you all have guns

Он презирает себя и все, что с ним связанно. У него депрессия. Такая, ну, постоянная, вечная. Он путается в своих мыслях, а его ноги путаются друг в друге – он неуклюжий. Ему одиноко, потому что он запер все двери на несколько замков. Он не обращает внимания на жизнь за окном, существует. Вчера ему приснился сон: его бывший лучший друг утонул. А сегодня это случилось, но об этом он никогда не узнает. Четыре стены сковывают его фантазию и превращают нервные клетки в прах. Больно чуть-чуть, но он терпит. Он застрял в беспрерывном сегодня, а завтра уже давно вылетело из его словаря. Серые дни больше не приносят перемен, и это давно стало нормой. Ему бы хоть треть полноценного изменения в жизни, чтобы почувствовать поток крови в венах, которые маячат перед глазами из-за худобы. В детстве он жаждал приключений, сейчас ― хорошего пинка, чтобы сразу с минуса на плюс перекинуло. Ему нужен человек. Глупый, не думающий о последствиях, с которым можно голос сорвать на крыше девятиэтажки в четыре утра, который завалится к нему в квартиру с пачкой чипсов и комедией на флешке. Который, Минсок уверен, не существует. Потому что в этой вселенной нет такого человека, на которого он мог бы заслужить. Двадцатое января, среда, ничего не предвещало беды. Ровно до того момента, когда Минсок оказался на асфальте из-за самого надоедливого человека в университете ― Лу Ханя. Они терпеть друг друга не могут. Причина? Минсок так считает. Хань шумный ― это раздражает. Хань всегда в центре внимания ― это напрягает. Хань беззаботный ― это предел мечтаний. А еще он, наверное, самое дружелюбное существо в радиусе километра, а Минсок один из числа тех немногих, которых он не может назвать друзьями. ― Вечно ты… ― бормочет себе под нос Минсок, отрывая свою измученную мыслями и терзаниями голову от серого и холодного. ― Что я? Два слова, которые нечаянно с кончика языка слетели, оказались недостаточно тихими, к сожалению. А Минсок не умеет общаться с людьми, больше не умеет ― сложно. У них свои мысли, взгляды, интересы ― слишком сложно. Они живут в невидимых воздушных шарах, наполненных чистым кислородом, и впускают в них только достойных. Минсок существует вне этих шаров, и части его мозга медленно подают в отставку из-за дефицита кислорода. ― Ты на третьем, да? ― улыбается катастрофа в человеческом облике. Эту улыбку нельзя прочесть, анализировать ― тоже. Улыбка и улыбка, черт с ней. Она не поможет втянуть Минсока в бессмысленный разговор. ― Это ведь твои фотографии развешали по всему зданию в прошлом году? Минсок не может знать наверняка, потому что застыл на месте, стоя спиной к Ханю, но, кажется, улыбка с его лица испарилась. ― Пришла твоя очередь шутить? ― почти шепотом произносит Минсок. ― Опоздал на семь месяцев. ― Не считаю, что это было смешно. Прости, что надоедал своим присутствием все это время. Мне просто нужно было начать разговор, а это казалось невыполнимой миссией. Ты не виноват, ладно? Минсок просто пошел вперед, а Хань почему-то решил, что где-то в воздухе прозвучало немое приглашение пойти вместе с ним. ― Они готовы пойти на что угодно, лишь бы сделать себе имя. Ты оказался легкой мишенью, ничего личного, я думаю. И я наблюдал за тобой. Не стоит так относиться к людям. Не все такие, как те четверо. ― Доказательства? ― неожиданно для самого себя спрашивает Минсок. ― Могу стать одним из них. Хань и был той третью изменения, в которой нуждался Минсок. Сначала было сложно им обоим, потому что Минсок не был готов к ежедневным порциям внимания, а Хань чувствовал себя ненужным и надоедливым. Минсок так думал. Прошло немало времени, пока Минсок решился дать человечеству еще один шанс. Завоевать его доверие и расположение оказалось гораздо сложнее, чем Хань думал. Прошли дни, пока Минсок начал отвечать на его приветствия. Недели, пока он сам решил поздороваться. Месяцы, пока Хань получил устное разрешение на личные вопросы и редкие прикосновения. На четвертом курсе Минсок разрешал ему вытаскивать себя из дома в четыре утра и приносить комедии на флешке. «Друг». Звучит странно в его голове. У Минсока были друзья. Еще в школе, но были. И сейчас есть. Пускай один, но зато лучший. Который не умеет вовремя закрывать рот, у которого заразный смех и к которому тянет время от времени. Но Минсок больше не повторит прошлых ошибок: не полюбит и уж точно не признается в этом ни себе, ни ему. Сам Хань подозрительный и невыносимый, когда случайно касается шеи Минсока или замирает во время очередного боя белыми подушками и смотрит Мину прямо в глаза. В сантиметре от его губ. В 0,0 сантиметра от его губ. Почти счастье. Почти последняя треть изменения. Седьмое ноября, понедельник, все предвещало беду. Старые и новые фото Минсока украшали стены коридоров. На новых — он с Ханем. И сам виновник торжества в компании четырех всадников Апокалипсиса. ― Сделал себе имя. Спасибо, «друг». Его вышвырнули из воздушного шара, в котором он только успел освоиться. Нехватка кислорода убивает последнюю клетку мозга. Ноги ведут на крышу. Холодный и серый. Любимый асфальт.