Ромео

*** - Хакуэй-сан, у Вас довольно много татуировок. Расскажите об их значении? Вокалист усмехнулся и поправил немного сползшие солнцезащитные очки со светлыми стеклами. - Значение? - он почесал затылок и задумчиво закатил глаза. – У моих тату нет особых трактовок, разве что… - Хакуэй глянул на сидящих слева от него музыкантов. Дай широко и неприкрыто улыбался милой журналистке, которая, кажется, забыла половину своих вопросов. Красные пряди закрывали большую часть лица, и иногда, когда он забывал откинуть длинную челку, из-под волос виднелась лишь слегка усталая добродушная улыбка. Между ним и Хакуэем восседал Каору. Именно восседал, применить другое слово было бы просто недопустимо. Худые стройные ноги обтянуты странным принтом тонких лосин. Возможно, Хаку не придал значения этому предмету одежды, если бы Ниикура демонстрировал его не так открыто. Одна нога была закинута на другую, то и дело аритмично покачивалась, останавливаясь лишь тогда, когда Каору начинал говорить. Верхняя часть была совсем скучной – черная бесформенная ветровка скрывала выпирающие ключицы и угловатые плечи. Музыкантам предстояло выступать на одной сцене в рамках jrock-фестиваля на одной из лучших площадок Сеула. Полет в одном самолете, проживание в одной гостинице, совместные интервью – Хакуэй, будучи очень внимательным к деталям, успел изучить своих коллег от и до. Лидер Dir en Grey привлек его внимание ещё в автобусе, который вез музыкантов из аэропорта в гостиницу. Проспав несколько часов в самолете и накопив энергию, Каору, видимо, стремился выплеснуть лишние килоджоули в пространство и на окружающих его людей, чтобы ночью не слоняться по лабиринтам гостиничных коридоров, не в силах заснуть перед предстоящими шоу. - А давайте свернем здесь? Куда мы тогда попадем? Вау, что это за здание? Тошия, смотри, тут продают мороженное! Вы запомните адрес? Позвоните Иноуэ, пускай закажет пиццу в номер! Шинья, Шинья, у этой девчонки платье, как у тебя! Вы можете ехать за той девушкой, она украла концертный костюм нашего барабанщика? Сколько сейчас времени? Мы не опоздаем? Активность маленького бесенка кого-то забавляла, кого-то приводила в тихое бешенство, которое нельзя было демонстрировать из уважения к себе и присутствующим. Хакуэй изначально относил себя к более многочисленной группе тех, кому хотелось вытащить батарейку из задницы гитариста и заставить его замолчать хотя бы ненадолго. Мысль о том, что создать тишину в автобусе можно очень интересным путем, внезапно всколыхнула сознание вокалиста Penicillin, но тут же испарилась, стоило автобусу резко затормозить у гостиницы. На выходе Ниикура замешкался. Думая, что покидает транспорт последним, он вцепился пальцами в раскрытые створки и разглядывал новую местность, вытягивая шею и крутя головой из стороны в сторону. Вскоре обе его руки накрыло что-то горячее и мягкое, поток прохладного воздуха за воротник куртки вызвал мурашки, а низкий голос с хрипотцой, неожиданно проникший в левое ухо, заставил вздрогнуть: - Хочешь остаться в этом автобусе со мной, Каору-сан? Ниикура вывалился из автобуса, чуть не познакомив свое лицо с корейской землей поближе, как будто кто-то невидимый дал ему хорошего пинка. Не глядя на того, кто был позади, он быстро повернулся, поклонился, пробурчав извинение, и в считанные секунды скрылся за стеклянными парадными дверями отеля. Хакуэй едва заметно улыбнулся уголком губы и, поблагодарив водителя за доставку и извинившись за беспокойство, покинул автобус. - Спасибо за интервью! – журналистка несколько раз поклонилась, улыбнулась на прощанье Даю, видимо рассчитывая на продолжение легкого флирта, и покинула номер. - Только не вздумай её трахнуть, Андо, - воцарившуюся ненадолго тишину грубо прервал голос лидера Dir en Grey. - Черт, Каору, тебе-то какая разница, - Дай фыркнул и, дважды чиркнув зажигалкой, закурил. – Делу это не мешает. - Зато телу мешает, - Ниикура нахмурился и сменил позу, широко расставив ноги и откинувшись на спинку дивана. - Ты не справедлив к нему, Каору-сан, - неожиданно включившийся в беседу Хакуэй обратил на себя внимание обоих. – Девушка симпатичная, пускай похвастается подругам, что её имел гитарист известной японской группы. Левое ухо Ниикуры тут же пронзил скуляще икающий смех гитариста, который нашел эту фразу смешнее, чем его согрупник. Каору поднял голову и, не меняя позы, посмотрел на вокалиста из-под темных стекол солнцезащитных очков. - Не согласен? Хакуэй смотрел перед собой, улыбаясь своим мыслям. Очки стали мешать Ниикуре, он снял их и зажал в руках. Пожалуй, впервые ему захотелось посмотреть на вокалиста Penicillin. Точнее на его лицо. Полные губы соблазнительно вытянулись в легкой улыбке, подбородок чуть вздернут, глаза, казалось, ничего не выражающие, таили в своей глубине запретный огонек, блики от которого время от времени попадали на Ниикуру, вынуждая щуриться. Гитарист в своем неприличном разглядывании чужого лица совсем забыл ответить. Хакуэей повернулся и наткнулся на распахнутые в удивлении глаза Ниикуры, который даже слегка приоткрыл рот и быстро облизнул отчего-то пересохшие губы. Номер, занятый лишь на время интервью, пора было покидать, о чем вежливо сообщил администратор, заглянувший в дверь после пары предупреждающих постукиваний. Дай резво вскочил с дивана, схватив под руку своего помутневшего лидера. Андо уже думал о том, когда же свяжется с той журналисткой и нарушит указание Ниикуры, не замечая того, что Каору уже собирался нарушить его сам. *** Каору нервно вышагивал по номеру. На душе было неспокойно, сердце бешено колотилось, стремясь проломить ребра и выскочить из плена костей, чтобы сбежать подальше от волнений хозяина. Он мысленно прокручивал в голове каждую деталь, доводящую план до идеального совершенства. Лидер предусмотрительно спровадил Дая на «свидание с продолжением», стараясь сделать это как можно более не подозрительно. Как можно было прогнать Андо так, чтобы он не понял, что его гонят? Всего-то и нужно запретить ему уходить. Что Каору и сделал. Даже поругался с ним для пущей убедительности. Андо завелся и, как сказал Ниикуре, пошел остывать в бар на втором этаже. Где именно собирался остывать ритм-гитарист, Каору мало интересовало. Он знал – с кем и как надолго. Этого хватало. После ухода Дайске гитарист запер дверь и был готов открыть её только одному человеку. От мысли о том, что он… что они собирались сделать, у Ниикуры перехватывало дыхание. В нем, как и всегда, адреналин и жажда приключений отчаянно боролись с рациональностью и разумом. Как правило, первые побеждали и брали верх, Каору сам позволял инстинктам обезоруживать и класть себя на лопатки. Гитарист вздрогнул и поежился. Сейчас даже разум толкал его в объятья безрассудства. Ещё не поздно передумать, Каору, ещё не… Стук в окно и противный скрежет отвлекли лидера Dir en Grey. Он машинально посмотрел в сторону источника шума и, удивленно вскрикнув, подбежал к подоконнику. - Ты идиот! – прошипел Каору, открывая окно и впуская гостя. Хакуэй без труда закинул ногу на подоконник и быстро оказался внутри номера, покинув опасную неустойчивость пожарной лестницы. Он попытался что-то сказать, но забыл о зажатых в зубах цветах, видимо, сорванных с клумбы на территории отеля. - Третий этаж. Я – Ромео. Вот цветы, - вокалист протянул ошарашенному Ниикуре пучок декоративной растительности фиолетового цвета. – Судя по твоей голове, это любимый цвет. Странное, поначалу даже немного испугавшее появление сняло напряжение, которым наполнилась комната благодаря Каору. Хакуэй молча сделал шаг, приблизившись почти вплотную, и поднял острый подбородок пальцами. Ниикура неуверенно сглотнул, его кадык проехал под кожей вниз, а потом вверх, за чем внимательно проследил жаркий взгляд карих глаз. Пальцы похолодели и перестали слушаться – маленький букет упал под ноги музыкантам. - Не передумал? – вопрос прозвучал как утверждение, поэтому ответа не последовало. Вопреки ожиданию, Хакуэй грубо надавил на плечи Каору, заставив его опуститься на колени. Ниикура опустил голову и невидяшим взглядом скользил по разбросанным на полу фиолетовым звездочкам на коротких зеленых стеблях. Сильная рука вновь повлекла его подбородок вверх. - Смотри на меня, - Ниикура отбросил упавшую на глаза челку и взглянул на Хаку глазами, полными желания начать. Вокалист кивнул, и Каору, словно сорвавшись со сдерживающих его цепей приличия, вцепился тонкими пальцами в пряжку ремня. Быстро справившись с ней, он дернул застежку молнии вниз и остановился. Ниикура поднял глаза и, встретившись с уже разгоревшимся пламенем во взгляде Хаку, провел языком от резинки белья вверх к пупку. Терпкий соленый вкус кожи, словно крепкий наркотик был впрыснут в слабые вены Ниикуры. Рецепторы впитывали его жадно, безумно, как самый необходимый фермент. Кровь быстрее обычного доставляла его к тканям и органам и отравляла. С каждой секундой миллионы клеток подчинялись коду чужого тела. Желание пульсировало в висках, истерически било по барабанным перепонкам, сжимало мозг, как влажную губку. Каору часто задышал, пытаясь силой воли привести все системы к режиму нормального функционирования. Такого с ним никогда не было, это пугало и заводило одновременно. Хакуэй ухмыльнулся и накрыл ладонью Ниикуры комок растущего возбуждения, скрытый лишь тканью белья. Он замечал, что с гитаристом творилось что-то неладное, но не собирался останавливаться. Подавшись бедрами вперед, Хаку намекнул на желание скорого продолжения. Каору сжал пальцы и тут же стянул джинсы вместе с трусами. - Черт… Член Хакуэя оказался несколько больших размеров, чем предполагал Ниикура. Если в неэрегированном состоянии он был не мал, то что же случится, когда Каору начнет… Мысль была жестко прервана рукой, сжавшей волосы на затылке. Хаку чуть оттянул их и, услышав шипение, отпустил. Гитарист диким, почти звериным взглядом смотрел на его орган и часто облизывался. - Не бойся, не кусается, - даже в состоянии, граничащим с возбуждением, вокалист отпускал шуточки, которые не отвлекали лишь на время, растягивая приятный момент. Реакцией на его слова стало действие. Каору вытянул язык и неуверенно коснулся им головки. Хаку шумно втянул воздух в легкие, который сдавливал стенки и отказывался выходить. Следующее уже более определенное касание помогло ему выпустить воздух – Ниикура ощутимо провел острым кончиком языка по всей длине и оставил легкий укус у основания члена. Хакуэй молниеносно отреагировал на приятную грубость, схватив Каору за волосы обеими руками. Гитарист последний раз облизал головку и, наконец, разомкнул губы, впуская в свой рот немаленький орган. Хаку не собирался ждать, поэтому первым же движением толкнулся глубоко. Каору дернулся, отталкивая и хрипя. Это был его первый раз, он не успел расслабить горло, чтобы впустить в себя приличный размер. Но Хакуэй не отпустил его совсем, только немного отодвинул, дав возможность прийти в себя. Каору поднял заблестевшие глаза – последовал новый более глубокий и грубый толчок. Слюна густо потекла изо рта Ниикуры, смазывая член Хаку. Он с упоением наблюдал, как излишки сочатся из уголков рта, стекают по подбородку и капают то на пол, то на колени. Вокалист задал своей неторопливый ритм, но тяжелый ритм, который пришлось принять. Несмотря на отсутствие выбора, выбирать Каору не хотел вовсе. Его сводила с ума циничная власть, подавление. С ним не церемонились, его не спрашивали, ему не угождали. Им пользовались ради удовлетворения физиологической потребности. Чувство стыда в унижении будоражило, наполняя сосуды адреналиновым бензином вместо крови. Ниикура работал, как отлаженная машина – вперед-назад, впустить-выпустить. Но в отличие от механизма он испытывал эмоции, и Хакуэй чувствовал это на себе. Каору стонал, давился его членом, что создавало вибрации, приближающие к разрядке. Он царапал короткими ногтями бледную кожу на животе и боках. С каждым следующим движением Хакуэй ускорялся, толчки стали рваными, неритмичными. Ниикура принимал его из последних сил, испытывая рвотные позывы от сильных ударов о стенки глотки. Отвратительные ощущения в купе с возбуждением от них же довели его до исступления, и Каору сам стал насаживаться, плотнее сжимая губы, иногда нарочно обнажая зубы, причиняя острую боль, от которой Хаку только сильнее сжимал и дергал его волосы. Хриплые вздохи, грубые ругательства и тело, начавшее угловато извиваться до хруста в шее и спине, свидетельствовали о приближении оргазма. Хакуэй толкнулся так глубоко, что Ниикура едва не задохнулся. Волна дрожи и покалывания накрыла его с головы до кончиков пальцев ног, хватка ослабла, и Каору отшатнулся, жадно вдыхая долго недоступный ему воздух. Белые густые капли прыснули ему на лицо, испачкали футболку и волосы. Каору зажмурился, согнулся пополам и вжался в ногу Хаку, обхватив за коленом. Потонув в чужих эмоциях, он не заметил, как сам неожиданно дошел до пика следом. Хакуэй погладил его по волосам и рассеянно улыбнулся. Фиолетовая голова терлась о его колено, плечи под черной тканью редко вздрагивали. Комната наполнилась вязким, жарким духом. Хакуэй, все ещё тяжело дыша, медленно опустился на колени и взял Ниикуру за плечи. Он смотрел рассеянно, сквозь. На лице ещё осталось несколько капель густой спермы, которые захотелось слизать. Мазок языка по скуле, подбородку, верхней губе. Каору с усилием улыбнулся и успел поймать язык, настолько приблизившийся к нему. Он приходил в себя быстрее, чем Хакуэй, поэтому инициативу в поцелуе взял на себя. Опухшие губы властно втянули чужой язык, замкнули в своем плену. Горячее и мокрое притягивало и манило. Меньше минуты спустя Каору и Хакуэй уже остервенело целовались, хватая за плечи, шею, бедра, рыскали безумными пальцами по телам друг друга, задирая футболки, стараясь разорвать мешающую ткань ногтями. Страсть бушевала и рвалась прочь под растущим давлением. Она билась в стены и потолок, соскребая краску и штукатурку, в окна и дверь. Она прижимала этих двоих плотнее друг к другу, вытесняла воздух, заполняла вместо него человеческие легкие, текла по венам, замещая кровь. Музыканты сплелись в общем безумии, и ни у одного из них не было сил отпрянуть, разорвать тонкую, но крепкую на эти мгновения связь между ними. Неожиданно в дверь постучали, Каору промычал что-то, все ещё не отрываясь от желанных губ. - Каору, ты не один? – обеспокоенный голос растворил концентрированную страсть. - Уходи, - отстранившись, Ниикура просящее посмотрел на Хакуэя. Вокалист молча поднялся и пошел к окну. Тонкая нить влечения ещё тянулась к нему от Каору. Как только окно открылось, а Хакуэй в одно движение перескочил с подоконника на пожарную лестницу, связь оборвалась, мерзко хлестнув точно кнутом грудь гитариста. - Каору! – Кё забарабанил кулаком в дверь. - Иду! Ниикура поднялся и, не позаботившись о приведении себя в порядок, подошел к двери и открыл её. На пороге Кё увидел измотанного, будто только что проснувшегося лидера, вот только… - Ты что дрочил? – без стеснения поинтересовался Тоору, указывая длинным тонким пальчиком с мощным кольцом в виде змеи на белые пятна на футболке. - А? – Каору рассеянно опустил голову и будто впервые увидел эти следы чужого удовольствия. – Да, а что? Зачем пришел? - Дай нажрался в баре, а потом пришел в наш номер и… - Кё просунул любопытную копну выжженных волос под рукой Ниикуры, опирающейся о дверной косяк, и удивленно оглядел комнату. – Сказал, что приходил сюда, но было закрыто, и он решил, что ты злишься на него. - Злюсь? – Каору действительно внушал вид только что проснувшегося – его реакция была заторможенной. - Неважно, - Кё посмотрел на помятого лидера и ухмыльнулся, заметив опухшие раскрасневшиеся губы. – Отдыхай, Каору-сан, завтра концерт. Вокалист пожал плечами своим мыслям и, не прощаясь, пошел в сторону своего номера. Ниикура закрыл дверь, оперся о неё спиной и обреченно сполз вниз. Разум постепенно переходил в рациональный режим работы. Каору понимал – расспросов и подшучиваний в ближайшее время ему не избежать так же, как и разговора с Андо, который, по всей видимости, действительно ушел в бар, так и не решившись на сомнительную одноразовую связь. Но это – его будущая головная боль. Сейчас же он думал о том, что Хакуэй слишком холодно покинул его. Неужели тяга, так быстро возникшая между ними, так же быстро и угасла? Каору обдало потоком прохладного воздуха, который напомнил ему о незакрытом окне. Поднявшись, Ниикура прошел мимо помятых фиолетовых цветов и, подойдя к подоконнику, оперся о него руками. Захотелось вдохнуть свежего воздуха, возможно даже прогуляться чуть позже и оставить комнату проветриться, чтобы от страсти, бушующей здесь несколько минут назад, не осталось никаких напоминаний. Каору выглянул в окно и заметил сгорбившуюся в клумбах фигуру человека. Было уже темно, и Ниикура не сразу разглядел вандала. Некоторое время он наблюдал за тем, как мужчина или парень нагло обрывает красиво посаженные цветы, нарушая специально созданный орнамент. Когда же человек поднялся, он обернулся в сторону окна Каору, который разглядел знакомое лицо. На лице мелькнула улыбка, теплая, казалось, отчасти нежная, и мужчина быстрыми шагами ушел прочь. Ниикура вздохнул и закрыл окно. Может быть, ему показалось? Что только не привидится после таких приключений. Лидер, не мешкая, прибрался в комнате, удалив напоминания о своем маленьком нарушении, и собирался пойти в душ, чтобы от присутствия Хакуэя в этом номере не осталось даже косвенных следов. Очередной стук в дверь остановил Ниикуру. Он открыл, ожидая увидеть за ней еле стоящего на ногах Андо, мысленно подготавливая нотации на завтрашнее утро. За ней никого не оказалось, но у порога лежал листок бумаги с разбросанными на нем цветами на коротких стебельках. Гитарист выглянул в коридор, посмотрел по сторонам и быстро сгреб с пола «подарок». Уже в номере он аккуратно положил цветы на прикроватную тумбу, сел в кресло у окна и развернул сложенный вдвое лист. «Я не угадал с фиолетовым? Возможно, ты найдешь любимый цвет среди этих. Я уже нашел. Ромео.» - Придурок, - Каору улыбнулся, сложил бумагу пополам и спрятал между нотными листами с партиями и мелодиями для новых песен.