°
Ранним утром они сваливают из квартиры Томлинсона, пересекаясь с каким-то кудрявым зеленоглазым парнишкой на выходе, но у них нет времени с ним разговаривать и объяснять, кто они. Парни отдают кудрявому, Гарри, ключи и уходят, будто их никогда здесь и не было. Они угоняют старую, семидесятого года выпуска, неприметную темно-красного цвета машину и отправляются к закату и новым приключениям. Лиам включает радио, и на одной из станций объявляют о том, что два вооруженных парня обворовывают магазины, вычищая всю кассу, а... А дальше Лиам не слушает, ловя следующую станцию, на которой как раз в тему играет The 1975 - Robbers. Зейн опять ухмыляется, а Лиам понимает, к чему он клонит. И плевать, если их поймают, если их закроют, они всё равно будут всегда вместе. — Но сейчас нам бы не мешало поесть, и очень уж нужны твои очаровательные навыки, — говорит брюнет, заворачивая за угол. — Мне интересно, как ты можешь сидеть после вчерашнего? — спрашивает Лиам, и Зейн запускает в него диском, на котором написано Nirvana, а Лиам орет на него, что это чужой диск и грешно будет его испортить, а ещё: „Он святой, Зейн, а ты еблан, которого трахали пушкой, и тебе это понравилось”. Зейн ещё раз запускает в Лиама диском и даже не хочет смотреть на название, он хочет убить долбаного Лиама Джеймса Пейна. Зейну без Лиама было бы скучно и не так интересно, как сейчас. Лиаму без Зейна было бы просто невыносимо, потому что сейчас он влюблен и просто не видит себя без темноволосого парня, которого встретил на заправке, и... Если это не судьба, то что это?Часть 1
19 января 2016 г. в 00:21
На фоне играет The Human Expression – Every Night шестьдесят шестого года, и Лиам крутится и танцует в такт с двумя пушками в руках, которые нашел в комоде под грудой чужих вещей, и он честно не собирался там лазить, это чисто из-за его маленького любопытства. Любопытный Лиам Джеймс Пейн. На полу стоит бутылка дешевого французского вина Chateau de Moujan La Clape за четыре доллара, но на вкус оно очень даже ничего, хотя, насрать: Лиам не дегустатор вин, а его парень и подавно, а вино они украли, и просто наплевать. Лиам проводит пушкой по щеке и слышит, как дверь ванной открывается, а из-за неё выходит темноволосый горячий парень, на его бедрах еле-еле висит полотенце, а капельки воды продолжают стекать по телу.
Лиам наводит пушку прямо на Зейна и говорит:
— Бэм, — спуская курок, но ничего не происходит, потому что оружие не снято с предохранителя, — ты убит, малыш!
— Ты нашел мои пушки, детка! — брюнет подходит к комоду и начинает искать то, что ему нужно надеть.
— Ты их так охуенно запрятал, Зейни, — сарказм. Пейн подходит ближе и прижимает брюнета к тому самому долбаному комоду и проводит одной из пушек по спине Зейна. — Откуда ты знаешь, что прямо сейчас он не сдает нас... мм? — оружие холодит разгоряченную кожу, а Малик лишь ухмыляется.
Зейн разворачивается лицом к парню и перехватывает вторую руку Лиама, забирая пушку и кладя её на комод. Пейн сдергивает полотенце с бедер брюнета и целует, кусая его за губу, пока не чувствует металлический привкус крови.
— Блять! — шипит Малик. — Сучка.
Пейн продолжает терзать губы брюнета, улыбается и берет в руку его набухшую плоть. Зейн стонет, запускает руку под растянутую майку своего парня и поглаживает подтянутый живот. Брюнет снимает ненужную вещь и проводит пальцами по груди, при этом царапая её короткими ногтями.
Зейн уже и не помнит, как всё началось, он просто увидел симпатичного парня в супермаркете, который заговаривал зубы какой-то белобрысой девке, а параллельно этому тырил с полки товар, а девка закрывала собой камеру наблюдения и следила лишь за милой мордашкой парня напротив. «Умно», — думал тогда Малик, а позже это просто случилось. Они потрахались в туалете на заправке, ограбили круглосуточный магазинчик, нацепив на себя маски, как обычно бывает в фильмах, и они просто развлекались на эти деньги, ни о чём и ни о ком не думая. Лиам был всего лишь мелким воришкой, очаровывая собой людей, ведь от одного его взгляда побитого щеночка хотелось отдать ему все свои сбережения. Зейн просто не мог сосуществовать без него, вовлекая шатена в свои опасные игры.
В данный момент парни находились в обшарпанной квартирке Луи Томлинсона, который работает на мойке и принимает амфетамин. И если Зейн сказал, что на него можно положиться, то значит так и есть, и Томмо их не сдаст. Кому есть дело до сраного амфетаминщика, моющего машины?! Когда их сюда впустили, здесь ужасно воняло, но сейчас пахнет апельсиновым гелем Зейна, французским вином и... Сыростью. По-прежнему воняет сыростью, а ещё потрескавшиеся стены и потолок, от которого тошнит, но всё же жить можно. Хотя в угнанной машине под мостом было куда более уютно, чем здесь. А ещё в квартире этого «странного типа» был старенький патефон и парочка пластинок, которые Лиам решил послушать, и вот сейчас Зейн сам яростно целует Пейна под песню, которая всё ещё продолжала играть, проталкивает свой язык в его горячий рот, вылизывая его, а шатен и дальше продолжает водить пушкой по телу брюнета и надрачивать ему. Для Лиама Зейн был Богом, парнем, который только что сошел с обложки журнала и блистал перед всеми своими прелестями. Но Малик не «чей-то» — он Лиама. Он только его до самого конца.
Отстранившись, Лиам стягивает с себя штаны вместе с боксерами, а Зейн пялится на серебристую блестящую пушку, пока Лиам не разворачивает его лицом к комоду и не начинает водить оружием по расселине. Согласный стон Малика мог означать лишь одно: новая игрушка ему определенно понравилась. Пейн приказывает Зейну стоять так, и не двигаться, и ни в коем случае не прикасаться к себе. Он уходит в ванную, скрываясь за дверью, находит там банановую смазку, и Лиам думает, что это странно. Ведь он не знает, что сраный мойщик машин потрахивает кудрявого парня, Гарри, из соседней квартиры по выходным, а тот предпочитает исключительно банановую.
Пейн растягивает Зейна, вставляя сразу три пальца, так как недавно они трахались за углом, пока искали, где можно остановиться, чтобы немного отсидеться, а потом снова выдвинуть, угнать очередную машину и, может быть, попробовать ограбить банк. В воздухе всё ещё витает запах Зейна и Лиама, вина, сырости и банановой смазки, которой Пейн покрывает теперь ствол.
— Хочешь, чтобы я тебя выебал, да? Хочешь, Зейн? — мучает Лиам и приставляет ствол к разработанной дырочке, которая вполне готова принять опасную игрушку для жестоких игр.
— Просто сделай это уже… Сделай, Ли, — стонет Малик, готовый уже сам насадиться на дуло пистолета.
Оружие входит плавно, Зейн вцепляется пальцами за угол ебаного комода и чувствует внутри себя металлическую холодную пушку, которая заполняет его всё сильнее и резче. Лиам зарывает левую руку в чуть отросшие волосы цвета угля и сжимает, отдергивая голову Малика чуть назад, и слышит срывающийся стон с его уст.
Лиам двигается грубо, жадно, отчего у Зейна поджимаются пальцы на ногах, а член истекает смазкой, но он не трогает себя, ведь тогда Лиам ещё сделает больнее. Сейчас ведет лишь Пейн и в его руках вся власть или, правильнее сказать, в его умелых руках и пушке, которой он, чёрт возьми, трахает брюнета. Ебануться. Со лба Малика на лицо капает пот, и он что был в душе, что не был. Пейн кусает его за плечо и проводит шершавым языком по лопатке, слизывая соленые капельки пота, и это так охуенно. Зейн хочет кончить, он просто уже хочет кончить от этой металлической хуйни в его заднице и от горячих движений Лиама по его коже, по… Да от всего того, что делает Лиам, хочется кончить, например, тогда, когда они влезли на чужой закрытый прием, где тусовались модели, Лиам ел клубнику в шоколаде, а Зейну хотелось насрать на весь их план и трахнуть Пейна посреди зала со всем этим грёбаным скоплением людей. Зейн любил брать Лиама грубо, впрочем, как и Лиам, и это видно, но иногда в этом милом обаятельном парне просыпается жуткий садист со странными наклонностями. Пейн с великим удовольствием втрахивает Зейна в комод чёртовой, мать его, пушкой, продолжая двигаться быстрее и сильнее.
— Дай мне кончить, Лиам… Блять, мне нужно-о-о, — срывается Зейн и чувствует, как ствол заменяется теперь чем-то другим и это, чёрт побери, огромный член Лиама, который входит в него на всю длину, и Зейн, блять, плачет. Ему больно от всего, кости ломит, а член ноет, и он просто течет, как последняя сука, которую ебут в грязном дешевом мотеле.
Малик хватает ртом воздух и хочет задохнуться, ему жарко, а в комнате, кажется, ещё поднялась температура, или же это у него жар из-за грёбаного Лиама Джеймса Пейна — похитителя сердец. Шлепки кожи к коже так возбуждают, что Зейн томно стонет и спускает руку вниз, чтобы подрочить себе, но тут же получает болезненный удар по руке от Лиама. Зейн снова шипит, а Пейн ещё больнее вдалбливает его в деревянный комод. Ебучий комод.
Зейн прогибается всё сильнее, выпячивая задницу, и ему хочется сделать так, как делают кошки ранним утром, потому что он больше не может, это слишком.
Малик чувствует, как на него будто вылили ведро холодной воды, потому что его накрывает оргазм, и он кончает без рук белесой струей в тот же злоебучий комод, а Лиам кончает в него. Он выходит, а теплая сперма стекает по ногам брюнета, пока тот стоит и переводит дух.
Лиам поднимает с полу бутылку вина, делая пару глотков, и, когда Зейн поворачивается, оперевшись локтями о мебель, Пейн берет ствол в рот, облизывая так, как облизывает член Малика. Грязно, пошло и с усмешкой.
— Что, если он был заряжен? — спрашивает шатен, делая ещё глоток.
— Не был, — с придыханием отвечает Зейн. — Он не был. Они пустые.
Лиам качает головой, и снова эта ебаная кривоватая усмешка.
— Один — да, — указывает он на ствол на комоде, — а вот этот — нет, — снова облизывает дуло и показывает Малику, что магазин заряжен до упора.
Зейн лишь шире распахивает глаза, и всё, что он может сказать:
— Ебануться, Лиам. Ебануться.
И этой ночью они засыпают на чужой постели, которая насквозь пропиталась банановым запахом. „Боже мой, он хоть стирает постельное белье?”, — крутилось в голове у Лиама, но потом Зейн целует его в родинку на шее и говорит:
— Я бы украл звёзды ради тебя, Ли.
И внутри Лиама бурлит и разливается что-то теплое, он целует каждую татуировку на теле Зейна, а потом отсасывает ему, и они засыпают сладким сном младенца.
Они сумасшедшие и влюбленные, а что ещё нужно для счастья?