***
На следующий день я спускался по лестнице. А почему бы, собственно, и нет? Здоровье превыше всего! Хватит жирок на полку складывать. За ЗОЖ! Спускаясь на восьмой этаж с девятого, я замер на секунду, услышав, как поворачивается ключ в скважине. Да ну, нет. Не бывает таких совпадений. Гордо вскинув голову, спустился, стараясь смотреть под ноги, как вдруг услышал хриплое: - О, вчерашний зайчишка. Эй! – окликнул. Чёрт. Бывает. Поворачиваюсь, наблюдая радостно несущегося из глубин открытой квартиры бульдога и стоящего в проёме вчерашнего маньяка. Сегодня на нём официальная одежда и выглядит он… ну совсем не страшно. И побрился. Наверное, его всё же задело, что я принял его за маньяка. А симпатичный мужик. Ну и что, что собака у него не чихуа-хуа, зато в случае чего загрызёт вора какого-нибудь. А так её просто не злить и всё. Да и вообще… Думал я, пока эта туша не сбила меня под колени, буквально опрокидывая. Благо, успел вцепиться в перила. А в следующую секунду знакомый голос рявкнул: - Сидеть! - И уже мне: - может, кофе выпьем? А то знакомство у нас как-то не заладилось, - а глаза у него смеющиеся и совсем не колючие. Откуда я это вообще взял?.. Правильно мама говорила – не суди людей по обложке! Правильно… симпатичная обложка. - Конечно. Вы же не маньяк? – я улыбнулся. Он засмеялся, кивая головой в сторону лифта: - Проверим? Бульдог радостно, загнанно дышал. И я кивнул. А почему бы и нет?Часть 1
19 января 2016 г. в 17:15
Шаг влево, вправо, поворот, выкинутая рука, лунная походка в два шага…
Наушник выпал из левого уха на припеве, как раз тогда, когда я, сложив пальцы в кулак и поднеся руку ко рту, а-ля микрофон, взвыл на высокой ноте:
- Bad romance-e-e-e!
Остановившись, огляделся, не вышел ли кто из соседей из квартиры, пока я исполнял свой сольный мини-концерт, и облегчённо выдохнул, никого не обнаружив. Площадка была пуста и поразительно цветаста – заслуга здешних граффити-художников, милой парочки этажом ниже, которая, видимо, была бессмертной, раз решила изобразить у двери Галины Степанны, - достопочтенной жительницы дома уже на протяжении сорока лет, - карикатуру Сталина.
Вообще контингент нашего дома был различен, но довольно приятен в общении, не считая ту же достопочтенную Галину Степанну, которая была ярой противницей всего шумного даже в час дня. Зато жалобы на её кошек, которые исправно драли вынесенные буквально на две минуты мусорные пакеты, не принимала ни в какую, припоминая все грешки, которые, зачастую, и не грешки даже. Не знаю, какими такими путями она прознала о моей голубоватости, если даже друзья не знали, но теперь исправно крестилась, когда я проходил мимо. И сплёвывала три раза через левое плечо. Видимо, на всякий случай.
Недовольно глянув на этажное табло с красноречиво застывшей цифрой «12», я полез доставать наушник из ворота куртки, куда он упал. Уже раз пять успел бы по лестнице сбегать, но теперь из принципа дождусь – зря что ли торчал, пока лифт гонял с первого на двенадцатый?
Достав телефон открыл плейлист «Избранное», щёлкнув на Centuries.
Музыка полилась из наушников, и я прикрыл глаза, невольно притоптывая в такт. Тусклая лампочка на площадке дарила приятный полумрак. Эх…
Сейчас бы в тепло, налить себе чашечку чая. Нет, лучше, чтобы её налил кто-то другой. Желательно кто-то с великолепным прессом, широкими плечами и бархатным голосом. Да, я был голубоват до мозга костей и своей принадлежности к стае гомосексуалистов не отрицал, смирившись с фактом того, что мне гораздо больше нравятся голые мужики, чем женщины, ещё в старые добрые шестнадцать. На высшей, так сказать, точке своего подросткового созревания. Тогда, собственно, мной и был познан первый опыт...
Я помотал головой, открывая глаза, буквально насилу опуская разъехавшиеся в пошловатой улыбочке губы. Нечего думать о таком, когда едешь с племяшками нянчиться.
Двери лифта открывались медленно. Как бутафорские врата Ада в фильмах про апокалипсис. Всегда терпеть не мог подобную муть, но сестрёнка любила. А ради любимой младшей чего только не посмотришь?
Зевнув, шагнул в освещённое матовыми лампами пространство, нажимая на кнопку первого этажа и прислоняясь к задней стенке. Слева висело небольшое зеркальце, видать, для самых модных. Не выдержал и показал язык отражению, блеснув пирсингом.
Лифт поехал. Музыка лилась, подбивая на свершения.
- Ту-ту туру… – тихо подпевал в такт песне, невольно дрыгаясь всем телом. Чуть не задел локтем зеркало, ойкнул и, выставив вперёд ногу, чуть склонился, подпевая солисту, - some legends untold…
Лифт вдруг дёрнулся, и я застыл в позе, недоумевая. Секунду думал, а потом понял, что створки начинают разъезжаться.
Резко выпрямившись, замер.
Лифт остановился на восьмом этаже. На площадке было темно, но свет из медленно разъезжающихся створок лифта освещал небольшой клочок впереди. Сощурившись, в очередной раз проклиная свой кротизм и нежелание носить очки, я всмотрелся в темноту.
Двухметровая, - реально два метра! - фигура и отливающие красным глазки, почему-то на уровне колен, в темноте одинокой площадки откровенно так пугали. Сразу вспомнились наставления мамы, вроде: «Не заходи в лифт с незнакомцами и тем более, собаками!». Это…
Это просто комбо.
Замерев статуей самому себе, впялился в пространство перед собой. В голове промелькнули кадры из последнего просмотренного ужастика, фиг сейчас вспомнишь название. Там к девушке в лифте подкатил маньяк, прямо там вырезал ей всё что можно и нельзя, расписал стены её кровью, а внутренности скормил своему бультерьеру.
Неплохо снятый фильмец так-то.
Нервно сглотнув, вперился на то, как толстенная лапа вместе с ботинком размера этак сорок пятого вступают в кабину. Ботинки на толстенной такой подошве, чёрные. Видимо, чтобы грязь из леса была не так заметна. Стоп, какая грязь?.. Перевожу взгляд на собаку.
Это оказался не бультерьер. Всего-то бульдог. Огромный, наверняка с какой-то бойцовской примесью. Милейшая собачка. Клыки метровые, с которых капает вязкая слюна. Мелкие, налитые кровью глазки. Сам толстенный, весящий, наверное, как я. Чтобы было понятно – пятьдесят пять килограмм косточек.
Хорошая, грёбанные воробушки, собачка. Только не рычи на меня.
Хозяин под стать. Высоченный, на голову выше меня, весь в чёрном (чтобы крови видно не было?..) с недельной щетиной и колючими карими глазами.
«Собачник?» - вяло колыхнулся мозг.
«Маньяк» - здраво рассудила задница.
В мозгу замелькали картинки одна другой краше. Ужастик был благополучно задвинут, как слишком цензурный вариант.
А вдруг он знает, что я весь такой из себя цвета неба, - наверняка Галина Степанна натравила! - и сейчас решает, как лучше меня кастрировать. Вот в том рюкзачке у него наверняка есть специальный ножичек. Да зачем ему ножичек, если такая собачища есть?!
Мужик тем временем окинул меня взглядом и прислонился к боковой стене, что-то нашаривая в кармане кожаной куртки.
Нож. Точно нож. Сейчас он всадит мне его куда-то, вырвет кадык, вырежет кишки и развесит их гирляндой на новогодней ёлочке. Рюкзак вон, вместительный. Половину меня сожрёт псина, другую половину засунет в рюкзак и благополучно, по-тихому, свезёт в лесок. Поджарит над костром, косточки зароет, кишки оставит, может, на тамошних ёлочках. Животным тоже кушать хочется…
А может, поговорить с ним? Я где-то слышал, что с маньяками надо попытаться обсудить их проблемы. Типа, им нужно провести самоанализ, выговориться. Авось пронесёт. Ну, за доброту душевную отпустит.
Бульдог подозрительно завозился, порыкивая и посматривая на меня, выделывая какие-то странные движения. Сейчас бросится!
По виску скатилась капелька пота, и я решился. Или сейчас, или никогда. В смысле, уже никогда ничего не скажу. Помру. Надо же напоследок попытаться.
Я уже открыл было рот, как вдруг мужик вскинул голову, заодно выкидывая до этого шарящую в кармане руку, и как рявкнет:
- Сидеть!
И я сел. Буквально бухнулся на грязный, мокрый пол, прикрывая голову руками и жалобно пища:
- Только не убивайте меня!
И замер. Казалось, даже сердце остановилось - такая оглушительная тишина установилась в кабинке лифта. Не было слышно ни замаха от ножа, ни рычания собаки, ни даже хруста моих костей! Последнее особенно радовало.
Нервно приоткрыв один глаз, я впялился в ошалевшие глаза бульдога. А вблизи и на одном уровне глаз он не такой уж и страшный…
Главное, что пасть не разевает.
Приподняв голову, уставился на маньяка. В руке он держал поводок, совсем не страшный. Даже не цепь, просто кожаный поводок. Он меня им душить будет, что ли?..
Прошествовав взглядом вверх, упёрся в слегка ошарашенное – под стать собаке - выражение лица.
- Я никому ничего не скажу, - на всякий случай прошептал, стараясь смотреть куда-то в его губы.
Они дрогнули, как будто он сдерживался, чтобы что-то не сказать, а потом вдруг как…
Заржёт!
Странный маньяк. Буквально ухахатывается, держась за живот, в уголках глаз видны слёзы смеха, морщинка на лбу разгладилась, на небритых щеках появились ямочки – впервые такое вижу. Небритые ямочки.
Да о чём это я?!
Атмосфера как-то резко разрядилась, перескочив по жанровой составляющей с ужасов на какую-то комедию.
Я, продолжая сидеть на полу вместе с офигевшим от такого развития событий бульдогом, задал единственный крутящийся в голове вопрос:
- Так вы не маньяк?
Мужчина, наконец посмотрел на меня вдоволь отсмеявшись.
- Оо… что? Маньяк? – и снова заржал.
Бульдог причмокнул и полез ко мне. Испугавшись, что он собирается меня как минимум – распотрошить, как максимум – сожрать, я прилип к стене. Но пёс лишь лизнул руку, пытаясь обхватить мою… ногу?
Это получается, что он меня за самку принял?
- Ты ему, ох, - мужик вытер тыльной стороной ладони слёзы, - очень понравился. Галий, сидеть! – это уже бульдогу.
Пёс недовольно отлип от ноги. Дрессированный.
- Давно я так не смеялся, - голос у, теперь уже не маньяка, был хрипловат, но приятен.
Да и теперь, когда он не казался таким уж мрачным, я пришёл к выводу, что не всё так плохо, как кажется.
Чёрт… сам себя накрутил – стыдно. Правильно мне говорили, что не зря я на утренниках в садике всегда зайцем был. Такой же трусливый.
Двери лифта открылись и я, заливаясь краской стыда, пулей выскочил из кабинки, чуть не споткнувшись о вставшего на пути пса, буркнув по пути:
- Извините.
Уже проскакав метров двести, наконец остановился, прикладывая холодные ладони к горящим щекам.
Стыдно.