***
Бездействовать было мукой. Столько лет Санджи был беспрерывно занят: неважно, где, дело находилось всегда. Хочешь быть поваром — забудь об отдыхе. Готовка? О нет, любой кулинар начинает с низов: мытье пола, посуды, столов, чистка овощей, подготовка рабочих мест для тех, кто в то время казался божествами, истинными Мастерами! Теперь, перебирая детские наивные впечатления, можно было лишь улыбнуться, и уголки губ мужчины и впрямь на миг дернулись вверх. Но тогда четкие движения рук, блеск наточенной стали, горячая дымная суета, гомон переругиваний и просьб („Ещё одну луковицу!“, „Розмарин! Кто спёр розмарин?!“, „Готово, уносите!“), взмокшие лица, прилипшие от пара и пота к щекам и лбам волосы, многонотный аромат готовящейся снеди — всё это сливалось в ослепительно дикий, но ритмичный танец, выплескивалось на Санджи, стоило ему переступить порог кухни с очередной стопкой грязных тарелок, накрывало волной, дурманило и дразнило его. И Санджи старался изо всех сил: снова и снова раздевал вёдра картофеля, мыл нескончаемую шеренгу тонконогих бокалов, драил карусель столов, чтобы однажды и самому стать Мастером. Позднее, уже со стариком, он и впрямь исполнил это желание. Однако поднимать „Барати“ с нуля было не менее сложно, чем научиться выполнять работу помощника молниеносно или одновременно с легкостью вести четыре-пять этапов приготовления блюда. А уж когда ресторан старика приобрёл популярность, точно стало не до отдыха: помимо обязанностей кока на каждом из их команды лежала негласная обязанность наподдать пинка зарвавшемуся клиенту — не зря „Барати“ радушно обслуживал и дозорных, и пиратов, и не даром повара этого ресторана получили славу „боевых коков“! И вот теперь бездействовать было мукой. Редкий случай, когда Санджи не готовит, и уж совсем невозможный — если он остался на Мерри, когда остальные исследуют новый остров. — Что за глупость? Оставить кока на корабле вместо того, чтобы дать ему возможность найти что-нибудь съедобное? Будто бы сами потом не будут лезть ко мне с пустыми желудками! Тц! .. Ворча, Санджи уже не первый час слонялся по каютам. Он знал: его слова лишь способ найти выход раздражению. С предыдущего острова они отчалили не более недели назад, трюм был полон продуктов, а с оборудованием, имевшемся на корабле, даже вода не успела испортиться. Более того, Нами-сан перед уходом утешала его, что на острове, по её оценке, растительность однообразная и ничего нового отыскать там не удастся. Горизонт чист, военных кораблей не виднелось нигде, насколько хватало взгляда. „Дрыхли, небось, когда мы проплывали!“ Жара наваливалась на корабль, открытые окна не спасали — не было ветра, чтобы просквозить застоявшийся воздух. Похоже, что изменений в погоде не предвиделось. „На Гранд Лайн ни в чем нельзя быть уверенным, но, кажется, климатические условия в этой части океана довольно стабильны: ни одного шторма за шесть дней пути, “ — говорила Нами-сан. Сам не заметив как, Санджи вновь подошёл к кухне и в очередной раз за время с момента ухода команды взялся сначала за нож, потом за ручку холодильника — и только тогда понял, что все уже сварено, пожарено и потушено. Еще до того, как Луффи увидел остров, кок приготовил еды, достаточной для всех шестерых. С собой лишь Нами-сан взяла небольшой паёк: Усопп отказался, сказав, что сам приготовит ужин на острове и сохранит „дух походной романтики“, Чоппер с восхищением во взгляде последовал его примеру, а Зоро никогда не брал с собой ничего „лишнего“ („Хм“) и предпочитал „не зависеть от ксо-кока, если это возможно“. Делать что-то сверх имеющегося сейчас — переводить продукты. А этого Санджи себе позволить не мог. Мужчина завалился на стул, пододвинул пепельницу ближе. Достал из кармана пиджака сигарету, спички. Прикурил. Крепкий вдох — и терпкий вкус заполняет не только рот, но и всего Санджи, успокаивает его нервы. Выдох: густой дым расползается по остекленевшему воздуху, зависает над столом, подсвеченный солнцем и оттого будто осязаемый… — Санджи, не кури! Табак испортит твой вкус, повар не должен курить! — говорил ему когда-то давно старик Зефф. А Санджи-сопляк назло ему и из желания не быть больше маленьким курил и постепенно привыкал к горькому вкусу, спустя годы казавшимся желаннее самого изысканного блюда. Есть не хотелось. И спать желания не было. Даже корабль был чист настолько, насколько это возможно с такими, как Луффи, Усопп или Чоппер! Отчаявшись, Санджи спустился на сушу и стал бесцельно бродить по берегу, но и там не оказалось ничего интересного: песчаная гряда тянется далеко и сливается с небом по обе стороны от каравеллы. Привычка беспрерывно быть занятым, двигаться требовала от Санджи действий, а потому к вечеру, когда едва ощутимая дымка прохлады сжалилась и укрыла Мерри от зноя, кок твердо знал, что на корабле имеется двадцать один вяленый окорок, четырнадцать куриных тушек, небольшая бочка недавно пойманной рыбы, кусок от какого-то грандлайнского чудища, прибитого Луффи, ящик лимонов, два ящика зелёных бананов, два с половиной — апельсинов, по мешку соли, сахара и перца, тканный мешочек с имбирём, такие же — с корицей, базиликом, куркумой, гвоздикой, горчицей, кардамоном, маком, шафраном, мятой, тмином, мускатным орехом, паприкой и шалфеем. Три бутыли масла, мешок моркови, специальные упаковки, сохраняющие влагу и необходимую температуру, чтобы не дать овощам испортиться: с помидорами, огурцами, свёклой, нарезанными и очищенными кабачками, с луком, чесноком, баклажанами. По две каждого вида овощей. Два мешка риса, один с картофелем, пятьдесят шесть упаковок спагетти и двенадцать — макарон, двадцать восемь овсянки и семнадцать с четвертью — гречки. Оставалось ещё шесть бочек воды, девятнадцать с саке, пятнадцать — с ромом. Двадцать пакетов сока почти без усилий помешались в холодильник. Кроме того, на отдельной полке размещались сорок три пачки сигарет „Грин Эр“. Итого, вместе с одиннадцатью в пиджаке Санджи, их было восемьсот семьдесят одна. Когда с пересчётом было закончено, и Санджи, подняв голову от мешков, бочек, ящиков и бутылей увидел, что только краешек красного солнца едва-едва коснулся воды, ко всему прочему добавилось еще немного приготовленных „специальных специй от Санджи“ для курицы, мяса, рыбы, супа, макарон отдельно, с точно выверенными пропорциями того или иного составляющего. Смеркалось. Переводя дух, Санджи вышел из трюма. Высокая синь, фиолетовая и красновато-пурпурная там, где закатилось солнце, над головой уже пробиваются первые огни звёзд. Далекие курчавые облака, могучие и темные, заполонили восток. У мужчины захватило дух: порой так бывало, когда после долгого насыщенного дня он, выдохшийся, но с удовольствием на губах выходил из цеха в „Барати“ или здесь, с кухни Мерри. Широта неба врывалась в уставшего Санджи, и у них троих: неба, Санджи и сигарет был свой мир. Так было и сейчас. Чирк. Огонь. Затяжка. Выдох. Пепел. Вот что он называл гармонией с миром. Затяжка, выдох. Пепел… Громкий стук, быстро сменившийся топотом вывел Санджи из млеющего оцепенения. „Неужели дозорные? Чёрт, ведь он столько часов провёл внутри и даже не подумал время от времени посматривать в море. Глупец!“ Санджи отступил в тень мачты. Тёмный силуэт возник и начал подниматься на второй открытый этаж каравеллы. „Мужчина. Телосложение у нас с ним примерно одинаковое, разве что в плечах шире. Ничего, справлюсь.“ Силуэт медленно одолевал лестницу. „Это ощущение силы… Не так уж часто встретишь. Интересно!“ Массивные ботинки двигались почти беззвучно, если бы Санджи не услышал шум, когда этот тип вбирался на корабль, незнакомец мог бы застать его врасплох. „Что ж, парень, сегодня тебе не повезло!“ Широкие штанины, тёплый харамаки, три катаны… „Три катаны?!“ Ророноа Зоро. — Эй, кок, чего торчишь за мачтой? Лучше накорми меня! Молчание. — Не хочешь? — теперь Зоро стоял на расстоянии вытянутой руки от Санджи, который думал, что в более глупой ситуации он ещё не бывал. Белая футболка мечника резко выделялась из темноты. — Ладно, ксо-кок, сам себе найду что-нибудь. Пепел стряхни. — Санджи за выслеживанием и забыл о сигарете, а та уже наполовину истлела, застыв в недвижных губах и держа неровный столбик сгоревшего табака. Он отошел к борту и сбил пепел в океан. — Где Нами-сан? — Санджи задал вопрос, волнующий его в первую очередь, входя в гостиную. — Где остальные? — Они потерялись, — ответил Зоро, бережно прислоняя катаны к деревянной стене. — ТЫ ХОЧЕШЬ СКАЗАТЬ, ЧТО БРОСИЛ НАМИ-САН ТАМ?! — палец Санджи указывал на открытую дверь, в которую виднелась прибрежная мель и густая чаща, начинающаяся сразу за узкой полоской пляжа. — Она навигатор, найдется, — последовал незамедлительный ответ. — Там дикие звери! А ну иди сюда! За катанами Зоро бы не успел, поэтому удар был заблокирован руками. — Она не маленькая! За зверей можно переживать больше, чем за эту ведьму! Удар подхваченной катаной. — Только такой идиот как ты мог бросить леди в беде! — замах. Лязг. — Нами-суан, я разберусь с Маримо и спасу вас! ~ — Куда ты пойдёшь? — люстра чудом уцелела при взмахе мечом. — Остров огромный, дубина, она вернётся раньше, чем ты её разыщешь! — стулу от Санджи повезло меньше. — БЕСИШЬ! Катись, куда хочешь! Последний остановленный удар меча. Катана вошла в ножны с характерным щелчком, и Зоро демонстративно вышел из каюты. — Если с Нами-сан что-нибудь случится, ты труп! — пообещал Санджи ему вдогонку и отвернулся к плите. Он не признался бы в этом и самому себе, но с Зоро никогда не было скучно.***
Ещё кипя от злости и с тяжёлым после драки дыханием, Зоро спускался в трюм. Удивительно: сколько они с Санджи ни бились, ни один из них никогда не мог достать другого. Он бы дорого заплатил за возможность хорошенько дать по этой наглой извращённой физиономии. „Нами он пойдёт спасать, как же, эро-кок.“ Ненароком Зоро замечает странный для этого помещения, какой-то перфекционистский порядок и лист с длинным и подробным перечнем съедобных запасов на Мерри. Обычно все сметы о доходах, расходах, а также о количестве всего, на что были затрачены деньги, хранились у Нами в каюте. „Вот оно что.“ Зоро не раз был свидетелем, как порой Санджи впадал в состояние маниакальной жажды деятельности. Когда — к великому сожалению Зоро — работы для кока не находилось, мечник предпочитал отоспаться где-нибудь в тихом месте: первой мишенью для выброса энергии в такие моменты становился он. Чтобы наверняка избавиться от заведённого Санджи, Зоро наполняет не две, а четыре бутылки ромом.***
К моменту, когда на столе возникли две порции риса с овощами и блюдо с мясом, Зоро успел вернуться с бутылками крепкого. Санджи принялся за еду, не пожелав накама приятного аппетита. „Наши отношения не выдержали бы такой нежности, “ — с ехидцей подумал он про себя. Мечник бухнулся на стул, со стуком ставя на стол два стакана. — Ты знаешь: я не пью алкоголь. Я только… — Признаешь его в качества специи, — Зоро улыбнулся своей обычной острой улыбкой. — Откуда ты? .. Не припомню между нами другой минуты откровений, — единственная открытая бровь Санджи взлетела вверх. Зоро прыснул в туго сжатые губы: что за нелепица? Эти брови несуразностью превосходили даже его зелёные волосы. Зоро и сам не знал, почему они имеют такую окраску, но они действительно с самого рождения были сочного зелёного цвета. — Я откуда-то знал, что ты так ответишь. Дежавю. Слышал, кок? Санджи странно было слышать столь изящное слово из набитого рта. Сейчас, при свете ламп, он оглядел Зоро: короткие волосы, несмотря на длину, лежат неровно, местами взлохмачены, коротенькая тростинка застряла в них над левым ухом. Лицо, шея, часть груди, не скрытая футболкой, блестят от не до конца высохшего пота, кое-где на коже и одежде виднеется пыль и следы не то зелени, не то пыльцы. „Хорошо, что Нами-сан не видит этой неопрятности.“ — Разумеется. Но пить не буду, Маримо, — Санджи отложил ложку и привычным, уже механическим движением запустил руку в карман пиджака, доставая тонкую белую палочку. Спички лежали на столе, и он уже тянулся за пепельницей. — Спорим, ты не сможешь продержаться без них и получаса? — Зоро отклонился назад с самодовольной усмешкой. — Что-о, Травяная башка? — Что, Завитушка, кишка тонка? — На что? — Отказаться от спора, да еще когда тебя называет слабым этот парень? Нет, Санджи не мог. — Если не продержишься, мы напьёмся. Сейчас, — взгляд на часы, — одиннадцать — десять. До сорока минут. — Идёт.***
— Завитушка, Гранд Лайн еще не видел столь сокрушительного поражения! …Чёртов кок, что, ноги слишком длинные? — забывшись в порыве, Зоро едва не пропустил удар. — Всё честно: пари есть пари. Поражение есть поражение! — На памяти Санджи мечник никогда не смеялся так открыто и еще никогда не выводил его из себя больше, чем сейчас. — Заткнись! ЭТО БЫЛО ПОДЛО!!! За минувшие тридцать минут повар извёлся больше, чем за полдня безделья. Стоило им разбить ладони в знак заключения пари, как Санджи — разумеется — тут же захотелось взять сигарету. Но он не собирался проигрывать мечнику, а потому твёрдо держался. Первые восемь минут. Следующие четыре ползли медленнее Ден-Ден Муши. Затем целых две он мерил гостиную шагами. Почти всё оставшееся время провёл на палубе, дыша чистым воздухом и мечтая, чтобы он приобрёл запах табака. Когда, по ощущениям, условленное время истекло, Санджи, кипя от нетерпения, вернулся в гостиную посмотреть на часы. И застыл от изумления. Зоро, закинув ногу на ногу так, что щиколотка одной оказалось на колене другой, наклонился вперёд. В его ладонях плясал огонь, а изо рта после двух глубоких втягивающих вдохов повалил дым. Ноги Санджи сами подошли к столу, руки взяли табак, спички, сами высекли искру, губы сделали затяжку. Зоро выдохнул клуб дыма вверх, посмотрел куда-то за спину Санджи. Они одновременно потянулись к пепельнице, мечник исподлобья бросил взгляд на Санджи, в его глазах были ликующие демоны. „Сорок, Санджи, “ — рука, свободная от сигареты, указала на часы позади кока. — Я не подбивал тебя. Это ты оказался слабонервным, завитушка. Или просто слабаком, — голос Зоро вновь был ровен, как всегда, но во взгляде еще виднелись смешинки. — Как ты? .. Чёрт, Маримо, я никогда не видел тебя дымящим! — потрясение Санджи было столь сильно, что он даже не заметил колкостей. — А я не курю, — просто ответил Зоро. — Решил попробовать. На тебя посмотришь, как ты изводишься, любой захочет узнать, из-за чего так ломает, — Зоро оскалился, Санджи в ответ хмыкнул. — Это не лучшее удовольствие, — мечник выпустил порцию дыма и смял сигарету о стекло. — Пора отдавать долг. Звякнули стаканы, и Зоро наполнил их ромом. — За честь мужчины! — его рука взлетела вверх, и мечник осушил стакан. — За честную игру, — последовал его примеру Санджи и отхлебнул большой глоток.***
Зоро гнался за Куиной по неестественно серебристой траве. Но бег давался гораздо тяжелее, чем обычно. Грудь сдавливало: весь воздух вышел, и дышать не получалось, казалось, будто лёгкие вовсе уже не расправить. Пульс бил в висках и на шее, ноги не ощущались, Зоро бежал словно по инерции. Он мог рухнуть в любой момент. Единственная мысль, которая была в голове: нельзя останавливаться, он во что бы то ни стало должен догнать. Куина знала нечто, нужное Зоро. Мужчина был уверен в этом — иначе зачем это истязание? Чёрные волосы девочки разметались от движения: отблески луны, травы… Зоро не знал, сколько они так бегут: он, изнемогая, задыхаясь, и она — лёгкая, как тень, и стремительная, неустанная, словно ветер; десятилетняя, с несмелой улыбкой. Такой он её помнил. Когда уже не только ноги, но его разум не мог больше нестись за Куиной, он остановился и слышал лишь своё сердце, заполнившее всю голову, превратившее её в бухающий молот. Его тошнило. Куина тоже остановилась и наконец приблизилась к нему. — Зоро, ты знаешь, — начала она с такой жалостью, какой просто не могло быть в этом лице. Мольба! Она молила его. Зоро вдруг осознал всю чудовищную нереальность происходящего. „Ну же, не медли!“ — он боялся потерять сознание раньше, чем она окончит фразу. — Сражайся со мной, Ророноа Зоро! Ты обманул меня! Куина вдруг за секунды вытянулась, превращаясь в Ташиги или во взрослую Куину, точь в точь как Ташиги. Зоро отшатнулся, в ужасе от метаморфозы. — Ты думал отделаться от меня так просто?! — вскричала Она. Её голос наполнялся силой и низкими нотами с каждым словом. — Просыпайся, чёртов мечник! Зоро большим глотком вдохнул морской воздух. Кажется, во сне он и правда забыл, как дышать. Распахнул глаза, хватаясь за катаны. Рефлекс. — А, это ты. Над ним нависло лицо Санджи с неизменной сигаретой и новой деталью: порозовевшим носом.***
Санджи обнаружил отсутствие Зоро лишь тогда, когда опустела последняя кружка рома. Повозившись, он поджёг сигарету и принялся убирать со стола и мыть посуду. Когда Зоро не появился и под конец уборки, повар понял: — Зоро просто уснул где-то по пути! Осенённый, Санджи отложил чистую ложку и принялся спускаться по лестнице в трюм. Оказалось, что Мерри каким-то образом отнесло с мели. Кок оценил расстояние до берега: вроде, всё точно так же, как и днём. Значит, начался прилив… или ещё какое диковинное явление, не зря же лестницу качает так, что Санджи едва-едва удаётся удерживаться на ней. Поспешив покинуть ненадёжное место, мужчина вошёл на склад провизии и зажёг лампу. Пусто. В мужской комнате тоже ничего, как и в оружейной. Не отчаиваясь, Санджи преодолел три коварных лестничных пролёта и проверил сумрак мандариновых кустов Нами-сан. — Да куда провалилась эта водоросль? — Еще не закончив говорить, Санджи знал ответ. Оставалось лишь одно место: воронье гнездо на грот-мачте. Захватив с собой две бутылки, он принялся подыматься к пункту наблюдения. Пару раз чуть не соскользнув с узких выступов из-за качки, Санджи благополучно достиг вершины. Мечник сидел в излюбленной позе: руки, скрещенные за затылком и вытянутые ноги. Аккуратно обойдя их, Санджи склонился над Зоро. Лицо спящего не было безмятежным, наоборот, напряжённым: тонкая полоска стиснутых губ, вертикальная складка на переносице, сурово сдвинутые брови. Санджи вдруг отметил, что для парня у Зоро они чересчур тонки. На лбу и шее испарина. Вряд ли мечнику снилось что-то приятное. Выждав несколько секунд, Санджи от всего сердца пнул длинные ноги. Зоро не шелохнулся. Не зная, что делать дальше, кок ругнулся и повторил манёвр. Безрезультатно. — Ты думал отделаться от меня так просто?! — проорал он в спящее лицо. – Эй, ты, просыпайся, чёртов мечник! — Санджи схватил Зоро за грязную футболку. Металлический звон катаны Санджи уловил раньше, чем встретил открытые глаза Зоро. — А, это ты, — катана с тихим лязгающим шипением уползла обратно в ножны. Зоро всем существом источал разочарование от того, что Санджи его нашёл, что его разбудили, что он так и не увидел конец мучительного сна, что не услышал слов Куины. Последнее было главной причиной раздражения: Зоро знал, чувствовал, что это было важным, это была истина, которая так долго от него скрывалась и которую он так жаждал выведать. „Глупости, всего лишь сон, “ — твердило пробуждающееся сознание, и чем яснее Зоро видел Санджи и вспоминал прошедший день, тем громче становился этот голос. Но тот, спящий, ещё не до конца ушедший кусочек подсознания в нём яро протестовал. И Зоро поверил ему. Интуиция, чутьё, нюх, инстинкт — чем бы это ни было, оно его ещё никогда не подводило. Санджи не знал о мыслях Зоро, не догадывался о борьбе, происходящей в нём. Он видел лишь, как мечник в полурасслабленной позе и с ладонью, вцепившейся в рукоять меча, с напряжённым взглядом застыл, едва успел проснуться. В конце концов, его нетрезвое терпение иссякло, и он подхватил Зоро под мышки за застывшие руки и двинулся с ним к лестнице вниз. — Какого… — прежде, чем мечник успел окончить фразу, они с Санджи полетели вниз. Зоро чудом изловчился схватить ногу Санджи, а тот в свою очередь — вцепиться в рею. — И ЧТО ТЕПЕРЬ, ХРЕНОВ КОК?! — сказать, что Зоро злился — значит, ничего не сказать. — ВЫТАСКИВАЙ НАС И ЗНАЙ, ЧТО, КОГДА ТЫ ЭТО СДЕЛАЕШЬ, Я ПРИБЬЮ ТЕБЯ! Санджи, натужно пыхтя и стараясь не выпустить сигареты, всё еще дымящейся, стал потихоньку раскачиваться; Зоро с каждым качком выдавал новый эпитет о Санджи. — Что это ты задумал?! Посчитав амплитуду достаточной, кок с силой оттолкнулся от реи, и они вдвоём полетели в море. Раздался громкий всплеск, и несколько мгновений спустя из бурлящей белой пены показалась мокрая зелёная голова. — Я сказал вытащить нас, а не попытаться угробить ещё раз! — наполовину прокричал, наполовину пробурлил — из-за залившейся в рот воды — Зоро. Он начал плыть обратно к кораблю, но когда до него осталось два или три метра, а он так и не услышал ответную ругань, повернул обратно, при каждом гребке шипя: — Ненавижу, — гребок. — Прибью, — гребок, — скотину! Нырнув на месте падения — его выдавала лёгкая белая сеть пены, всё ещё видневшаяся на поверхности, — Зоро стал вглядываться в тёмную толщу и увидел кока лишь благодаря золотистым от воды волосам. Выплыв и взобравшись на Мерри с бесчувственным Санджи, Зоро кинул того на дощатую палубу и стал вытаскивать катаны из креплений на харамаки, выливать из них воду и складывать на пол для просушки. Затем он снял мокрые майку и харамаки и ботинки, полные влаги. Выжал вещи и отнёс их в ванную, в корзину для стирки. Переоделся в сухие брюки и только тогда, вернувшись наверх, подошёл к Санджи. Кок, уже пришедший в себя, мокрый до нитки, безуспешно чиркал спичкой об отсыревший коробок, надеясь поджечь сигарету, на конце которой висела мутная капелька. — Очнулся? — спросил Зоро ровным голосом. Санджи поднял взгляд вверх. В следующую секунду в глазах у него потемнело — Зоро исполнил своё обещание.***
— Но как ты можешь пить это каждый день? — спрашивал Санджи позже, когда вновь очнулся, умылся, переоделся и с Зоро спустился на палубу. Они сидели с бутылками в руках, прислонившись к резным балясинам борта. На Санджи теперь была серая пижамная кофта и пижамные же штаны. Зоро полировал катаны кисточкой медленными, аккуратными движениями. Голова повара плыла, покачиваясь, будто прибрежная волна: набегая — проясняясь, откатываясь назад в темноту, будто и вовсе чужая. Кок не терпел спиртного по той простой причине, что оно лишало рассудок ясности, а в его работе голова была крайне важна. — Или ром добавляет тебе храбрости в бою, а, Маримо? — Вроде кок, а элементарных вещей не соображаешь. Вода на судне быстро портится, в отличии от рома. Не в каждой лодке, знаешь ли, есть такие штуки, как на Мерри, — широкий глоток из бутылки. Зоро уже не злился и не предпринимал попыток уснуть в тишине. Он смирился, что этой ночью повар не даст ему спать. — Несколько лет — и я привык к крепкому, теперь вода не утоляет жажду, — ещё глоток. — А мы с тобой можем разговаривать, почти как нормальные люди, — Санджи запрокинул голову с сигаретой. Его верхняя губа припухла и покраснела от удара Зоро. — Сокомандники. — Да, ты вполне сносен, когда не бегаешь за каждой юбкой. — Женатому на катанах не понять, — тихий смешок. — Дубина. Для меня важен уровень силы, а не внешняя привлекательность, — теперь, в спокойствии, Зоро вновь вернулся к Куине и силился понять что-то из сна. Парню с бровями-завитками он отвечал, лишь краем сознания улавливая его речь. Он посмотрел на тёмное небо и его губы расплылись в довольной улыбке. — Заводит тот, кто может дать отпор. — Разве не приятней чувствовать мягкость? Эта податливость прекрасных мелорин с сексуальными формами… — каждый раз, стоило Санджи увидеть девушек или даже подумать о них, его лицо становилось до крайности неприятным. — С такой рожей тебя всё равно ни одна не подпустит. — Уж всяко лучшей твоей постной физиономии, — Санджи глотнул саке — этот напиток показался ему гораздо приятнее, нежели ром — и выпустил дым. В отличии от Зоро, он смотрел прямо на собеседника и теперь, после своих слов, оценивающе его разглядывал. Жёсткая линия бледных губ, серая сталь глаз („Будто знали, что он с ума по катанам сходить будет“), высокие скулы, тонкие брови и короткие волосы вопиющего водорослевого цвета. На взгляд Санджи, единственной интересной деталью во внешности Зоро были серьги в левом ухе. Интересно, когда он их надел и зачем? — Но не уходи от темы. Я ни разу не видел тебя с девушкой. А, может, ты из этой команды, а? — теперь его лицо приняло другое идиотское выражение: издевательский взгляд, приподнятая бровь и будто в изумлении приоткрытый рот, — такое проявлялось в нём, когда он считал, что отмочил чертовски смешную шутку о Зоро. Зоро медлил с ответом. Санджи был сродни назойливой муке, маячащей в сознании, когда то было полно воспоминаний детства. — Не знаю. Никогда не задумывался. — Да-а ла-адно, как можно не задумываться о своей ориентации? — Санджи всё распалялся. — Только такие, как ты, которым нечего делать, думают о всякой ерунде, — бросил Зоро, начиная раздражаться. — То есть ты можешь заняться любовью с мужчиной? — теперь удивление было неподдельным. — Мы же пираты, — Зоро наконец повернулся к повару. Ему захотелось побыстрее отвязаться от него. — Свободные люди. К чему себя ограничивать, м? Пойму, когда наступит момент. — „Прекрасно, “ — подумал Зоро, наблюдая за реакцией Санджи. — „Пусть этот кок ко мне вообще не подходит.“ — Так что да, Завитушка, я вполне могу оказаться из той команды. Будь осторожней. Зоро наклонился вплотную к лицу застывшего Санджи, взял сигарету и выкинул её за борт. Видя, что этого недостаточно, чтобы кок тут же испарился, он положил руку на влажный затылок Санджи и прижал его губы к своим. Впоследствии повар и сам не мог объяснить себе, чем он руководствовался, но, когда его оцепенение прошло, вместо того, чтобы отстраниться, он наоборот вклинился губой между губами Зоро, превращая их действие в настоящий поцелуй. Санджи чувствовал привкус не то рома, не то саке. Он решил, что поцелуй ничем не отличается от множества других, что он дарил девушкам: та же мягкость уст, то же тепло. Но тут, стоило только ему об этом подумать, почувствовал ответный напор, податливости как ни бывало, чужие губы стали сильными, властными. Впервые не Санджи целовал, а целовали его. Впервые он не вёл, а подчинялся. Санджи почувствовал укол холода на щеке, почти сразу ещё один — на открытой шее. С иссини чёрного неба хлопьями густо валил снег. — Мандарины… — он разорвал поцелуй. — Мандарины Нами-сан… Их надо укрыть… они не переносят холода… — пролепетал Санджи и, поднявшись на ноги с колен, нетвёрдой походкой босых ступней побрёл наверх. Зоро наконец избавился от него. Но теперь в его мыслях не было детских воспоминаний.***
Утро тяжёлым свинцом навалилось на корабль и членов его экипажа. Четверо из Мугивар оставались где-то на острове, а между тем песок промёрз, и теперь хрустел бы под ногами, так же, как и слой льда, в который превратилась отмель. За ночь джунгли, плотно покрывавшие сушу, стали сухой стеной переплетённых ветвей, сочная растительность — жухлым пеплом на земле. Только два пятна зелени остались в округе. Первым были мандариновые кусты на Гоинг Мерри, вовремя укрытые Санджи плёнкой, вторым — голова мечника с аккуратной шапочкой снега поверх. Зоро спал, сидя на палубе в куртке и одеяле. Руки сложены накрест, катаны — неотъемлемая его часть — покоились рядом. Ещё ночью мечник долго думал о сложившейся ситуации. В конце концов, он решил, что оставит всё, как есть, и больше не будет об этом думать. Часть команды с острова постепенно возвращалась. Ночной заморозок стал неожиданностью для всех, кроме Нами, хотя знание не помогло ей спастись от холода: она попросту не успела вернуться. Лишь только бледно-жёлтое солнце поднялось из моря, ставшего серым, навигатор прошлёпала по песку к каравелле. — Подумать только, а ведь только вчера красное солнце обещало такой же жаркий день! Нет, здесь ни в чём нельзя быть уверенной! — по её тону нельзя было понять, злится она на погоду или больше восхищается ею. — Получается, мы попали как раз на смену осеннего и зимних сезонов этого острова! .. Страшно представить, что бывает здесь летом… — Нами смотрела на безрадостный пейзаж острова, и её передёрнуло. — Санджи-ку~н, я вернулась! Со мной всё в порядке! — чуть позже Нами влетела в кают-компанию. Однако ответом ей была тишина, и нос не уловил привычных тёплых ароматов завтрака. Открыв глаза, Нами убедилась: кока здесь нет. — Странно… В поисках навигатор спустилась обратно на палубу как раз вовремя, чтобы застать возвращение Усоппа с красным носом, с которого свисала сосулька, и беззаботного Чоппера. Вот уж кому мороз был не страшен, так это северному оленю. Усопп, завидев Зоро, нырнул к нему под одеяло и, трясясь, принялся отогревать нос. — Дами, ды доже не ожидада такой подстады? Она покачала головой. — Я предвидела, но не успела вернуться. Вы не видели Санджи по пути? — Нет, — пожал плечами Чоппер. — А шдо, его нед на кудне? .. А-а, Чоппер!!! — оленёнок схватился за сосульку и пытался её отодрать. — В том-то и дело. Зоро пошевелился, и снег с его головы соскользнул на Усоппа. — А-а-абдчхи! .. Зодо, а ты не видед Садзи? — Что? — Зоро замер, потянувшись за катанами. — Санджи? Понятия не имею, где этот кок. — и мечник спустился в люк, ведущем вниз. — Странно… — повторилась Нами. -А-АБ-А-АБДЧХИ!!! — сосулька со стуком отлетела. — О-о-о, Усопп, тебя надо лечить! — воскликнул Чоппер, и эти двое скрылись в люке вслед за Зоро. „Постойте, если Санджи здесь нет, а Зоро вернулся неизвестно когда…“ — МОИ СОКРОВИЩА!!! — Нами всплеснула руками и убежала в противоположную сторону.***
- Э-э-э?! Санджи! Санджи! САНДЖИ!!! Только не говори, что ты умер! — истошно кричал Чоппер, носясь вокруг кока, проверяя у него то дыхание, то сердцебиение на груди, то пульс на шее и запястье. — Чоппер, если бы он умер, то не смог тебе об этом сказать, — поучал Усопп, натягивая свитер, стараясь не задеть перебинтованный нос. Они были в мужской комнате. — Точно, Усопп! — мгновение радости. — Но это не объясняет, почему он не двигается и не просыпается! Ему плохо! Доктор! ПОЗОВИТЕ ДОКТОРА!!! — радость тут же сменила паника. – А?! Так я же доктор! — Чоппер стукнул одним копытцем о другое. — Вечный дурдом, — проговорила Нами, открывая холодильник в гостиной и слушая вопли снизу. Голод оставался голодом, даже если с Санджи было что-то необычное. В этот самый внизу момент Чоппер перевернул кока на живот, раздался утробный звук и Санджи вырвало на пол. Когда он поднял голову, лицо его было бледно и будто помято, глаза заплыли, под ними лиловатые мешки, губа разбита и опухла, вокруг рта и на подбородке следы рвоты. Кроме того, кок был небрит, а волосы растрёпаны, на затылке они были сильно примяты и создавали впечатление плеши. — Что это? .. — спросил Чоппер, оцепенев. — Что это за болезнь такая? Я никогда не видел, чтобы человек за одну ночь так менялся! .. — Успокойся, Чоппер, — хмыкнул Усопп. — Эта болезнь называется „похмелье“. Я знаю, что делать, — он взвалил Санджи на плечи. — Помоги мне поднять его наверх. — Э? Хорошо! — олень принял человеческую форму и подхватил ноги повара. — Куда мы его несём, Усопп? — В ванную, — длинноносый уже протиснул голову в люк, нечаянно задев головой Санджи притолоку. — Понятно. — Чоппер подал наверх ноги. — „Похмелье“…***
Часом позже, когда Луффи успел вернуться и теперь без умолку требовал мяса, заметно посвежевший, чистый, с влажными волосами и пластырем на губе, Санджи готовил завтрак. На стол опустились тарелки и кружки с напитками. Себе кок сварил кофе и сел на скамью, прикуривая сигарету из новой пачки. В каюте было пять человек: Нами, Усопп и Луффи с аппетитом ели, Санджи курил, морщась от резких выкриков Луффи „Как вкусно!“ или „Это моя ножка, Усопп!“, Чоппер листал медицинский справочник, и вид у него был немногим лучше, чем у Санджи. — А-а-а, Санджи! — вскричал он. Повар нахмурился и затянулся поглубже. Чоппер оторвался от книги и посмотрел на Санджи так, будто тот мог рассыпаться в следующий момент. Кажется, оленёнок даже дышать стал тише. — Здесь сказано, что алкоголь убивает клетки мозга! «Эритроциты, поверхность которых обычно покрыта защитным липидным слоем, лишаются его под воздействием спирта (хорошего растворителя жиров, как известно) и начинают слипаться… Склейки эритроцитов закупоривают проходы тончайших капилляров, спустя какое-то время начинается кислородное голодание (гипоксия), это приводит к „онемению“ участков мозга, а потом и к их отмиранию!» — быстро проговорил Чоппер. Вид у него был ошеломлённый. — Вот еще: „…именно гипоксия является имитатором свободы, ощущение которой возникает в психике пьющих людей под воздействием алкоголя. Именно за этим ощущением и тянутся все, кто выпивает… Синдром похмелья — не что иное, как процесс, связанный с удалением из головного мозга погибших из-за отсутствия кровоснабжения нейронов… организм отторгает погибшие клетки, с этим и связаны утренние головные боли, “ — голос Чоппера начинал дрожать. Санджи же, казалось, его слова вовсе не тронули. — „…Поэтому существует абсолютно точный научный афоризм: тот, кто пьёт водку, вино и пиво, наутро мочится собственными мозгами, “ — закончил Чоппер. В его глазах стояли слёзы. — Санджи! — оленёнок захлопнул книгу, встал на стул и бухнул по столу копытом. Следующие слова он проорал в лицо коку. — Ты больше не должен пить! Никогда! Я НЕ ЖЕЛАЮ, ЧТОБЫ ТВОЙ МОЗГ УМИРАЛ!!! — Чоппер повалился обратно на стул и заплакал. Санджи перестал курить. От сигареты тянулась тонкая струйка дыма. — Надо же, мне ты такого не говорил, — в дверях показался взмокший Зоро с полотенцем на голове. Верхняя часть его майки пропиталась потом: мечник недавно завершил тренировку. Санджи уткнулся в кружку с кофе. Чоппер промолчал: ещё всхлипывая, он был не в состоянии говорить. За него ответил Усопп: — Зоро, тебя уже ничто не спасёт, — и как ни в чём ни бывало откусил следующий кусок от курицы. Мечника перекосило. Справившись с собой, он взял столовые принадлежности и втиснулся за стол между Луффи и Нами: на противоположный конец стола от Санджи. — Что ж, — Нами откинулась на спинку стула с сытым видом. — Лог уже настроился. Проверим корабль, и можно отчаливать с этого острова, — проговорила она загробным голосом. И тут же закончила с самым сердечным выражением лица: „Спасибо, Санджи-кун! Завтрак удался, как и всегда!“ Всю первую половину дня повар и мечник избегали друг друга и, в целом, вели себя, как и всегда. Разве что держались чуть холоднее и не затевали споров. Столкнувшись на лестнице во время проверки корабля, они на секунду замялись, Санджи открыл было рот, чтобы по привычке сказать: „Маримо!“, но тут же закрыл его и продолжил подниматься наверх. — Странные они какие-то сегодня, — заметил Усопп, сворачивая канат от якоря. Когда Мерри уже двигалась по волнам, подхваченная ветром в парусе, Чоппер сидел на палубе рядом с вновь облачившимся в куртку Зоро и листал всё тот же справочник по медицине с надписью на корешке „Сто повседневных смертельных недугов“. — Необратимая гибель нейронов… приводит к утрате части информации… нарушениям кратковременной памяти… слегка перебравшие на следующее утро ничего не помнят… — бормотал он себе под нос, иногда отстраняясь от книги и делая пометки в блокноте, лежавшем тут же. Зоро обещал себе не возвращаться к этому даже в мыслях, но слова доктора натолкнули его на мысль, и он ещё раз прокрутил их в голове: „На следующее утро ничего не помнят“. Сам он никогда ничего не забывал, но что, если Санджи… Зоро украдкой посмотрел на кока: тот курил, опираясь на борт. Встретившись с ним взглядом, мечник попытался прочитать его выражение. Повар приподнял бровь и усмехнулся. Зоро тут же отвёл глаза. „Да, наверняка так и есть, “ — утвердившись в этой мысли, он закрыл глаза и вскоре погрузился в сон. Санджи прокручивал в голове поцелуй и не мог понять, какие эмоции он у него вызывает. Отвращение? Странно, но его не было. Неужели ему понравилось? Санджи прислушался к себе. Нет, однозначно нет. Интерес? Вот это было уже ближе к истине. Коку никогда не приходила в голову мысль о том, что он может поцеловать мужчину, и теперь ему были стыдно за это перед всеми меролин в мире. Он корил себя и потому списал всё на пьяное сознание. „В конце концов“, — думал он, выдыхая густейшую от холода струю дыма и пара, — „можно сделать вид, что я ничего не помню.“ Он повернулся и наткнулся глазами на взгляд Зоро. Тот явно думал о том же самом, и Санджи ответил ему обычным колким взглядом. „Прекрасно, “ — решил он, отворачиваясь к морю. — „Чем, в сущности, это было? Лишь проблеск, искра от необычности ситуации. Да ещё этот снег. Да. Сотни поцелуев, сотни касаний, и это был очередной поцелуй, очередное касание. Вот и всё.“ Сверху вдруг снова посыпала белая крошка. Санджи оторвал взгляд от чёрного исчезающего острова и посмотрел в небо. Низкое и густое, совершенно зимнее, свинцового оттенка и такое же тяжёлое, оно давило на него, прорывалось внутрь. Бледное, болезненное пятно солнца едва виднелось. Впервые Санджи не захотелось впускать в себя небо. Он лишь покрепче затянулся, выбросил окурок и побрёл в каюту.