Либертаун

Начнем сначала. Заново. С чистого листа. У этих выражений легко улавливается общий смысл. Однако, тот факт, что звучат они совершенно по-разному, не дает гарантии, что это будет действительно так. Каждому человеку хоть раз в жизни приходится осознать, что возможно, по истечении прожитых лет, он свернул куда-то не туда. Не тот поворот, не тот указатель, не то решение, не то действие. И возникает логичный вопрос, а что если? Если бы сделал по-другому, поступил бы иначе. Что если? И не важно, сколько прошло времени с этого события. День или полвека. Всегда кажется, что можно отмотать пленку, как на старом кинопроекторе. Найти нужный кадр и «чик!». А дальше только чистое и светлое будущее… Но это не так. Люди хотят верить в это, но ход времени не остановить. Словно снежный ком, катящийся с горы, он набирает все большую массу. И, наконец, приблизившись к подножью, остается надеяться, что эта белая глыба не разобьется о случайную преграду и не разлетится на тысячи снежинок. Моя же жизнь однажды обратилась в прах. И как всегда бывает в таких случаях, этому послужила сущая мелочь. Одна фраза, брошенная в порыве богатых и несдержанных чувств. Эх, а если бы… Меня зовут Стефан Райс. Мне шестнадцать лет. По знаку зодиака Стрелец. Родился в штате одинокой звезды, там же рос, там же жил. До ключевых событий, разумеется. Никаких страшных событий мое детство не содержало, родители любили, жил в достатке. А потом начался новый этап моей жизни — я поступил в школу. Начальная пролетела также незаметно, как тлеет спичка. Да и ярких воспоминаний об обучении письма и счета не осталось. Все самое интересное произошло в старшей школе. Как обычно бывает с подростками, я тоже стал замечать за собой изменения в поведении и интересах, проводя много времени в кампании друзей на разных вечеринках и прогулках. Девочки все больше интересовались мальчиками, а мальчики стали уделять больше внимания девочкам. А я влюбился в парня. Сейчас, конечно, оглядываясь на прошлые события и рассматривая их с высоты прошедшего времени, я могу с уверенностью сказать, что это было обычным сексуальным влечением. Но мне трехлетней давности этот человек казался идеалом. Его я видел в своих снах, о нем напоминали любые мелочи, один лишь его взгляд пронизывал до косточек, и я не знал, что делать. Месяца ожидания и пристальное внимание к этому парню не остались незамеченным для него. В один солнечный день, он спросил: «Почему ты на меня так смотришь?» Я потел, краснел, бледнел. Но под конец своих внутренних терзаний, воодушевленно выдал: «Ты мне нравишься». Это был тот самый кадр. Как бы я не пытался выкинуть из памяти все эти моменты, но я снова и снова представляю свою жизнь без этого признания. Сказочное измерение, где моя подростковая любовь не оборачивается трагедией. Где вся школа и все знакомые не смотрят на тебя с презрением, а семья с разочарованием. То место, в котором возлюбленный делит своего обожателя с друзьями и не пускает по кругу на всю свою футбольную команду. А фотографии, с запечатленными на них моментами группового унижения, не развешаны на каждом фонарном столбе города. Лицемерное выражение дядюшки Сэма о свободной земле под звездно-полосатым стягом лишь сказка для обывателей. Степень нормальности диктуется обществом, а не далекими столичными политиками. И я это осознал за тот год, пока существовал в своем родном городишке, где каждый знает друг друга с детства. Но даже не эта ситуация так безжалостно сломала мою размеренную жизнь. Скрипя сердцем, можно сказать, что переберись я в другое место, хоть ту же столицу, градус неприятия снизился бы в разы. Однако, два события, случившиеся в один день, заставили меня в панике убежать из дома. Что есть желания? Это стремление осуществить или воплотить что-то, обладать чем-то. Обычно это чувство хоть и спонтанно, но вполне контролируемо. А теперь представьте маленького меня, которому только исполнилось четырнадцать лет, уставшего от потока ненависти, излучаемого каждым проходящим мимо человеком. В тот день я покорно потащился в школу, стремясь утонуть в каждодневной рутине и повторяющихся действий. На одной из перемен мой «возлюбленный» недоброжелатель хотел подарить на день рождения новую порцию унижений. Однако я воспротивился. Даже комментарии окружавших меня дружков парня не воодушевляли. Не знаю, что нашло на меня в тот момент, но в голове отчаянно билась лишь одна мысль, обращенная к насильнику. «Остановись». Остановись, остановились, остановились… Словно звонок в дверь, она билась в моем мозгу, не переставая. В чертоги бога, дьявола или другого выдуманного повелителя, не знаю. Но желание было столь сильным, что я не заметил, как оно успело осуществиться. В абсолютной тишине школьного коридора, где сейчас столпились ученики, отдыхая на заслуженном перерыве, прозвучало «монстр». Затем крики, шепот и даже истерический плач. Наконец, я смог открыть глаза, до этого сожмуренные в страхе от наступающей угрозы. Мой недоброжелатель действительно остановился. Он замерз. Навсегда. Его руки, по-прежнему сжимающие мои предплечья, стали трескаться, когда я попытался освободиться от захвата. Спустя мгновение ледяная статуя, как символ моих унижений, рассыпался на тысячи осколков, застилая школьный коридор морозной пылью, что случается лишь зимой. На один краткий миг показалось, что мое желание действительно исполнилось. Насильник исчез, как исчезли и презрение в глазах окружающих. Но все это было неважно. Потому что их затмил страх. Один мой шаг и толпа в паническом ужасе бросается в бегство. Спустя пару минут, звонок прозвучал лишь для меня, словно извещая о наступлении новой жизни. Той самой, которой я так жаждал. Не помню, как я добрался до дома. Эти картинки уже стерлись из памяти. Ворвавшись в отчий дом, я замер на пороге. Презрение, исходящее из домашних, обрушилось на меня, затмив даже пережитые всего полчаса события в школе. В руках матери я увидел номер нашей местной газеты. Она была не падка на достойную информацию, но сплетен о жителях города в ней было изложено в избытке. Журналистский уродец оказывается в меня в руках. В разделе о новостях нашего округа напечатала шутливая статья о свободе нравов среди молодежи. Четверть страницы моя фотография, одна из тех, что свидетельствовала о годовалых событиях. Снова. Второй раз за день судьба или проведение, не знаю каким словом еще назвать это жуткое создание, напоминают что я нечеловек. Урод. Отброс, которому так великодушно и благородно социум сделал одолжение и оказал честь существовать на этой обетованной земле. «Исчезни«… молил я газету. «Исчезни«… упрашивал напечатанные слова. «Исчезни«… заговаривал ненавистную фотографию. Исчезни, исчезни, исчезни… Казалось, колокол бил набат, возвещая о надвигающемся враге, то слово разносилось по моему сознанию. От напряжения боль пронзила голову, глаза, отказываясь закрываться, слезились, а из носа так знакомо заструилась кровь. И вновь, мое желание осуществилось, но теперь я мог увидеть это воочию. Повинуясь моему неслышимому приказу, газетные листы стали обращаться в прах прямо в руках. Бумага обратилась в пепел, осыпавшись на пол темной кучкой пыли, а слабый ветер из открытой двери унес останки местной газетенки в сторону невольных свидетелей. Подняв глаза на родителей, я поймал тот же новый взгляд, что одарили меня школьники чуть раньше. Страх. Я запомнил его лучше, чем последующие несколько дней, что я преодолел по полям и лесам нашего края, стремясь скрыться от пережитых потрясений. От подарков, которыми наградил меня всевышний на мой день рождения. *** Благодаря случайной кочке, голова снова встретилась со стеклом, выбивая последние остатки сна. Атмосфера скучной и монотонной поездки всегда навевала на меня усталость. Но порой именно такие длинные переезды и позволяли побороть недосып. Продрав глаза и, напоследок, зевнув отступающему Морфею, я осмотрел автобус, на котором еду уже добрых пять часов. На мое удивление весь салон оказался пустым, хотя я не заметил остановок. Ведь при торможении моя спящая голова была обязана стукнуться о расположенное спереди кресло. Прислушавшись к ощущениям и на всякий случай, протерев лоб, я убедился в отсутствии характерных шишек. Это логически дает основание предположить, что остановок не было. На миг сознание поглотило воспоминание об ужастике Кинга и пропавших пассажирах самолета. Посмотрев на свои наручные часы, а затем и в стекло, чтобы убедиться в отсутствии лангольеров, я облегченно вздохнул и удостоверился в абсурдности своих подозрений. Но то, что подтолкнуло меня сесть на этот рейс, все равно кажется фантастическим. Мой взгляд рассеянно уперся вперед, на водителя, чья веселая фуражка снова вызвала непроизвольный смешок. Немолодой мужчина без устали сидел за рулем уже почти четверть суток напролет, что не могло не вызвать у меня восхищения. В такую темную ночь, даже пусть на пустом шоссе, я все равно угодил бы в кювет. Очередная кочка попалась под колеса, и автобус отозвался заметным толчком. Едва уловимое чувство невесомости приятно вернуло тело на место, заставив меня вновь улыбнуться. Не успел я поразиться своему неожиданно бодрому и веселому настроению, как понял, что не являюсь единственным пассажиром. Видимо, то незримое препятствие на пути потревожило не только меня. В правом ряду кресел ближе водителю, я заметил кого-то, только пробудившегося от сна. Заметить того ранее было невозможно, раз он развалился поперек сидения. Хотя я, удрученно про себя подметив, до такого не додумался и заснул сидя. Пейзаж за окном оставался неизменным и через полчаса наблюдений. Непроглядная темнота не позволяла увидеть даже на десяток метров из автобуса, даря картинку асфальтового покрытия, освещенного лампами салона. В моих правилах всегда стояло не разговаривать с незнакомцами, пусть даже и попутчиками, без острой необходимости. Однако, наискучнейший вид из окна не смог вызвать у меня даже намеков на сон. Поэтому, не мудрствуя лукаво, я подхватил свою сумку и прошел в начало салона, приземлившись уже напротив моего будущего собеседника. Но надеждам на скорое знакомство не суждено было сбыться. Случайным попутчиком оказался мой сверстник, который продолжил просмотр подсознательного кинотеатра, ранее лишь сменив позу. Скрестив руки на груди, он откинул голову на стекло, что не помешало мне разглядеть парня получше. Брюнет, с глубоко посаженными глазами и четко очерченными подбородком и скулами. Наверняка очень упрямый и волевой. Прямой нос и тонкие губы. Очень-очень упрямый и немного злой. Небольшая челка с одной стороны едва закрывает лоб, с другой, будто корова лизнула, шел обманчивый пробор. Круто, он еще и эгоист. Матовая кожа цвета топленого молока и ни намека на какой-нибудь прыщик или небритость. Цвет глаз определить невозможно по очевидным причинам. Черная куртка, белая футболка, синие джинсы и свотч на руке. Разгар наблюдений нарушили движения брюнета. Поерзав на кресле, словно от неприятного сна, он замер в той же позе. Но приоткрытый глаз, цвета сирени, мне удалось заметить нетрудно. Я навострился, в предвкушении интересного общения, однако неожиданный вопрос выбил меня из колеи размышлений. — Эй, патлатый, — тихим глубоким голосом прошелестел попутчик. — За просмотр — пять баксов. — Что? — я удивленно опешил. — Хватит глазеть, — прочистив горло, он раздраженно повторил. — Пять баксов за просмотр. Мысленно я поразился такой смелости незнакомца, который решился дерзить первому встречному. Но списав это на защитный механизм, я решил ответить в той же манере. Покопавшись в своей сумке, я выудил из нее слегка помятую купюру и без слов протянул ее собеседнику. Тот, отвечая на мой жест, подобрался и широко открыл глаза, вперив взгляд на деньги. Потом на меня, потом снова на бумагу в моей руке. — Ты охуел? — удивленно и даже беззлобно, словно ошарашенный моей реакцией, возмутился он. — Нет, — пояснил я, все так же протягивая руку не отрывая взгляда. — Если пять баксов дадут мне право все время на тебя смотреть, то я готов ими пожертвовать. Коротка пауза. — Ты серьезно? — еще больше удивившись, спросил парень. — Да, — я не понял его мысли. Неотрывно смотря ему в глаза, я заметил, как у парня слегка рассеялся взгляд. Затем снова сфокусировался на мне. Еще пару секунд, и брюнет стал краснеть всем лицом. Заметив это, я сам отчего-то тоже покраснел. — Ладно, — дрогнувшим голосом проговорил тот, забирая купюру. — Но только попробуй об этом кому-нибудь рассказать. Закапаю. — Стефан, — добавил я. — Что? — Только попробуй об этом кому-нибудь рассказать, Стефан. Закапаю. — Итан, — он усмехнулся, слегка качнув головой. — Приятно. — Взаимно, — пожали руки. Наконец, окончив знакомство, я прокрутил в голове весь диалог и свои реплики в частности. Видимо, Итан сообразил быстрее меня и уже окрестил про себя идиотом, потому что я неосознанно строил из себя крутого пикапера. Мне пришлось снова покраснеть своим мыслям и поразиться своей наглости. Я не знал, к чему приведет наше знакомство в будущем, но я уже дал себе слово больше на его провокации не поддаваться. Никогда не обращал внимания на внешнюю красоту. Хотя от самого себя скрыть чувство, что парень показался мне милым, я не смог. — Как ты попал на этот рейс, Итан? — задал я давно интересующий меня вопрос. — Это не имеет значения, — равнодушно отозвался брюнет. - Ты, наверно, уже догадался, что в этот автобус нельзя попасть просто так. А это значит, что причины для этого у нас более или менее схожи. Не думаю, что у тебя есть желание напоминать самому себе о прошлом. Поэтому и меня от этой обязанности освободи, патлатый. Я был с ним согласен. Напоминать о пережитых мучениях, к тому же проговаривая вслух, было бы невыносимо. Однако, последняя фраза меня неприятно зацепила. — Ты снова назвал меня патлатым? — раздраженно спросил я. — Да, ты не ослышался, — скорчив ехидную улыбочку, ответил тот. — Но тебе не стоит на это обижаться. Ведь это правда. — К твоему сведению, моя прическа не настолько запущена, чтобы так о ней говорить, — подражая Итану, я заводился все больше. — И у меня всегда есть заботы по важнее, чем волосы или внешний вид. — Правда? — снисходительно протянул брюнет. - Ну, в таком случае, ты свинья. — А морду тебе не начистить, засранец?! — вспыхнул я, вскакивая с сидения. — Попробуй, — с издевкой, вставая напротив меня, проговорил он. — Только отмываться придется тебе. От своей крови. И я сказал что он милый? Забудьте. Я всегда гордился своим терпением, стойко перенося любые оскорбления, какими бы обидными они не были, предпочитая не распускать руки. Но игнорировать замечания этого пижона, который так искрился самодовольством, словно рождественская ель, я не смог. Пространство, разделявшее нас, загустело в преддверии насилия. В воздухе летали молнии, пущенные из глаз, а мышцы, уже готовые к драке, сдерживались в судорогах. Но потасовке помешало проведение. Слегка качнувшись, мы оба почувствовали остановку автобуса. Напряжение улетучилось в тот же миг, как раздался голос водителя. — Конечная, — басовито провозгласил он. Не сговариваясь, мы с Итаном синхронно подхватили свой багаж и двинулись к выходу. Игнорируя подставленные автоматикой ступеньки, я пригнул на землю, чувствуя приток сил. Надежда охватила мой разум, а от предвкушения новой жизни приятно срезонированили поджилки. Усталость от длительной поездки и злостью от не случившейся драки испарились, уступая место радости и странному умиротворению. Эмоции охватили меня, поэтому я не заметил, как мой черноволосый попутчик отошел от остановки на приличное расстояние. Вырвавшись из оцепенения, я быстро нагнал Итана. Поравнявшись с парнем, мое внимание, наконец, зацепило окружающую обстановку. Вокруг раскинулось асфальтовая площадка, границы которой различить в полной темноте я не смог, как бы ни старался. Цель нашего пути освещалась фонарями в нескольких сотнях метров впереди, извещая о названии города. Сзади я увидел огни отъезжающего автобуса и глухое тарахтение общественного маршрута. Прикинув расстояние от остановки до ворот города, я удивился их отдалению. Казалось, транспортная артерия была намеренно и явно отделена от мегаполиса. Эти подозрения подчеркивала и общая картина ночного ландшафта, который предстал перед моими глазами. Какой-либо свет я смог заметить лишь за прожекторами вывески, к которой мы постепенно приближались. Вся остальная окружность не давала и намека на присутствие жизни. Словно здесь, на этом километровом отрезке, сплошняком покрытом дорожным полотном, проходила строгая незримая граница, отделявшая весь остальной мир от этого таинственного поселения. — О, очнулся, — погрузившись в размышления, я едва не услышал слова моего попутчика. — Я уже думал оставить тебя здесь, чтобы ты смог в одиночестве насладиться красотой этой безусловно примечательной пустыни. — Ничего подобного, — обиженно отозвался я, реагируя на укол Итана. — А тебе самому не кажется это странным? — Ты о чем? — непонятливо уточнил брюнет. — Оглядись вокруг, — посоветовал я ему, на что тот недоуменно повертел головой, всматриваясь в темноту. — Разве не странно, что автобусная остановка расположена так далеко от города? — Не думаю, — не согласился парень. — Мы видим только вывеску. Сейчас глубокая ночь. Возможно, окружающих домов мы просто не видим. — Приглядись, — настаивал я, махнув рукой в сторону города. — Огни есть только за названием города, но ни одного вокруг. Пусть сейчас и ночь, но я сомневаюсь, что ни в одном из домов нет засидевшегося жителя или страдающего бессонницей человека. — И о чем ты думаешь? — поинтересовался тот, словно не веря в правдивость моих слов. — Мне кажется, это буфер, — поделился своей гипотезой с Итаном, с интонацией заправского детектива. Брюнет посмотрел на меня, как на психа, с выражением напускного согласия, будто я ребенок, говорящий о солнце, как о яичнице. Но я поспешил разъяснить свою теорию. — Постой, я не договорил, — замахав руками, словно отгоняя неверные выводы собеседника, я продолжил. — Я думаю, эта территория представляет собой перемычку между городом и дорогой. Не сомневаюсь, что это единственное шоссе, ведущее к этому месту. А эта удаленность… Мне кажется, именно здесь проходит единственный путь сообщения города и остального мира. Поэтому, не знаю, для безопасности или по другой причине, эта площадь подобие буфера, или даже линия размежевания, как на границе. — Если ты такой умный, то что тут делаешь? — иронично ответил Итан, остановившись передо мной. — Я согласен, что все это странно. Но раскинь мозгами, Стефан. Если автобус странный, то и место куда он идет, не меньше. Я расскажу, как узнал об этом рейсе. В моем личном дневнике, о существовании которого никто не знает, который я держу всегда при себе, и днем, и ночью, я нашел лист бумаги, в которой говорилось об этом автобусе. И еще. Ты сел на него в Юте, я в Западной Вирджинии. Ты хочешь сказать, что он успел проехать за два часа полторы тысячи километров? Тут нет ничего странного. Так как сюда обычные люди не попадают. И тебе давно пора это понять. От такого потока информации, я не сразу понял суть его изречения. Но то, что он назвал меня по имени, приятно екнуло сердце. Не успел я открыть рта, чтобы ответить, Итан продолжил. — И еще, — он запнулся на полуслове, посмотрев куда-то мне за плечо. — А вот и пограничники… Проследив за его взглядом, я развернулся вокруг себя и уставился вдаль. В темноте заметно проявилось несколько ярких огоньков, которые смутно напомнили свет фар. Спустя пару секунд, до нас донесся рокот приближающихся моторов. Три мотоцикла резво неслись по асфальтовой кладке. Едкое чувство страха пронзило меня до глубины души, когда я осознал, что незнакомые байкеры ехали в нашу сторону. И шестое чувство подсказывало, что разговор состоится не в дружелюбной атмосфере. Но быстрее меня сообразил Итан. Схватив меня за плечо, он развернулся и крикнул. — Бежим! — впервые услышав его голос в таких красках, я и не подумал не подчиниться. — Кто они? — не останавливая стремительный забег в сторону города, я спросил парня. — Не знаю, — через слово истошно вздыхая, ответил он. — Но они явно не добряки. Звук преследователей становился все громче, заглушая стук сердца от спринтерской дистанции. Сзади послышался пронзительный свист и неразборчивые крики, подтверждая догадки брюнета. За нами гнались явно не добрые самаритяне. Мышцы кололи от напряжения, легкие истерично гоняли воздух, подобно насосам. Сумка неприятно отбивали спину с каждым новым рывком. Панический страх накрыл меня с головой, когда я представил себя кроликом на охоте. А борзые уже были готовы вцепиться в мое тело, чтобы разорвать его на маленькие кусочки. Рев проносящегося мимо мотоцикла сменился звуком падающего тела. Я немедленно остановился, пытаясь по инерции не упасть, и на миг оперевшись на руку, развернулся к моему попутчику. Тот держась за ногу, лежал на земле. Картинка, выстроенная из догадок, мозаикой сложилась в моей голове. Байкер, проезжая мимо нас, срубил брюнета дубинкой в ногу, заставив того повалиться на асфальт. Неприятелей было трое. Ударивший Итана мотоциклист остановился ближе к городу, а двое других за нами, освещая светом фар место действия. Поставив на подножки своих железных коней, они приблизились к ним, перекрикивая гул работающих двигателей. — И кто тут у нас? — словно спрашивая кого-то, визгливо прокаркал первый. - О, красавчик и лохматый! Ин и Ян, блять! Помахивая битой, тот подошел почти вплотную к нам, после своей фразы разошедшийся гиеноподобным смехом. Черная кожаная куртка, ботинки с высокой шнуровкой и куча металла, развешанного по всему телу дали сразу сделать вывод, что ты были отмороженными панками. Не выдержав его затяжного противного хихиканья, я бросился к нему, в надежде достать ублюдка ударом в голову. Но отморозок не растерялся, первым ударом своей железной биты закрылся от моей руки, а рукоятью в тот же миг ударил мне в голову. От сотрясения мое тело безвольно осело на землю, а в глазах поплыли разноцветные круги. Дальнейшие события я мог наблюдать лишь из партера. — Прокатим их на цепях по округе? — с другой стороны раздался хриплый голос одного из его напарников, подошедших к обездвиженным телам. Одетый в такую же куртку, у руках он держал моток серебристых цепей. Последствия такой прогулки я побоялся представить, пытаясь отойти от нокдауна и пошевелиться. Но попытки были тщетными, тело пока не отзывалось ни на одну команду. Тем временем панк, что отправил меня и Итана на землю, вплотную подошел к брюнету, который по-прежнему растирая ушибленную ногу, не мог подняться с колен. Ботинок отморозка прошелся ему по ребрам, выбивая стоны на потеху зрителям. От бессилия что-либо сделать, я начал погружаться в панику. — Забей, — ответил панк на предыдущий вопрос своего товарища. — Гробовщики за такой смазливый труп дают не хилый куш. Главное, не попортить. С последними словами, он откинул свое орудие в сторону, взамен доставая из-под пояса нож. Лезвие с фут длиной блеснуло в огне фар. Взяв будущую жертву за грудки одной рукой, отморозок приблизил к горлу брюнета сталь. Ужас неминуемой расправы застыл у меня перед глазами, от чего я, наконец, смог почувствовать свое тело. Подгоняя себя страхом за Итана, я завозился на месте, пытаясь подняться с асфальта. Но мои потуги не могли сравниться по скорости с рукой панка, который наверняка не впервые проделывает эти движения. Ожидая стон, крик или другой звук своего попутчика, я посмотрел на происходящие события. Но картина меня заставила замереть на месте. Трясущаяся рука убийцы застыла в нескольких сантиметрах от шеи жертвы. Даже с такого расстояния я увидел, как по лицу панка тонкими струйками тек пот. Шумное и частное дыхание последнего заставило в шоке замереть его напарников, увидевших схожую с моей картинку. А Итан, тем временем, удерживаемый за куртку рукой панка, внимательным взглядом уставился в глаза своего палача. Я пораженно взирал на брюнета, ведь на его лице не было и толики страха. — Ты же…- словно пересиливая что-то внутри, тот панк запнулся на мгновение. Нож и жертва выпали из его рук почти одновременно, когда над полем разнеслось громкое эхо выстрела. Кровь закапала на землю из дыры, пробитой в груди панка. В тот же миг, он упал, громыхая своим металлом. Его товарищи стали озираться в поисках невидимой в ночи угрозы, как из тьмы, словно награждая их подозрения, выскочила тень, запрыгнув на одного из байкеров. Отправив его землю сильным ударом, она развернулась к последнему врагу. Тот отбив невидимый удар, встал в изготовку со своей дубинкой. — Какого хрена вы здесь делаете, Когти! — зло прошипел последний стоявший на ногах панк. — Не твое дело, выродок! — ответила тень. Ей оказался молодой парень в черной кофте, капюшон которой слетел в порыве битвы. В одной руке у него я заметил кастет, в другой странный изогнутый дугой кинжал с закрытой рукояткой. Обмениваясь выпадами с противником, он крутился подобно урагану, стремясь задеть стальным лезвием панка. Но тот, хоть и с трудом, но отбивался от атак. Удар ногой, подсечка, блок, взмах дубинки, прямой хук, разворот. Заглядевшись на скоростной спарринг, я прекратил попытки принять вертикальное положение. Вспомнив про Итана, я внутренне пристыдил себя за такое поведение. Но забытый мной товарищ, уже был на ногах и хромой походкой приближался ко мне. Подавив приступ тошноты от сотрясения, я поднялся с земли. Даже лишенный моего внимания бой продолжался. Я не успел заметить, насколько они приблизились ко мне, но когда парень с кинжалом оказался на расстоянии вытянутой руки, я невольно встретился с ним взглядами. Смутно знакомое лицо со шрамом, скрытым под татуировкой на пол лица в виде параллельных полос, повернулось ко мне с усталым выражением. — Бегите, — сдерживая одышку, проговорил он. Но противник тут же наказал парня за оплошность в середине драки и размашистым ударом своей дубинки отправил того полет. Но приземлился он уже на ноги, лихо развернувшись в воздухе, и тут же контратакуя. А я, недолго думая, подхватил раненого Итана под руку, принимая вес неработающей ноги на себя. Нестройной походкой мы торопливо зашагали в сторону города, из которого нам на встречу двигалась пара автомобильных фар. В голове вновь помутился рассудок, инстинктивно представляя новую стычку. Но страх отступил, когда машина остановилась перед нами. На ее капоте был нарисован приметный щит и громким девизом «служить и защищать». Из ее салона к нам выскочил полицейский, тут заставив нас сесть в патрульную машину. Закрыв за нами дверь, он кинулся к месту недавнего боя с пистолетом в руке. К тому времени, как мы встретили полицейского, так кстати появившегося у нас на пути, бой уже был окончен. Я наблюдал, как мужчина осматривал три трупа отморозков, что испустили дух вблизи своих железных коней. Еще пару минут вглядываясь в темноту вокруг места ночной драки, служитель порядка вернулся в машину, выруливая в сторону города. В пути, что мы провели до участка, он попросил рассказать о произошедшем. Я вкратце изложил все события, намеренно умолчав о последней реплике, как я думал про себя, нашего спасителя. Полицейский лишь утверждено кивнул, тем самым говоря провести оставшуюся дорогу в молчании. Мы были не против. Путь был недолгим, но даже за такой короткий срок, что автомобиль петлял меж узких улочек, я смог сложить первые впечатления о таинственном городе. Он был удивителен. Наблюдая за сменяющими друг друга фасадами зданий, я не смог заметить хотя бы пары одинаковых. Общее строение, конечно, преобладало. Все дома были не более четырех этажей в высоту, почти каждый примыкал к соседнему, образуя непрерывную стену из окон и дверей. А те строения, что стояли отдельно от остальных, разительно отличались от закономерного стиля. Либо в форме крыш и окон, либо в архитектурном стиле, но они одним своим видом говорили об особой и непререкаемой исключительности в армии их собратьев. Общая картина этого удивительного мегаполиса напоминала об американских городах времен великой депрессии, которые спустя чуть меньше века преобразились в города-гиганты, такие как Нью-Йорк или Чикаго. Но даже такая случайная или намеренная стилизованность архитектуры не смогла укрыть оттенки истинного времени. Неоновые вывески приглашали посетить полночные заведения, а на обочине, хоть и редко, были припаркованы машины далеко не из ретроспективы автомобилестроения тех лет. Кощунственно судить о книге, увидев лишь обложку, так и я решил не делать поспешных выводов об этом городе, не понаблюдав за его жителями. Те прохожие, что ночью гуляли по малоосвещенным улицам, были не в счет. Но все-таки мне оставалось лишь надеяться, что первое впечатление, которое произвели на меня аборигены этого места, что были столь любезны чуть не лишить нас с Итаном жизни, были исключением. Кстати о моем попутчике. Тот также, как и я, внимательно наблюдал за городом, но, как аккуратно парень держал в покое свою раненую ногу, меня тревожило. Почувствовав мой взгляд, он повернул голову ко мне. — Стеф, — шепотом спросил Итан. — Ты как? — Нормально, — отозвался я на приятное моему сердцу сокращение имени. — А сам? Нога в порядке? — Нет, — в отрицании качнул головой брюнет, но после слабо улыбнулся. — Но жить буду. Его тихий голос с уже знакомой хрипотцой пронзил меня до глубины души, заставив кожу покрыться мурашками. Не знаю почему, но я просто утонул с головой во взявшемся из ниоткуда чувстве неконтролируемого сочувствия. Мне безумно и сию минуту захотелось утешить парня, сидящего рядом со мной, каким-нибудь действием. Но на ум пришел лишь поцелуй. Поэтому я быстро наклонился к Итану, уничтожая разделявшую нас дистанцию вытянутой руки, и прикоснулся к его губам своими. Сухая кожа разомкнулась, и неуловимым зверем, язык проник мимо зубов парня на всю длину, пройдясь по верхнему небу. И в том же темпе он выскользнул, напоследок лизнув уголок его тонких губ. Этот мимолетный порыв не занял времени даже на вздох, но этого хватило, чтобы наваждение и связанные с этим странный приток чувств исчез без следа. Его раскрытые в удивлении глаза, словно он узрел переход Моисея через Красное море, встретились с моим испуганным взглядом, в котором явно читалось осознание сверхъестественного для меня порыва. Что я сейчас сделал? — Приехали, — пробасил полицейский, едва машина прекратила движение. Произнеся набор случайных звуков, я, вылетел из салона, подобно пробке от шампанского. Не знал, что умею краснеть настолько, чтобы лицо сжигало, как под палящим солнцем в зените. В попытках остудить разгоряченную кровь, я задыхался на грани получения гипервентиляции. Но борясь с приступом, мне пришлось догонять Итана и полицейского, которые успели подняться на пару крылечных ступенек здания. Над тяжелыми входными дверями висела большая объемная надпись в три буквы, означающие закон. Курсируя по коридорам и лестницам обители, как я считал, правопорядка, наш путь окончился в большом кабинете. Дух повелительности и подчинения был почти осязаемым, а излучал его коренастый мужчина без волос на голове и с густыми усами под круглым носом. Под серыми глазами у него краснели мешки, но цепкий и наметанный взгляд выдавал этого человека за трудягу. За то время, что мы стояли в этом кабинете и ждали, пока внимание мужчины переключится на вошедших, я успел скосить глаза на Итана, которому в пути по зданию, не смог даже посмотреть. Тот выглядел усталым и измотанным. Вес тела он уже давно перенес на здоровую ногу, и все этого время стоически выдерживал гордую осанку. Но его мучения были недолгими, так как тишину разрезало настойчиво-вежливое покашливание нашего провожатого. Мужчина, наконец, обратил на нас свое внимание. — Что! — видимо по привычке, он громко рявкнул на желающего войти в его кабинет. Но подняв голову, уже нашел глазами нарушителя рабочего спокойствия. — Лаверс, кто это? — Новенькие, — ответил на вопрос начальства тот, кратко пересказав мой же рассказ, лишь дополняя деталями профессионального долга. — Ясно, — вздохнул мужчина, приглашая нас занять пару стульев, стоящих перед его массивным столом. — Сейчас я вас оформлю. — Оформите? — удивленно спросил Итан. — Разве мы нарушили какой-то закон? Это же на нас напали! — Причем тут закон? — раздраженно вздохнул мужчина, отмахнувшись от вопроса. — Законов тут нет, ребятки. Равно как и тех, кто хотел бы этим законам подчиняться. А с насилием тут очень просто: либо ты - их, либо они — тебя. Выложив на стол пару бумаг, по виду напоминавших анкеты, он ловкими движениями поставил пару понятных лишь ему отметок. Затем, отложив ручку, Мужчина стал пристально нас рассматривать, будто хотел найти какой-то изъян. Но, определив что-то для себя, он лишь вздохнув и обратился к сидящим. — Мое имя Виктор Шейдан, — представился тот. — Я начальник управы законников восточного района. Опережая ваши глупые вопросы, я поясню. Мы не полицейские и никакого отношения к властям страны не имеем. Вы видели надпись при входе? Мы с Итаном согласно кивнули. — Так вот, — продолжил мужчина. — Это фамилия, «Закон», первого человека, который возложил на себя наши странные обязанности, мир его праху. А его сторонников заочно обозвали «законниками», людьми Закона. Ладно, начнем. Фамилия, имя? — Итан Робертс. — Стефан Райс. — Возраст? — Восемнадцать. — Шестнадцать. — Способности? Меня передернуло от последнего вопроса, как от сильного электрического разряда. Парализованный страхом разоблачения и внимательным взглядом начальника управы, я застыл, не зная как ответить отреагировать на прямой вопрос. Тишину нарушил Итан. — Какого рода способности? — Это вам виднее, какие у вас способности, — устало выдохнул Шейдан. — Поймите, эти записи — единственное, что служит доказательством вашего существования в этой части Света. Последняя дань уважения цивилизованности, так сказать. Я, к примеру, могу рассчитать в уме расстояние от звезды до звезды и готовить превосходную лыжную смазку. Только это ни черта не пригодится при жизни в этом городе. Здесь каждый сам себе хозяин, и любого могут пристрелить на улице средь бела дня! … Кстати, об оружии. На всей территории запрещено любое тяжелое вооружение. Пистолеты, автоматы и пулеметы есть только у нас, в кланах и при наемниках. Обычные люди тоже, бывает, носят за пазухой ствол… Ладно, поставлю прочерк. Только учтите, что тут нет множества привычных для вас вещей. Мобильная и спутниковая связь, равно как и Интернет, здесь не ловят. Крупных заводов и производств тоже. Банки и власть отсутствуют. Полная свобода, мать ее. После такой информации, я не выдержал и задал встречный вопрос. — Но ведь кто-то все-таки контролирует город, следит, чтобы он не превратился в развалины? — Тут нет выборов и тому подобной дребедени. Поэтому всем приходится уживаться друг с другом. Как бы они не ненавидели соседа. Дальше. Контактные лица? — Что это? — Знакомые, родственники, которым мы бы могли сообщить о вашей смерти, если таковая случится. Раньше этой графы не было, и весь скраб отходил нашедшему или убившему. Но потом своей смертью умер какой-то богач, и никто не знал, как поступить с его деньгами. Тогда город чуть не превратился в зону боевых действий, где каждый стремился отбить кусок побольше. И чтобы такого не произошло в будущем, мы каждого просим указать человека, у которого будет исключительное право на наследство, чтобы не допустить новой резни и дележки. Тишина в ответ заставила Шейдана тяжело вздохнуть. — Ладно, напишу ваши имена друг у друга, раз никого ближе в городе у вас нет. На этом все. И добро пожаловать в гребанный Либертаун, парни! Лаверс, проводи их по очереди по свободным местам. Вроде у Хэммита было одно. Безмолвно простившись с Итаном, я пошел вслед подчиненного главного законника, который пригласительно махнул мне рукой. Едва выйдя наружу, я покачнулся в сторону и чуть не встретился лицом с дорогой. Голова словно опухла, замораживая скачущие от избытка новой информации мысли. Будто приняв приличную дозу алкоголя, я пытался идти за провожающим. Тот что-то активно рассказывал о городе… или о молоте…, а возможно и о шоколадных лошадках в панталонах. Я не смог понять ни единого слова, которое он произносил. Разум медленно отключался. Дальше я смутно соображаю, что, ухватив за плечо, меня куда-то направляют. Затем я совсем обессилел и повис на чужом плече, которое, скорее всего, принадлежало законнику. Еще спустя какое-то время я почувствовал передачу себя в другие руки, словно осознав себя как неодушевленную вещь. Потом крутой подъем, как я подумал, к небесам, и я приземляюсь на что-то мягкое. Сон пришел мгновенно, унося меня в забытье. *** Мои первые мысли после пробуждения были о головной боли. Любое движение отстреливало резким толчком в череп, от чего приходилось неприятно морщиться, в бессилии этому противостоять. Вторая мысль, подкинутая включившимся мозгом, сконцентрировалась на периодике вчерашних событий. Картинки приезда, словно безумный калейдоскоп, сменяли друг друга. Третья, и последняя за это утро, истина, открывшая мне, крутилась вокруг моего поведения. Вспоминая свои ощущения, я понял, что испытывал совсем забытые и несвойственные мне эмоции, которые заставляли меня поступать совершенно неадекватно для меня. Я не знакомлюсь с попутчиками. А тем более, не подкатываю к ним как искусный соблазнитель. Не целуюсь и не улыбаюсь. Не смеюсь, не сочувствую, не радуюсь и не расстраиваюсь. А еще, я не боюсь. Никогда и ничего. Двух лет мне хватило, чтобы полностью забыть образ таких эмоций, но всего за одну ночь, они вернулись как бумеранг. Единственное чувство, которое я позволял себе, было любопытство. Живой интерес и не более того. Только упиваясь новыми знаниями, я смог заглушить ту боль, которую принесли мне в прошлом. С подачи главного законника района, меня поселили в одной из комнат, что принадлежали владельцу бара «Бардовая шпага». Это заведение было по признанию Лаверса очень цивильным и уважаемым для округи. Первый этаж здания, в котором оно располагалось, занимали кухня, зал и подсобные помещения. На втором же раместились восемь жилых комнат, в большинстве которых жили сами сотрудники и семья управляющего «Бардовой шпаги». Из-за последствий сотрясения я не мог пройти и десятка метров по прямой, поэтому с позволения владельца, коим оказался неожиданно приятный и понимающий мужчина средних лет, весь день просидел у стойки, боясь лишних движений. К вечеру мне удалось познакомиться со всеми, кто работал в этом заведении. Повар-старый араб, по прозвищу Султан, трудился на кухне, искусно готовя блюда любой континента. Люк, молодой блондин с тугим хвостиком на голове и тонкий как стручок, крутился в зале, без устали разнося сделанные заказы, и обслуживал посетителей, которых, к слову, было предостаточно. И Эрик-бармен, грозного вида скандинав ростом под два метра, разливавший напитки в каждый оплаченный стакан. Но последний отстоял свою смену лишь до обеда, отпросившись у начальника на роды жены. Мистер Хэммит, так звали владельца, без лишних слов отправил Эрика к супруге и сам занял место за стойкой. Добродушная атмосфера, которая витала в этом баре, немного подняла настроение, почти избавив меня от головокружений. Время приближалось к закрытию, и мистер Хэммит, обращаясь к засидевшемуся посетителю, попросил его покинуть заведение. Но тот был не трезв и стал гневно оскорблять все, на чем свет стоит. Пьяный мужчина, выбравшись из-за стола, потребовал новой порции виски, но управляющий ему оказал, сославшись на закрытие. Неадекватный посетитель рассвирепел и подскочил к стойке, оказавшись рядом со мной. — Слышь ты, гандон старый! — кричал на Хэммита пьянчужка. — Налей мне, блять, уже! — Простите, уважаемый, — ровным голосом проговорил владелец. — Но мы закрываемся. — Ты охуел совсем, сука! — гневно сверкнул глазами нетрезвый. — Да ты знаешь, кто я такой?! — Мне все равно, — чеканя каждое слово, Хэммит оставался невозмутимым. — Пожалуйста, покиньте наше заведение. — Я тебе покажу, что значит не уважить Восточный клан! — с этими словами проблемный посетитель выхватил из-за пояса пистолет, который я легко опознал. Кольт М1911А1. — Залей мне виски, твою мать, иначе грохну! Наблюдая за накаляющейся ситуацией, я решился вмешаться конфликт. Медленно развернувшись на стуле в сторону мужчины, я уже прикинул свои дальнейшие действия. Между мной и вооруженным пьяницей было два шага. Тот, видимо заметив мои манипуляции, перевел прицел на меня. Его шатало, как парусник на волнах, но пистолет он держал уверенно. — А тебе чего? — заплетающимся языком прошипел мужчина. — Пулю захотел?! — Не кипятись, — примиряющим тоном, произнес я, медленно поднимая обе руки вверх. — Видишь, я безоружен… Когда мои руки стали параллельны полу, до вытянутой кисти недруга не было и полуметра. Затем, быстрым рывком моя ладонь накрыла кожух-затвор, а большой палец прижал нижнюю рамку пистолета. Прицел, резким движением кисти, ушел влево, вместе с тем и пуля осталась в стене, выбив лишь облачко бетонной крошки, вместо чьей-то крови. Палец стрелка судорожно жал на курок, но гильза не покинула патронник, когда я блокировал обратный ход затвора. В следующую секунду пистолет охладился до обжигающих температур, заставляя мужчину оставить оружие в моих руках. Пораженно осмотрев на краснеющую от переохлаждения ладонь, он перевел взгляд обратно, что шокировано наблюдать, как стальной пистолет буквально рассыпался в моей руке, оставив только пепельный след. Я отряхнул руки и двинулся на пьянчужку, который после увиденного впал в психоз. Бормоча под нос «ебаные гифтеры», он вылетел из помещения, едва не снеся входную дверь. Я же просто проводил его с усмешкой, а после развернулся к стойке. Мистер Хэммит кивнул мне, тем самым выражая благодарность. Я лишь махнул рукой на такую мелочь. Адреналин медленно вымывался из крови, позволяя моим мыслям спокойно оценить прошедшие минуты назад ситуацию. Сделав глубокий вдох, я задумался, насколько был оправдан риск моих действий. Этот пьяный мужик мало что из себя представлял, но пистолет в руках делал даже из самого безобидного одуванчика ядовитый плющ. Задней мыслью я обратил внимание на свои пережитые чувства и не обнаружил среди них и толики страха. Немного сомнения о неадекватном поведении агрессора, но не более. Поэтому вчерашний праздник эмоций не вписывался в мою логику, раз даже такое экстремальное событие, как сегодня вечером, не вызвало таких острых ощущений. Если поведение субъекта в одинаковых ситуациях различно, то следует найти фактор, повлиявший на это изменение. Среди всего странного, что я уже случилось со мной в Либертауне, я смог выделить лишь сотрясение. Наверно, после жесткого падения и удара об асфальт какие-то синапсы моего мозга замкнуло, и я поступал так, будто предохранитель, установленный два года назад, бесследно исчез. Или дело в недавнем попутчике? Кто знает. Но ощущение грядущей встречи меня не покидало. Я был почти уверен, что наши пути еще не раз пересекутся на улицах этого странного и своенравного Либертауна. Города, отрезанного от мира пустыней, куда ходит лишь один автобус, и где жители совсем не удивляются паранормальным способностям собственных работников. Возможно, здесь и мне найдется место.