружеве пыли кровь Неджи кажется темной кляксой пролитых на бумагу чернил. Ты знаешь, Саске… Жизнь шиноби — дуновение от крыльев порхающей бабочки. Сожги тонкую вязь узоров — и ветер стихнет. Ты ведь умеешь сжигать?..***
Наруто чувствует их чакру до того, как силы окончательно исчезают. Первый, Второй, Третий, отец. Они спешат как могут и где-то в глубине души Наруто знает, что они успеют. Верит в них. И Саске… Саске тоже спешит.***
Здравствуй, Саске. Я рад, что ты пришел. - Команда номер семь снова в сборе! — восклицает Наруто и кулак стукается о ладонь с глухим лживым звуком. Это ложь, Саске. Тебя нет с нами.***
Присмотрись, Саске… Знаешь… Рычит Акамару, и черные жуки Шино витают тысячами жалящих крупинок. Кричит Ино, и Чоджи превращается в огромную смертоносную махину. Хината ступает погибшему брату след в след, и только Шикамару замечает: это не экзамен на чунина. Это. Война. А Десятихвостый пылает черным огнем проклятых глаз. Это война, Саске. Мы дети наших отцов, отчаянное поколение, верящее, что беда минует и обойдет стороной. Счастливые, улыбающиеся, пылающие верой и надеждой. Присмотрись. Ты чувствуешь бездну? Она ждет. Не ходи туда, Саске. Останься со мной.***
Джинчурики Десятихвостого, Обито, Учиха Мадара, воскрешенные Каге. Честно говоря, Наруто уже запутался во всех этих поворотах, которые отчебучивает жизнь, поэтому собирается поступить так же, как делал всегда: пойти и набить всем морду. А разбираться как-нибудь потом. Если это потом вообще когда-нибудь настанет. - Успокойся! — голос Саске разрывает нетерпение и странным образом не успокаивает. Горячит и раздражает, и огромный бушующий ураган чакры внутри мгновенно сужается в смертоносную огненную воронку. Дай ей волю — и она сметет все на своем пути. - Следи за боем! — говорит Саске, и Наруто следит. А руки дрожат от предвкушения и готовности мгновенно сорваться вперед. - Не суетись, Наруто, — говорит Саске, и Наруто ждет. — Не беспокойся за них, а просто наблюдай и анализируй их бой. Вихрь внутри качается огненным водоворотом, и все ближе друг к другу пламенеющие потоки. Все сильнее напряжение. Наруто ждет. Ты чувствуешь, Саске? Потому что я чувствую, как пламя у тебя внутри закручивает пришлый ледяной смерч.***
Ты чувствуешь это? Скажи мне, Саске, ответь! Мне важно знать. Как сливается чакра, как бывшие незыблемыми границы распадаются пеплом на стылом ветру, как стираются грани, как ветер ревет, подхватывая сияющее антрацитовой мглой пламя, как сердце стучит, копируя чужие тона, как бьется в унисон… И кажется, что воздух один на двоих — врывается в легкие и пахнет мечтой. Ты чувствуешь это? Сливаются лица, гибнут люди. Чакра Обито давит сотнями молотов на плечи — тяжелая, мутная, душащая. И люди должны быть важны, но на деле — ничто не важно. Ты рядом, Саске. И губы разъезжаются в безудержной, счастливой улыбке.***
В ночной тишине гремит звон тысяч кунаев, и крики сотен людей почти заглушают гудение собранной в огромные шары чакры. И распускаются на узловатом дереве гигантские мясистые цветы. Ты знаешь, Саске… У Учихи Обито совершенно нет вкуса.***
Всюду лица — скукоженные, искореженные, с выпитой до дна чакрой и пустыми мертвыми глазами. Тысячи мертвых лиц. Говорят, в глазах мертвеца можно увидеть тень его смерти. Лгут. В них пустота и нескончаемая печаль, и подернутые поволокой забвения зрачки, и сожаление — бесконечное, беспощадное. Мир шиноби создан из плода дерева могущественной принцессой, всего лишь желавшей завершить войну. Знала ли она, сколько смертей принесет в мир ее желание? Знала ли она… Десятки лиц, глаза мертвецов, и в каждом Наруто видит вопрос. Почему не спас, почему не защитил, почему-почему-почему? Ведь давал обещания, ведь срывались с губ самонадеянные, уверенные слова. В воздухе пыль и дым, и запах гнили плывет туманом ладана. И в каждых глазах — бесконечный вопрос. Не спас, не смог, не сумел. Отчаяние захлестывает с головой. Что он может? Пятнадцать минут и распустится уродливый цветок, и мир погрузится в извечные грезы. Что может он, всего лишь пацан, которому завтра исполнится семнадцать? Что может он, всего лишь мальчишка, не сумевший даже докричаться до того, кто единственно важен… Как может он кого-то спасти, не сумев спасти даже себя?.. - Я прошу вас не сдаваться! — говорит Хаширама, и он не просит. В интонациях — воля того, кто привык приказывать и повелевать. Но разве приказом заставишь бороться? Те немногие, чьи глаза не смотрят с упрямым безжизненным интересом, склоняют головы и прячут взгляд. И они правы: Хашираме, погибшему десятки лет назад на очередном витке бесконечной войны, не понять, каково это, цепляться за жизнь. Он давно забыл, что значит дышать, что значит чувствовать скольжение ветра по разгоряченной коже, и слышать в груди биение сердца… А мы с тобой помним, Саске? Фиолетовая тень мелькает впереди. Наруто вскидывает голову и сквозь застилающие глаза слезы видит его спину — свободная рубашка, сведенные лопатки и огненным веером знак великого клана. Огонь и ветер… - И это все, на что ты способен, Наруто? — спрашивает Саске насмешливо и презрительно. Но в зрачках у него все то же ожидание и безмолвный приказ: вставай, борись, сражайся. Будь собой. Не разочаровывай меня, усуратонкачи. - Я только начал разогреваться, — все так же насмешливо продолжает Саске, и спустя мгновение махина Сусаноо несется навстречу замершему в вышине Обито. Твоя спина — у меня перед глазами. Маленький одинокий мальчик уходит вперед. У него непримиримо торчат темные волосы и руки спрятаны в карманах. И падает вниз поднятая рука, потому что — ну как? Не прикоснуться и не дотронуться. Надо было окликнуть тебя, Саске. Я думал об этом снова и снова. И качели перед Академией — островок покинутых птиц, и статуи в Долине Завершения — холодные и безэмоциональные, как и лицо с глазами темнее сумрака и самой беззвездной ночи. И столько смертей, и не произнесенных слов, не пролитых слез, совершенных ошибок… Ты знаешь, Саске… Я не хочу ни о чем сожалеть. Не хочу оглядываться в прошлое и думать о том, что мог бы тогда изменить. Все, что мы есть, Саске: наши ссоры и крики, и вечное противостояние, и окружившая тебя тьма, и моя протянутая рука, и извечные попытки дотянуться — это все мы. Наша суть. Все, чего нам удалось добиться, все, что мы выдержали, что пережили, преодолели, несмотря на то, что кости ныли и сердце грозилось выпрыгнуть из груди. Все, чем мы являемся. - Я не позволю пропасть этому даром! Саске! Я с тобой! Плечом к плечу. И может быть кажется, но в паутине шарингана мелькает удовлетворение. Ты не сомневался во мне, да, Саске?***
Черта с два я позволю убивать моих друзей! Рыжая чакра клубится и бьется дыханию в такт. Лечит раны, затягивает разорванную кожу, дарит жизнь. - Идиот-Наруто! — отчаянно восклицает Сакура. — Заботься о собственном бое! Лечить — моя работа! - Ты ошибаешься, Сакура, — качает головой Ино, глядя туда, где шумит и грохочет, и пляшут смертельный танец две огромные смазанные тени. — Наруто делает это неосознанно. Он всем сердцем желает спасти Шикамару, и это желание так велико, что чакра действует помимо его воли. Я защищу вас! - Запомните! Земля — наш верный союзник! — кричит Цучикаге и скрытый Камень ревет в едином порыве глотками сотен шиноби. Я не позволю вам умереть! - Грянем рок в этой дыре, чуваки! — грохочет Райкаге и скрытое Облако рокочет в ответ молниями сотен глаз. Я спасу вас! - Как женщина, я не могу пропустить драку, — томно говорит Мизукаге и рявкает: — Выдвигаемся, парни! — и скрытый Туман сжимает сотни кулаков тисками беспощадного водопада. Я не позволю! - За мной! — приказывает Казекаге и скрытый песок шуршит уверенностью сотен лиц. Я буду бороться! - Отправимся же вслед за своими мечтами! — кричит Первая Тень Огня. — Мы на верном пути! Скажи, Саске… Ты помнишь, где потерял свои мечты?***
Удар за ударом, движение за движением. Песок скрипит на стиснутых зубах, а Обито так невероятно быстр, что не поспевает глаз. Но Саске рядом. И каждый раз, когда неимоверно печет горло и глотку, и шар Биджу разрастается перед глазами, Наруто видит, как Саске натягивает очередную смертоносную стрелу. И такое чувство, словно не было всех этих лет. Словно они не разделялись ни на мгновение, ни на секунду. Словно они продолжение друг друга — слаженный, сработавшийся единый механизм. С одним на двоих разумом, с одной на двоих душой. И все сливается в бесчисленную череду ударов, и каждое мгновение веришь — тебе прикроют спину и не позволят погибнуть. И можно расслабиться, и отпустить часть сознания, чувствуя, как в ответ поступают так же. Я верю тебе, Саске. Я тебе доверяю. Обито хватает их в клещи собственной техники. Покров лиса растворяется, не выдерживая напряжения. Наруто падает на землю и слышит, как Саске — живой, почти невредимый, — валится сзади. Саске в порядке и больше ничего не важно. А Обито говорит. Он такой же запутавшийся, такой же погрязший во тьме. Он тоже оступился, но рядом не было того, кто мог поддержать, схватить за плечо и вернуть на правильный путь. Я рядом, Саске. Протяни мне ладонь. - Альянс развяжет новую войну! — говорит Обито и в чем-то он бесконечно прав. Суть шиноби не изменится, как бы Наруто ни старался — Обито не первый, кто это говорит. Ради тебя, Саске. Если для того, чтобы вытащить тебя из тьмы, надо прекратить все войны этого мира — я их прекращу. - Друзья ударят тебя в спину, а любовь к этому миру немедленно обратится в ненависть! Деревня и даже Саске уже однажды бросили тебя! А твоя любовь к Джирайе породила ненависть! А к тебе, Саске?.. Что породила моя… - Друзья снова предадут тебя! У тебя нет причин сражаться за этот мир! Он вскоре исчезнет. Кто же сделал Обито таким, Саске? Ты посмотри. Ты оглянись. Я — есть у тебя. - Почему ты продолжаешь бой? — спрашивает Обито. Учиха стоит за спиной — уставший, запыхавшийся, истощенный. Смотрит, и его взгляд прожигает спину между лопатками. Ты ждешь моего ответа, Саске? - Потому что это мой путь ниндзя! И я ни за что не откажусь от своих слов! Ты слышишь, Саске? Я не откажусь. Я тебе обещаю. И спустя мгновение его чакра чувствуется совсем рядом. И, сгорая в рыжем безумии, Наруто ощущает, как холодное пламя Сусаноо ласкает лисий покров чешуйками брони. Огромный, закованный в доспехи лис ревет, бросая вызов небесам.***
Они освобождают Хвостатых. Саске первым протягивает руку навстречу и тянет вместе с Наруто их чакру. И кто знает, как все обернулось бы, если бы не он. Они побеждают Обито. Саске пытается убить его, а потом это же пытается сделать Какаши-сенсей, но обоим мешает Минато. Хоть один здравомыслящий человек. И это к лучшему. Прав был Наруто — где-то на бесконечном пути Учихи Обито потерялся тот, кто должен был подхватить его у самой земли. Оборачиваясь на Саске, Наруто думает, что они — они оба — упали уже гораздо ниже. Но ни на мгновение не сомневается, что вытащит задницу Учихи даже из Ада. А потом отец вспоминает про ненормальное дерево и такого же ненормального Мадару, и Наруто проклинает свою память: как он собирается стать Хокаге, если не может удержать в голове больше двух дел сразу?! Правда, первое дело щупальцами отчаянной жажды вросло в самую душу и, кажется, близится к исполнению. Ты же вернешься домой, Саске? Бросаясь к дереву, Наруто еще верит, что все будет хорошо. И даже когда Мадара окончательно воскресает — логика жизни взяла выходной, и закон подлости решился оторваться на полную катушку, — Наруто все еще верит в лучшее. Лишь объединение двух противоборствующих сторон — есть путь к счастью, да, Мадара? Ну что ж, ты сам это сказал. Готовься. Узумаки Наруто и Учиха Саске сейчас надерут тебе зад. И только когда Курама исчезает в уродливой огромной статуе, а расплывшаяся в груди пустота кажется осколками разорванной на двое души, Наруто понимает — ничего не будет хорошо.***
В чужой и незнакомой темноте нет ни звуков, ни дыхания ветра, ни запаха, ни вкуса. Ничего. Наруто падает все глубже и глубже, и где-то далеко угадывается тихий плеск воды. Погружаясь на дно, нет смысла барахтаться — ведь там может ждать тот, кто давно уже привык ко тьме. Так больно… Курамы больше нет, а грудь воет и кричит, словно распоротая чем-то острым. И, наверное, сердце не бьется. Но это не важно. Так больно, Саске… Держись… Не умирай.***
Разве это не смешно, Саске? Индра и Асура. Мадара и Хаширама. Мы с тобой. Старик Риккудо — глубокий голос, непонятные слова, тут же сменяющиеся молодежным сленгом, пустые глаза. Бездна без дна. Ты протягиваешь ему руку в ответ, Саске?***
В беззвучии слов и пустоте чужого подсознания улыбка Сакуры кажется блеклой и неуверенной. Болят заживающие ребра, а в стылой траве ее глаз застыл вопрос. Наруто чувствует его, но не собирается отвечать. Она не важна. Ничего не важно: ни Какаши-сенсей, ни Обито, ни отец, ни изуродованный Гай, ни даже ухмылка и изумленно-всетревоженный взгляд Мадары напротив. Все это шелуха и морок, и опадает частичками серого пепла реальность — стоит только вдохнуть один на двоих воздух. И все равно, что между ними многие и многие километры пути, и горы, поля, и бескрайняя сушь. Расстояние несущественно, когда кровь, и дыхание общее, и сердца бьются в унисон, а планета — тоже одна на двоих. На руке жжет клеймо, оставленное Риккудо-сеннином. Как клятва, как знак братства, как данное обещание. Какое-то время Наруто не может оторвать взгляда от своей руки. Я чувствую тебя, Саске. И ты, наконец, меня слышишь.***
Это безумие. Помутнение рассудка, помешательство, сладкий морок дурмана. Саске рядом, он дышит с ним в унисон, и чтобы понимать друг друга не нужно даже мыслей. Его присутствие ощущается — всей кожей, всем существом, раскаленными розгами по оголенным нервам. Наруто вздрагивает всякий раз, стоит Саске скосить глаза в его сторону. И он видит, как ежится Учиха в ответ. Это безумие. Мадара силен. Но кажутся глупостями техники наподобие лимбо: не спрятаться от того, кто видит и чувствует все, что когда-либо существовало. Ты считаешь себя объединением кланов Сенджу и Учиха, Мадара? Ты ошибся. Истинное единство обошло тебя стороной. Это безумие. Саске невероятно, неимоверно быстр, а от остроты его зрения у Наруто болят глаза. Это отвлекает: постоянное мельтешение, мелькание того, что заметил Учиха, биение чакры, нити реальности. В какое-то мгновение Наруто закрывает глаза и оказывается, что зрения Саске хватает на двоих. Это безумие. Рана на руке болит и вполовину не так, как должна бы, а Саске скованно поводит неповрежденным плечом — чувствует. И когда Мадара задевает его, Наруто задыхается от чужой боли и разделяет ее — напополам. Теперь «невозможно» — лишь слово. Слова никогда не важны. Это даже забавно. Шутить, ругаться, перебрасываться оскорблениями. Словно те времена, когда они доставали Какаши-сенсея, вернулись в вечной спирали времени. Словно им снова двенадцать. Словно не было — ни боли, ни предательства, ни смертей. Словно Наруто не слышит, как Саске пуст внутри. И когда Мадара неожиданно применяет Бесконечное Цукиеми, а Саске спасает их, Наруто даже не удивляется. Он, пожалуй, перестал удивляться. И даже когда вместо Мадары появляется Кагуя, Наруто лишь непримиримо стискивает зубы и подходит ближе. Так, чтобы плечом к плечу. Нет ничего невозможного, Саске. Ты только не просто слушай. Услышь.***
Здесь лава плещет под ногами, а жизнь Сакуры и Какаши-сенсея висит на тонкой полоске свитка. Ненадежная преграда подступающей смерти. И птица ловит его в свои когти. - Если один из нас умрет, то мир погибнет. Мы должны выжить любой ценой. Сакура и Какаши случайно оказались с нами. Ты ведь понимаешь, что я имею в виду, не так ли? — спрашивает Саске, и голос у него пустой и бесцветный. Ему и правда все равно на них. Он давно оставил прошлое и команду номер семь позади, в забытых снах и потерянных в бесконечных тренировках воспоминаниях. Он разорвал все связи и лишь одну нить так и не смог оборвать. Когда у тебя в руках окажется достаточно острое лезвие, Саске, что ты сделаешь? - Я именно так и собирался действовать. Вот только… в такие минуты мое тело двигается само по себе. Как у тебя тогда, на мосту. Ты ведь помнишь наш мост, Саске?.. - Я уверен, ты понимаешь, о чем я говорю… Не так ли, Саске? Ты понимаешь. Скажи, ответь, дай мне убедиться. Ведь я люблю их и не хочу терять. И в такие минуты тело и правда движется само по себе — всеми силами защитить то, что по-настоящему дорого. Пожалуйста, Саске. Скажи, что я тоже дорог тебе. Пожалуйста.***
Здесь жар и пламя плещет под ногами, запертое в облик древней, разгоряченной земли. И пекло внизу жжется и недобро хрустит осколками камней. Ждет. И Кагуя исчезает в черных провалах, из которых тянет памятью и временем. Здесь холод и лед. И снег кружится мирно и спокойно, скрывая далекий замок на скале, и в ту же секунду нападает на Наруто острыми ледышками снежинок. И Саске просчитывает и составляет планы. Слушая его голос, Наруто находит силы не только спорить, но и огрызаться. Но кажется, что ледяной мир заморозил что-то в самой душе. Когда Саске исчезает в провале, из которого пахнет песком и жаром, Наруто лишь крепче стискивает зубы и продолжает нападать на Кагую. Даже сейчас он чувствует чакру Учихи и злость его, и недоумение. И сосредоточенную решимость. На что ты решаешься, Саске? Почему-то немного страшно. Им не помеха даже граница между измерениями — такая тонкая, когда врата открывает Кагуя, и непреодолимая, если пытаешься пробраться сам. Что будет дальше, Саске? Что мы будем делать, если наши миры разойдутся слишком сильно? Так далеко, что станет не слышно… Саске выкарабкивается, как делал это всегда. И смотрит бесконечно родным и бесконечно далеким взглядом. Сосредоточенным. И пустым, таким пустым. Сейчас Наруто предпочел бы пустоту. Здесь грохот битвы и чакра ревет в ушах. И Кагуя смотрит бесконечно мудрым взглядом, а в нем — шепот океана и дыхание земли, и рев ветра и шелест дождя. В нем целый мир, потому что она — и есть сам мир. И запечатывая ее, Наруто лишь кривится. Ощущение близкой беды такое сильное, что нечем дышать. А ты чувствуешь, Саске?.. Пожалуйста. Саске, пожалуйста. Путь беда будет не из твоих рук.***
- С днем рождения! — улыбается Минато, и это последняя его улыбка, которую видит Наруто. Сквозь пелену слез, застилающую глаза, он смотрит, как отец растворяется в ослепительном свете, распадается на кусочки, и ощущение его присутствия медленно тает в воздухе. Прощай. И пусть все идет не совсем так, как хотела мама… Но я все же нашел человека, которого люблю. И да. Он так же крут, как и она. Поцелуй ее от меня. Я думаю… Ты знаешь, я думаю мы скоро встретимся!.. Скоро… Ведь правда, Саске?..***
- Моя цель, это революция! Пожалуйста, Саске, не надо. - Чибаку тенсей! Не надо, Саске, не надо… И старик Риккудо сокрушается бесцветно и глухо. Словно не видит, словно не чувствует — ни боли, ни злости, ни всепоглощающего, всепожирающего, разрушительного отчаяния. Ожидания скорой беды. Вот она, беда, Саске. Наступает на пятки. Пожалуйста. Я прошу тебя. Не надо. Ты ведь знаешь, чем это кончится, да, Саске? Ты чувствуешь то же, что чувствую я. Ты знаешь. Не надо. И столько боли и столько отчаяния в знакомых глазах. Ведь были времена, Саске, когда твои глаза молили о прощении. Просили о помощи. О чем ты просишь сейчас, Саске? Ответь мне. Я целый мир положу к твоим ногам. Но не позволю тонуть во тьме. Не позволю погружаться все ниже. Ниже ничего нет. Только бездна, Саске. Ты чувствуешь ее? Она ждет. Не ходи туда. Останься со мной. - Я положу конец этой семейной распре! Здесь и сейчас! И почему нечем дышать?..***
В Долине Завершения разгорается последними лучами закат. Водопад шумит, срывая и комкая слова, слетающие с губ. И серые камни сверкают каплями взлетающей ввысь влаги. Мне нет нужды слышать тебя, чтобы знать о чем ты говоришь, Саске. Тебе ведь тоже?.. - Я один, — говорит Саске. В его глазах нет света. Даже лунного отблеска звезд. Там пустота. — И я должен в одиночку нести на своих плечах бремя всей этой ненависти. Ты не один, Саске. Ты не один. - Тот, кто сожжет огонь ненависти пяти деревень своим пламенем. Кто сможет взвалить на свои плечи весь этот груз и не сломаться. Ты не сможешь, Саске. Тебе не нужно. Ведь я есть у тебя. Я есть! Пожалуйста, услышь! Хочешь ненавидеть? Ненавидь меня. Хочешь изменить мир? Я изменю его — если ты хочешь, Саске. Ради тебя. Мы вместе изменим. Хочешь прекратить войны? Давай прекратим. Давай, Саске, прямо сейчас, пожалуйста! Я молю тебя… Я никогда и никого кроме тебя не молил. Пожалуйста. Не надо.***
Ты и я. Свет и тьма. Любовь и ненависть. Ты и правда ненавидишь меня, Саске?.. Говорят, в битве двух первоклассных шиноби они мгновенно читают мысли друг друга при столкновении их кулаков. Говорят, они могут заглянуть друг другу в душу. Я заглянул тебе в душу, Саске. Я же знаю, что ты… И ты заглянул в мою. - Прощай, мой первый и единственный друг! Я не отпущу тебя одного, Саске.***
- У меня осталось совсем мало чакры, — рычит Курама. Наруто вытирает растрепанным рукавом лицо, только больше размазывая грязь. Соленая кровь капает из разбитых губ, затекает в горло. На то, чтобы сплюнуть ее, не хватает сил. Ни на что уже не хватает. Ни на что. Ты видишь, Саске?.. Я пуст. Так же, как и ты. Хоть в чем-то мы похожи. — Я отдам тебе ее всю до капли. А смысл? В чем смысл всего этого? Наруто оборачивается на нависающего лиса, глядит исподлобья. Курама смотрит мрачно и тяжело, но ни на мгновение не сомневается в победе своего джинчурики. Ты видишь, Саске? Даже Курама не понимает, что мы уже проиграли. - Правда, после этого я провалюсь в сон и не смогу помочь, — голос разносится по подсознанию. От голоса дрожат стены, и плещется под ногами вода. Голос достигает ушей, но не вызывает отклика. Ничего уже не вызывает. — Так что используй ее мудро и не позволяй ему одолеть тебя, Наруто! Ты уже одолел, Саске. Уже сломал. Бессмысленный бой — Наруто положит душу и победит. Но все равно проиграет. И бой будет продолжаться снова и снова, до тех пор, пока они оба не погибнут. И цепочка ненависти так и не прервется, и снова будут наследники Индры и Асуры сражаться в бессмысленной попытке докричаться друг до друга. Но я не сдаюсь, Саске. Никогда не сдамся — это мой путь ниндзя. Мой — пропитанный болью, пронизанный отчаянием, запертый в извечной погоне за тобой путь. Ты помнишь, я обещал, что возьму на себя бремя твоей ненависти? Я беру, Саске. Отдай же мне. Уничтожь меня, утопи в ней. Живи сам. Ты помнишь, Саске, я обещал, что мы умрем вместе? Ты помнишь, я обещал, что не откажусь от своих слов?.. Я не откажусь. Руку печет набирающим обороты разенганом. Мышцы отчаянно воют, а чакра Курамы падает будто в бездну — в режущие края сплетаемой чакры, в бесконечно плотный клубок сверкающих нитей. И лис пропадает из подсознания, падает на самое дно, к распахнутой клетке. Действительно отдавая все, на что способен. Возможно, Наруто кажется, что в глазах Саске отражается та же обреченность, что плещется внутри. А может и нет. Белоснежный свет, вспышка испепеляющего безумия, и кости руки трещат, а от запаха паленого мяса скручивается тугим комком пустой желудок. Прости меня, Саске. Прости.***
Свет тянется далеко-далеко, за границу мыслей и чувств. Здесь тепло. И мягко. И пустота колышется белизной. И так спокойно, так тихо кругом. - Привет, Саске, — улыбается Наруто. Они сидят друг напротив друга в призрачной седине собственных ошибок. И черные глаза мерцают россыпью звезд. Здесь нет места ненависти и злобе. И чувствам — тоже нет. Только спокойствие и трясина белых нитей, опутывающая руки. - Я искал тебя, — пожимает плечами Наруто. Жест выходит неловким и скованным, и тягуче мягким. Саске смотрит, и белизна его лица сливается с окружающим маревом. Это почему-то беспокоит. У Наруто почти получается нахмурится, почти выходит задуматься — где они? Но Саске сидит напротив и неожиданно качает головой. И смотрит. Прямо в самую глубь. «Дыши!» Наруто вздрагивает и оборачивается. Но белизна все такая же беззвучная, а Саске сидит неподвижно и явно не слышит. - Знаешь, Саске, — успокаивается Наруто и повторяет: — Я так долго тебя искал! Улыбка едва намечается на тонких губах, но этого хватает, и грудь затапливает тепло. - Я так хотел сказать!.. — восклицает Наруто черной бездне его глаз. «Дыши, пожалуйста, дыши!» Наруто опять оглядывается, недоуменно хмурится. Голос определенно женский и голосу не место здесь. Наруто не знает почему, но чувствует совершенно точно. Но Саске все так же спокоен. Только теперь в уголках его губ затаилась печаль. Наруто до дрожи хочет прогнать ее. - Я хотел признаться, даттебае!.. «Давай же! Дыши!» Да что за ерунда! Это уже не смешно! Наруто подскакивает и вертит головой, ища источник мешающего голоса. Вот же пристал! И именно тогда, когда Наруто, наконец, собирается все сказать! «Наруто!» - Наруто, — повторяет уже другой голос, бесцветный и тихий. Полный светлой тоски. Первое мгновение Наруто не узнает его, а потом с непонятным страхом оборачивается. Саске сидит, беззащитно запрокинув голову. И безлунная ночь его глаз постепенно выцветает, сливаясь с окружающей белизной. - Саске, — хрипит Наруто, но Саске едва заметно качает головой. И улыбается. Нежно и терпко. - Дыши.***
- Наруто! Наруто! Он приходит в себя и тут же судорожно вбирает в легкие обжигающий воздух. Все тело неимоверно болит, а перед глазами плывет и мажет марево красок. - Наруто! — с облегчением восклицает Сакура. Наруто пытается сфокусировать на ней взгляд, и через несколько минут у него даже получается. Она рыдает, и руки, обхватывающие его виски, ощутимо дрожат. Практически машинально он пытается улыбнуться истерзанными губами: успокаивающе, потому что Сакуре-чан не идут слезы. - Наруто! — всхлипывает она, и Наруто совершенно не понимает причины истерики. Ну, да, подрались. У них это часто бывает, вообще-то. Зачем же так плакать? Туман в голове мешает думать, а в ушах шумит. Наверное, от кровопотери. И такая пустота в груди. Так странно. Краем глаза он замечает Какаши-сенсея. Тот склоняется над кем-то, — наверное, Саске? — и у него тоже очень дрожат руки. Интересно, почему у него такое грустное лицо? - Сакура-чан, — улыбается Наруто, — не плачь. Все хорошо! И почему-то от этих вроде успокаивающих слов она заходится еще сильнее и рыдает еще горше. И целое мгновение — бесконечно долгое, бесконечно счастливое мгновение, — Наруто не может понять: почему? А потом она всхлипывает протяжно и глухо, закусывает губы, и в следующий миг Наруто отчаянно хочет, чтобы она заткнулась. - Он умер!.. Мне очень жаль!.. Не слыша сердца, нельзя сказать, что жив. Моего сердца не слышно, Саске.***
Я пообещал. Поклялся. Дал слово. И не выполнил его. Помнишь, Саске, я сказал тебе, что мы умрем вместе? Помнишь, я сказал, что не отпущу тебя? Помнишь, я сказал, что пойду следом — как всегда, как тысячи раз до этого? Помнишь, я обещал, что никогда не оставлю тебя одного? Я оставил, Саске. Я… В Долине Завершения вода журчит тысячью ручьев. Мягкая рыхлая земля серой насмешкой вздымается над свежей могилой. Отступников не хоронят в Конохе. Прости. Прости-прости-прости!!! Ведь я никогда себя не прощу. И гнездящиеся неподалеку птицы срываются в иссинее небо от жуткого, нечеловеческого вопля. Прости меня.***
Кошмар скручивает реальность, высушивает забытье, врывается в темное безмолвие медикаментов — искажая, разрушая, калеча. В его снах черная бездна улыбается и манит, и стоит податься, протянуть к ней ладонь, как все вокруг окрашивается в алый яркий цвет свежепролитой крови. Словно багровая хмарь застилает глаза, и он кричит, протягивая руки, но на пальцах ошметки обгоревшей плоти и сорванных сухожилий, а сквозь раны проглядывают желтые, полусгнившие кости. В его снах лицо Саске искажается и плывет, и через мгновение смотрит пустыми глазницами, а по виску медленно сползает кашица гнилостной жижи. В его кошмарах Учиха нависает сверху, закрывает собой от всего мира, зарывается носом в шею и невесомо прикасается губами к судорожно бьющейся жилке — хранит, бережет, не дает исчезнуть в мареве плывущего жара. И капельки пота срываются с остро вычерченных ключиц, и Наруто цепляется за его спину и плачет. А Саске стирает слезы с его щек и гладит дыханием губы. Улыбается так, как умеет он один — одними глазами, беспросветно черными и глубокими. И через мгновение голос — холодный, равнодушный, безжалостный, произносит: «Он умер. Мне очень жаль». И все рассыпается сверкающими осколками боли. Наруто подскакивает на кровати, крича в голос и не умея остановиться, а потом сворачивается в комок и рыдает, сотрясаясь и до крови кусая пальцы. Потому что в крови такая доза снотворных, что спит даже невосприимчивый лис. И страшно представить, что будет дальше. Кровь из искусанных пальцев капает на пол россыпью рябиновых гроздей. «Он умер. Мне очень жаль».***
Я женился, Саске. Не смейся. Мне тоже смешно.***
Кровавая дорожка стекает по изувеченному лицу. И тонкие разбитые губы напитаны бордовым цветом свежей вишни. Красное на белом — застывшая в безумии красота. «Он умер. Мне очень жаль».***
У меня сын, Саске. Он бы понравился тебе. Ты бы понравился ему.***
Искалеченные пальцы тянутся к лицу. Прильнуть к ним, осторожно и мягко, не причиняя лишней боли, и плоть осыпается пеплом. Словно крылья бабочек мажут ветром по горящей щеке. «Он умер. Мне очень жаль».***
Я стал Хокаге, Саске. Я же говорил тебе, что стану. Ты видишь, Саске? Я так и не исполнил свою мечту.***
Всюду жар и пламя — выжигает, испепеляет, лишает рассудка. Сдирает рыжими пальцами кожу, выворачивает суставы, палит-режет-жжет. У пламени черные глаза и есть имя — самое важное на свете. У всего теперь — одно имя. «Он умер. Мне очень жаль».***
Я люблю тебя. Я так и не смог этого сказать… Но я так тебя люблю.***
Я умер. И мне не жаль.***
- Ты не рад, — замечает Сакура. Она навытяжку стоит позади его правого плеча — ровная, стройная, с военной выправкой и пустым, безэмоциональным лицом. Если бы ее голос, в кошмарах твердящий одну и ту же фразу, не был так знаком, Наруто бы так и не понял, что говорит она. Ненавистный голос. - Я рад, — пожимает плечами Наруто и поправляет шляпу Хокаге — непривычную и тяжелую. — Быть Хокаге — моя мечта. Фраза простая, заученная, затверженная ночами и днями детства, когда мечта и правда была мечтой. Фраза пропитана ложью. Когда-то с губ срывались другие слова — и вот они-то и были мечтой, надеждой, грезами. Отчаянием, выстилавшим путь. - Я рад, — говорит он, глядя в грустные глаза Какаши. - Большая честь для меня, — говорит он перед вскинутыми лицами жителей Конохи. - Клянусь нести титул с гордостью, — произносит он ритуальную фразу, склоняя голову перед Советом. - Я мертв, Саске, — шепчет он, кончиками пальцев касаясь сухой выжженной земли. — Нет меня. Там, где похоронен Учиха, не растут ни трава, ни деревья. Только ветер перекатывает пропахшую кровью пыль. И плещется вода, омывая сомкнутые руки каменных статуй. Как не пролитые слезы.***
Подожди меня, Саске. Еще немного. Ты только жди.***
Нанадайме Хокаге, Седьмая Тень Огня погибает в Пятую Войну, разразившуюся через пятнадцать лет после предыдущей. Он спасает Коноху и неохотно созданный Альянс, спасает всех, завершая великую битву. И гибнет в мелкой стычке — уже после. Глупо, нелепо, никчемно. Сакура молча плачет над его могилой. Одетые в черное ниндзя — сотни, тысячи лиц, — склоняют головы перед ним в последний раз. Позади них возвышаются гигантские хвостатые фигуры — молчаливые, свободные, потерянные. Они исчезают тут же, как последняя горсть земли засыпает глубокую яму. И только одна тень остается — под нависающими тучами рыжая шерсть кажется почти черной. Шиноби разбредаются — опустошенные войной, израненные, сломленные. Осознавшие, что их суть не изменится никогда. И будет еще война, и еще, и спустя еще тысячу войн мир исчезнет в крови. - Пророчество, — хрипит Сакура, когда исчезает последний сгорбленный силуэт, и только дыхание лиса нарушает барабанный стук начинающегося дождя, — в пророчестве ведь сказано… - Что однажды родится ребенок, который изменит мир, — голос лиса звучит громовыми раскатами в затянутом тучами небе. И отсветы алых глаз кажутся далекой грозой. Сакура кивает. У нее трясутся руки, а земля стремительно темнеет, напитываясь тяжелыми каплями. В прогорклой пыли влага краснеет, оставляя мутные вишневые разводы на сияющей сталью табличке. Как кровь. - Наруто умер, — неожиданно говорит очевидное лис и воздвигается на лапы — огромный, темный, пылающий жаром. Свободный — и потерянный от этой свободы. - Но ведь… была война и… — Сакура давится слезами. Перехватившее горло не может выдавить ни звука, а хочется кричать, хочется орать: ведь как так, целых пятнадцать лет прошло после Четвертой Войны, после Альянса, после того, как мир шиноби изменился — должен был измениться, а в итоге остался прежним. Отправился в нору — зализывать раны, копить силы, ждать подходящего момента. И ничего не изменилось! Ничего! Не должно было быть этой войны… Взгляд горящих глаз прожигает насквозь. Сакура задыхается, захлебывается уже воздухом. Из узких зрачков на нее смотрит бездна — древняя, холодная, пустая. Очень мудрая и очень уставшая. - Нет, — говорит лис, отворачиваясь. Он уходит, и лапы его осторожно ступают меж раскиданных частей каменных статуй — крошево, словно куски навеки застывшей плоти. В них история боли и противостояния, жажды и отчаяния, ненависти и дружбы, история любви — их история, — запертая в веках. И уже на границе видимости, когда огромная тень прячется в нитях дождя, Сакура слышит его голос: - Мальчик, который должен был изменить мир, умер уже очень давно. И он исчезает во вспышке пламени — Девятихвостый демон, почему-то не сумевший исцелить рваную рану в животе Узумаки Наруто. Или не пожелавший ее исцелять. Наруто всегда умел убеждать, думает Сакура и поднимается на дрожащие ноги. Возможно, он был прав. Когда-нибудь, там, где не будет ни клана Учиха, ни джинчурики или кого-то еще, они смогут понять друг друга. Над Долиной Завершения гремит гроза.***
В пыльной траве лунным отсветом мелькает стальной блеск. Кудо напрягается, стискивает зубы — враг? Затуманенным мозгам требуется несколько секунд, чтобы понять, что это не шиноби, а просто стальная табличка — чей-то потерянный протектор? Кудо зажимает рукой распоротый бок, и только это спасает его кишки от встречи с землей. Он валится на траву прямо рядом со злополучной мерцающей пластинкой. Надо бы дойти до груды камней впереди — там слышится шепот ручья, растут дубы, и прятаться там гораздо удобнее, но Кудо исчерпал свои силы. Какая разница, где прятаться? Да и зачем? Если его не догонят — а его догонят через пять минут, — то он умрет от кровопотери через десять. Трепыхаться заставляют только вбитые в подкорку инстинкты — спасти своих. Он окровавленными руками пытается достать рацию. Чертовы кишки, лишившись поддержки, все же валятся на чертову землю, и мать вашу, Кудо видел и не такое. Но во всех случаях это были не его кишки, так что легкое дрожание рук и судорожные всхлипы ему простительны. Рация барахлит, но он все же хрипит в три тонкие щели приемника: - Четвертый гарнизон уничтожен, они захватили Треххвостого и Четыреххвостого. Выпускайте Джинчурики Девятихвостого. Выпускайте! Он повторяет это снова и снова: пока слышит шорох приближающихся ног, пока темнеет в глазах. Пока чертова рация окончательно не сдыхает. Кудо откидывает ее в сторону, мысленно обещает разнести в клочки чертову машинку — сейчас, вот только последует ее примеру… Но шиноби камня то ли брезгуют его добивать, то ли отвлекаются на более ценную добычу. Кудо медленно умирает под светом полной луны и почему-то никак не может потерять сознание: организм шиноби, выросший на войне, впитавший в себя войну — борется до последнего. Кудо матюгается на чертов организм, и его тут же скручивает кашель. Он выплевывает свои легкие, скрючиваясь на боку. И черт возьми, это что, его печень?! Напугавший его протектор оказывается табличкой, и она маячит прямо перед глазами. Кудо сосредотачивается, хотя сделать это непросто, тратит десять драгоценных секунд на фокусировку зрения, и читает строгие кандзи. Мама всегда ему говорила, что читать полезно. Все пять лет, что они были вместе, пока бесконечная война не забрала и ее. Еще десять секунд уходят на осмысление. И последние пять секунд своей короткой жизни пятнадцатилетний Узумаки Кудо тратит на то, чтобы усмехнуться. - Да уж, старики. Ваши умения были бы куда как кстати. Кровь, вытекающая из полуоткрытого рта, пачкает стальную поверхность. В остекленевших глазах отражаются полустертые линии и складываются в два имени. Его тело находит запыхавшаяся сестра. Последняя из некогда большого клана, начавшегося от великого Героя давних времен, она замирает лишь на мгновение, отдавая дань почета. Она давно разучилась плакать. Катон облизывает тело огненной тусклой струей и продолжает резвиться на подгорающей плоти. Запах паленого мяса привычен с самого детства. Она быстро оглядывается, профессионально подбираясь, а потом командует отряду отступать. Вековые дубы в десяток обхватов шумят над грудой камней. Их корни давно уже размололи в крошево переплетающиеся пальцы каменных статуй.***
- Нет, ну как, ну как можно быть таким идиотом? — вопрошает темноволосый пацан, безжалостно пиная распластанное по земле тело. Тело горестно стонет и не предпринимает попыток к вставанию. — Ты мог сдохнуть! Прямо сейчас! Прямо тут! - Даттебае, ничего не мог! — возражает тело, переворачиваясь к небу голубоглазой физиономией. — Ты слишком большой зануда, ублюдок! - Я вообще не понимаю, как я терплю тебя, идиота! — сокрушается юный пинальщик распластанных тел. - О! — тут же воодушевленно восклицает голубоглазая физиономия и расплывается в широченной улыбке. — Иди сюда, я объясню! Под громкий мат и сдавленный хохот, под шум падающего тела, под тихий звук привычного поцелуя и приглушенные выдохи с огромного дуба над озером срывается лист. Он кружится и падает на каменную щебенку, выстилающую тропинки. И солнечные лучи высвечивают каждую прожилку — словно сеть животворящих вен. - Ты знаешь, теме… Мне приснился странный сон.