The Angelic Process — The Resonance Of Goodbye
Четыре года назад Улицы ночного города сильно отличаются от тихого и спокойного пригорода. Здесь нет привычной тишины и спокойствия — люди снуют туда-сюда, толпятся, толкаются, кричат, ругаются. Здесь нет привычной чистоты — сплошная грязь, покрывающая бетонные поверхности: шлюхи, бомжи, наркоманы. Здесь живут, развлекаясь, забыв о нравственности и морали, забыв о сне. Здесь разлагаются. Парень ухмыляется, глядя по сторонам. Он с интересом изучает людей, от которых родители всю жизнь держали его подальше. Кто бы мог подумать, что Гарри приедет именно сюда? В забытую не только Богом, но и Дьяволом дыру. В смрадное место, которое людям его положения не приснится даже в кошмаре. Но он чувствует себя спокойно, шум умиротворяет, позволяет потеряться. Только здесь он не чувствует себя марионеткой, безвольно болтающейся во взрослых морщинистых руках. Только здесь он чувствует себя собой. Что бы сказали родители, увидев его в таком месте? Милые ямочки появляются на щеках, делая подростка похожим на сошедшего с небес ангела. Падшего ангела. Родители не были бы довольны. Умный, хороший мальчик — никто ни разу не спросил, хочет ли он быть таким. Он не хочет, но молча исполняет чужую волю, забивая свои порывы все глубже и глубже. Забывая о них, теряя среди череды серых будней. Вот только сегодня он сорвался — последняя капля обрушилась на него, выплескивая через края самообладания давно забытое, упрятанное подальше от чужих глаз. Сегодня он выслушал родителей молча, привычно кивая головой. Послушная марионетка. Но как только свет в доме погас он ушел. Тихо закрыл за собой дверь и завел машину, беззвучно послав родителей. Может, отец и расписал ему жизнь на многие годы: по часам, по минутам, без малейшей возможности сделать шаг в сторону. Но у Гарри есть одно единственное, то самое, что позволит чувствовать себя свободным. Позволит расправить крылья. Только на небеса его не примут. Он бросил машину за пару кварталов отсюда, остальной путь прошагал, пачкая дорогие ботинки в уличной грязи. Он завороженно смотрит, как она оседает на коже, шматками. Ему нравится. — Эй, парень. Он замирает, вглядываясь в темноту переулка. Прислонившаяся к стене кирпичного дома женщина была когда-то красива. До того, как жизнь втоптала ее в грязь. Она манит подростка пальцем — красный лак на ногте почти слез, как и дешевая помада с губ. Она ему нравится, она кажется ему сломанной богиней, изуродованной реальностью. Она кажется ему прекрасной. — Привет. Он мило улыбается, прекрасно зная, как его улыбка действует на окружающих. Женщина завороженно смотрит на него, пока он отходит на пару шагов в сторону, пропуская пьяную парочку. — Что ты здесь делаешь? Он знает, что не принадлежит этому месту — очевидно. Он слишком чист для него. Но это его злит — он везде лишний. — Просто гуляю. Улыбка не исчезает, но она меняется. Невинность испаряется, а вместо нее приходит что-то другое. Пока неуловимое, непонятное. Женщина прищуривается, чтобы рассмотреть лучше. Гарри уверен, она уже жалеет, что окликнула его, но ей нужны деньги, нужно их заработать. — Тебе восемнадцать есть? Он буквально видит, как она откидывает свои неясные опасения и вновь нацепляет на себя рабочую маску, созданную для того, чтобы завлекать. — Да, исполнилось на прошлой неделе. Вот только на прошлой неделе ему исполнилось шестнадцать, но мама говорила, что он выглядит старше своего возраста. Она говорила, что это из-за чересчур умных глаз. Гарри ловит образ матери, оставляет его с собой. Он хочет, чтобы она была здесь, он хочет увидеть выражение ее лица, когда произойдет то, ради чего он приехал сюда. То, что так долго прятал. То, что сначала ненавидел в себе — боялся. — Значит, взрослого мальчика нужно поздравить с днем рождения? — Да. Гарри делает шаг к женщине. Он вглядывается в ее лицо, жадно запоминает. Он должен ее помнить всегда — она первая. Единственная ли? — Я знаю одно укромное местечко, именинник.***
Гарри улыбается. Открыто, по-детски невинно. Он опускается на одно колено, заглядывая женщине в глаза. Теперь она еще прекраснее. Теперь, когда ее рот приоткрыт в немом крике, когда ее глаза превратились в зеркальную поверхность. Теперь, когда ее живот вспорот одним быстрым и сильным движением, когда ее внутренности вываливаются наружу, открываясь свету, показывая свою красоту. Еще прекраснее. Гарри протягивает окровавленную руку к ее глазам, но останавливается — не хочет их закрывать. Он хочет, чтобы она видела его улыбку, видела, каким свободным она его сделала.