Сопряжение

Анкано не помнил, как добрался до спасительного люка, вмороженного в древние каменные плиты окружавшей двор галереи. Должно быть, едва не ползком, волоча окровавленные, отнявшиеся ноги —скимитар редгарда рассек сухожилия ничуть не хуже препарационного инструмента. Проклятье! Чья вообще была идея допустить чернокожего варвара к изучению Высокого Искусства? В этом отношении хаммерфелльцы еще хуже нордов — те хотя бы не пытаются скрывать свое отвращение к магии и вуалировать свою абсолютную бесталанность. За все время обучения, не продлившегося и года, пустынник ни разу не использовал даже простейших формул — только сыпал боевыми кличами вперемешку с драконьим рыком, облеченным в тяжеловесные, непроизносимые фразы, от которых все вокруг тряслось и вспыхивало. Местная профессура, состоявшая, конечно же, из скамповых нордов, благоговейно взирала на эти действа, перешептываясь, будто девицы на балу, о каком-то там Довакине, якобы рожденном от дракона. Хотел бы представитель Талмора понаблюдать за таким процессом. Нелогичные северные бредни. А потом этот курчавый идиот туда-то сбегал, то-то принес, с тем-то поговорил… и все — вот он уже Архимаг! Тем обиднее было проиграть. Он, Анкано, в свое время лучший выпускник Королевской Академии Лилландрила по курсу контактной боевой магии, потерпел поражение от человека, неспособного сотворить простейшую фламмарную сферу! Если бы он не нарушил этериальный канал… Псиджики сочли победу редгарда великим подвигом, и тут же, под шумок телепортировав желанное Око Магнуса в им одним доступные дали, вручили мальчишке все положенные инсигнии старика Арена, единственного, к кому талморец испытывал хоть толику уважения. Почему его самого не забрали на клятый Артеум, как «преступника против магии», и, раз уж на то пошло, вообще оставили в живых, да еще и без всякого надзора, сразу отправившись самым постыдным образом заливать триумф спиртным, эльф представления не имел. Что ж, сами виноваты. Руки в кожаных перчатках одеревенели, нет, просто-напросто превратились в две неповоротливых палки, никак не желавшие приподнять даэдротову крышку. Когда это наконец удалось, альтмер обессиленно рухнул в зияющую чернь провала, зацепив щеколду люка носком сапога. Лаз захлопнулся, проглотив свою жертву. Удар о спресованный поколениями лед привел в чувство и притупил боль, но ненадолго, поскольку усталость уступила место страху, а страх, как известно, обостряет все прочие ощущения. Перед валявшимся на верхушке подземного сугроба эмиссаром стоял, угрожающе ощерив древнюю беззубую пасть, драугр. Анкано раньше слышал байки о легендарных, неупокоенных толком нордских воителях, однако не доверял им, как и всему увиденному или услышанному на этой дикой земле. Сейчас он был склонен переменить свое мнение, тем более что в руке у внезапно воплотившейся легенды покачивался внушительного вида меч. Превозмогая себя, Анкано увернулся от бездумного удара нежити. В голове вдруг возник несколько несвоевременный вопрос — кого именно могли похоронить древние северяне-атморанцы в здешних пещерах, если по преданию все драугры — адепты давно изничтоженной секты драконопоклонников, и поднять их из могилы может только второе пришествие хозяев-богов? Снова удар и кувырок в сторону. Через боль и прямо-таки аэдрические усилия. Долго ли так будет продолжаться? Может, мертвым нордам усталость и неведома, а вот живым эльфам вполне знакома. Спустя десяток бесплодных попыток достать Анкано, коему помогал сам Аури-Эль и конечно же скользкость занятой точки, неживой воин настолько разъярился, что словно позабыл законы мироздания и таки вскарабкался на ледяной холм. Искалеченный, выдохшийся талморец мало что мог противопоставить тысячелетней твари, воздевшей почерневший от времени тесак над среброволосой головой, но, внезапно почувствовав нежданный прилив сил, с криком, какому бы позавидовали и берсерки мятежников, взял ссохшуюся руку на излом. Велико было желание жить, ведь мигом вспомнился и кадетский корпус юности, и обязательная для каждого юстициара, направляемого в Скайрим, специальная военная подготовка. Мертвец взвыл, потянув алинорца на себя, а его клинок плашмя упал альтмеру на колени, нещадно ударив суставы. Анкано не растерялся и потянулся к причудливой рукояти, слишком тонкой и узкой по сравнению с гардой и лезвием. Выщербленная, слегка изогнутая полоска металла вошла точно в живот бывшему владельцу. «Nox» — прошипела нежить на своем языке. Льдистый огонь в глубине глазниц потух. — Получилось. — почти беззвучно прошептал самому себе Анкано и хрипло рассмеялся, разогнав вечную тишину подземелий. Напряжение спало, уступив место осознанию собственного ничтожества. Странное состояние для существа, еще в утробе готового к абсолютной исключительности своей персоны, однако именно ничтожеством ощущал себя сейчас винтерхолдский наблюдатель. Ведь еще совсем недавно он мог играючи справиться с таким противником. Один щелчок пальцев, и прах вернется к праху. Так было. А теперь… Теперь его травмы не ограничены плотью. После того, как поганый йокуданец разрушил связь с Оком, Оно абсорбировало Дар Анкано, не желая прощать прерванного соития, словно спесивая любовница, допустившая до тела в первый и последний раз, и узревшая позорное фиаско. Иначе он бы еще поборолся. Да хотя бы вылечил ноги, пусть ресторные плетения всегда давались ему с некоторым трудом. Что уж теперь говорить Очередной надломленный смешок. Альтмер без магии. Немыслимо. Хотя говорят, в далекие времена, когда не все предки еще покинули Исчезнувшую Родину, особо провинившихся членов общества подвергали схожей участи, называемой Иссушением. Для альдмеров это было хуже смерти. Что ж, выходит, бесчисленные ученые, боровшиеся за чистоту расы, добились своего! Потому что теперь Анкано мог ощутить себя ровней несчастнейшим из праотцев. Он сжал зубы и пополз. Снова. Куда, зачем? Не знал. Может, и не понимал, что ползет, а может, просто не хотел останавливаться и коченеть. «Без Магии нет Жизни», говорили ему с самых малых лет, но умирать так? Чтобы нерадивых учеников потом пугали «призраком остроухого не-мага»? Сомнительная слава. И Анкано не был уверен, хочет ли обладать ей. Он ушибался на стоптанных каменных ступенях, тонул в ледяной воде, не то талой, не то сточной, периодически теряя сознание от боли и после возвращаясь к реальности грызущим белоснежными зубами каменный пол. Порой попадались на пути драугры и ожившие скелеты, чьи топоры и мечи легко могли перерубить неестественно выгнутый позвоночник, но в какой-то момент все эти мертвые перестали проявлять агрессию. Он скоро понял — принимают за своего. Он живой мертвец. Не хватает только характерных глаз. Забавно. А когда Магнус делился силой, в зрачках тоже укоренилось лазоревое свечение. Неясно, сколько времени он, златокожий калека, скитался по бесчисленным преисподним коридорам. Часы? Дни? Недели? Лежал ли Мидден только под Винтерхолдом, этим снежным кладбищем, насмешливо прозванным городом и владением? В этом его единственный пока еще дышавший обитатель сомневался с каждым ударом сердца. Расстояния, преодоленные за условные сутки, казались больше знаменитого Черного Предела двемеров. А потом он увидел Дверь. Он помнил ее, и знал — за ней Свет. Но не благостные лучи Солнцеликого Владыки, нет. Там лишь холодное, невозможно-рациональное свечение Магии. И сердцевина его, источник — всего лишь не в меру амбициозный бретонский волшебник. — Зачем ты пришел, Анкано? Ищешь новых знаний о Сфере Саартала? — вкрадчивым, тягучим, достойным Лорда Знаний голосом вопросил Свет, именующий себя Авгуром из Данлейна, хотя такого города, деревни, или даже просто замка в Хай Роке никогда не было. — Я… — ответил талморец и испугался своего сиплого, омертвевшего тона. — Меня изгнали. — И ты укрылся здесь. — понял Авгур. — Чем же ты питался? Как выживал? В ответ молчание. — Полагаю, нет нужды спрашивать, что сталось с морфолитом? — Его… забрали… Псиджики. — Ясно. Наверняка вдобавок назвали отродье Йокуды Архимагом? Радуется, наверное, идиот. Не понимает, что теперь он помимо воли — агент Ордена. А ты, несгибаемое оружие Высших меров, пресмыкаешься здесь, предо мной. Лишенный всех своих умений, физического здоровья и надежд на нормальное бытие. Свет зазвучал чуть более снисходительно. — Я могу помочь тебе, гордое дитя Алинора. Излечить твои раны, и вновь наполнить тебя силой, с которой ты сможешь отомстить врагам. — Допустим, я поверю тебе, Душа Миддена. — с трудом произнес альтмер. Во фразе не было прежнего высокомерия. Только покорность. — Как мне заполучить твою помощь? — Все просто. Восприми меня, как хотел воспринять Око. Совершим Сопряжение! Анкано не стал обдумывать услышанное. Просто мысленно согласился. Виски закололи тысячи иголок. Был ли у него выбор? Если и да, то он был уже достаточно слеп, чтобы разглядеть развилку. Тысячи нитей нестерпимого света потянулись к новому сосуду, будто ловкие пальцы проникая в рот, ноздри, глазницы, уши, анус, обволакивая пах. Они ласкали, находя себе путь в любом отверстии израненного, некогда совершенного тела. Затянулись раны на ногах, не загнившие разве только от холода, стало трудно дышать, так что Анкано раздирал отросшими, кровящими ногтями хлястики износившегося плаща. Перед глазами пролетела вся двухсотлетняя жизнь, а затем уже Авгур изменившимся голосом — голосом эльфа — констатировал завершение процесса, поднялся с колен и, рассмеявшись, направился к выходу на поверхность.