Возвращение надежды

Двое психов и робоглаз заявляются в лагерь к закату. Новость об их сумасшедшем геройстве и еще большем сумасшедшем везении бродит по Форлорн-Хоуп как ветер. Док не верит в сказки и подобные истории уже много лет, но, когда видит, как Дин Гордон в своей обычной пижонской шляпе и не менее пижонских очках вышагивает по главной улице, он улыбается. – Привет, док! – Дин Гордон машет ему рукой. – Привет, красавчик, ты теперь местный герой, – Ричардс и сам не знает, с чего несет подобную чушь. Он видит, как закатывает глаза мрачный спутник Гордона, а старый робоглаз проносится прямо над его головой. Доктор Ричардс еще не знает, что в пустом корпусе этого робота лежит с десяток мешочков с исцеляющим порошком и семь бутылок с противоядием. После посещения штаба и долгого разговора с Полатли, похожего, по мнению дока, на совсем уж неприкрытое хвастовство, Дин Гордон лично заносит все это в медицинскую палатку. – Это конечно, в основном хлам, – Ричардс перебирает содержимое одного из мешочков и думает, что Цезарь совсем чокнутый, раз запрещает своим солдатам использовать нормальную медицину. Но с другой стороны, чем больше у легионеров смертность, тем меньше работы у НКР. – Но вы что, еще и медицинский склад ограбили? – Ну, может быть, совсем маленький. Остальное нашли по дороге, – Дин Гордон самодовольно улыбается, и Ричардс старается даже не представлять, где и как они это искали. Столовая переполнена, туда набилось столько людей, сколько способен вместить их лагерь и еще чуть-чуть. Доктор Ричардс сидит на каком-то ящике и, как и все, слушает вдохновенное вранье Дина Гордона. Дин Гордон раскачивается на стуле, размахивает руками, проливая выпивку на пол, и улыбается так широко, что у дока сводит зубы. Забытый приемник хрипло орет про тяготы освоения космоса, но его никто не слушает. Все слушают Дина и верят, бесконечно верят. Хлопают, кивают, ржут. Откуда-то берется очередная бутылка, отправляется по кругу, никто не закусывает. Никакого аспирина наутро, – мстительно думает док, когда до него доходит лишь пустая тара. Оплошность исправляет сам Дин Гордон, подсунув ему под нос свой стакан. – Чертовых легионеров было всего-то пятьдесят штук, – доверительно сообщает он столовой. В ответ свистят и улюлюкают. То ли не верят, то ли радуются. – Но наша крутая команда справилась с ними! Это было раз плюнуть. Пух! – порядочно пьяный Дин изображает снайперский выстрел. – Ты совсем псих, да? – док пробует предложенную выпивку. Приятное тепло разливается по телу. Это самый лучший скотч, который он пробовал за последние два года. – Где ты это взял? – У какого-то легионера, – беспечно пожимает плечами Дин Гордон. – Мертвецу он все равно не нужен, ведь так? – На самом деле их было восемьдесят четыре. Восемь из них – офицерский состав. И это вовсе не было «раз плюнуть», – негромко говорит Бун. Его слова остаются без внимания, но Ричардс их прекрасно слышит. Обычно мрачный Бун сегодня выглядит менее мрачным, и поэтому док молчит, он не будет спорить с ним и говорить о пользе диновых баек для поднятия боевого духа. Через какое-то время, когда Секстон достает засаленную караванную колоду, а бедный робоглаз ошалело носится под потолком наряженный в шляпу и очки Дина Гордона, док понимает, что с него достаточно. – Мертвое море теперь действительно мертвое! – со смехом заявляет Дин, и столовая разражается радостными криками. Окружающие его солдаты смеются, все уже изрядно пьяны, и док понимает, что это самый подходящий момент, чтобы тихо свалить. Его ухода сейчас никто не заметит, а он сам не станет свидетелем самых отвратительных танцев под хрипящий приемник, игр в караван на раздевание или еще чего-то подобного. Он останавливается у склада и приваливается к рифленой стене. Склад заперт, Мейес сейчас в столовой, слушает байки и пьет вместе со всеми. Ричардс рад этому, ведь, говоря честно, Карл заслужил немного отдыха, не меньше чем все остальные. Док с удивлением отмечает, что пьян гораздо больше, чем ему казалось в столовой. Сырой туман заставляет ежиться, а тело ощущается ватным и приятно расслабленным. Док раскуривает сигарету, глубоко затягивается и, запрокинув голову, смотрит в ночное небо. Звезд не видно, небо обложено тучами, и это по непонятной причине кажется доку плохим знаком. Хочется оказаться подальше отсюда. В Калифорнии. Как следует вымыться в горячей воде, выспаться на чистых, пахнущих свежестью простынях. Док тушит сигарету и раскуривает новую. Можно не экономить теперь, когда его сигаретные запасы снова пополнены. Чертов Дин Гордон притащил с полдюжины блоков и вывалил все у него на столе в клинике. Ричардс улыбается, его дурное настроение становится чуточку лучше. Из-за этого, а может из-за алкоголя он не слышит приближающихся шагов. Дин Гордон выплывает из темноты и тоже, как и Ричардс приваливается к складу. Без своей пижонской шляпы и очков, сейчас болтающихся на робоглазе, он выглядит непривычно. Как член какой-нибудь банды, а не честный человек и герой. – Эй, док, не угостите сигаретой? – Дин Гордон тих и задумчив. Доктор Ричардс не смотрит на него, но готов поклясться, что тот не улыбается. Может быть, тоже перебрал или скучает по какой-нибудь красотке и грустит. – Для такого героя все что угодно, – пожимает плечами Ричардс и протягивает ему портсигар с округлой цифрой 19 на крышке. – Ого, еще из Убежища! Наверное, до Войны сделан, – удивляется Дин Гордон, и док чувствует себя невероятно древним, как будто это его только что вытащили из запечатанного Убежища на свежий воздух. – Это не мой. Достался от друга, первого пациента, – говорит он, и нет, при этом нисколько не оправдывается. Они молчат какое-то время. Дин просто курит и смотрит куда-то доку за левое плечо. Ричардс выбрасывает сигарету и собирается уходить, но Дин прерывает молчание. – Их было восемьдесят четыре, и я убил не меньше половины, – глаза у него слегка пьяные, перепуганные и огромные. Совсем не глаза героя. Ричардс молчит. Он не знает, что сказать, он полевой медик, мозгоправ из него дерьмовый. – Все их командование – восемь человек. Остальные мальчишки под шлемами легионеров. А этому мертвому Мертвому Морю лет двадцать. Было. Его голова разлетелась, как гнилая капуста. – Ты их жалеешь? – удивляется Ричардс, а доктор внутри него вопит, что он должен выслушать и понять, хотя бы попытаться. Врачебная этика, не навреди и все такое. – Нет. Легион мне не жаль. Они убивают, они уводят в рабство, вешают людей на кресты…– Дин Гордон замолкает, и доку на секунду становится страшно, что у того вот-вот начнется истерика. Только героя НКР в припадке ему на сегодня не хватало. Но Дин вздыхает и говорит снова. – Легион – враг и остановить его можно, похоже, только уничтожив. Но дело не в этом. Дело в том, что там, после смерти, ничего нет. Я знаю, что говорю, в меня стреляли. Я был там, был мертв. Стоило ли выживание человечества всех этих мучений? Это чертово человечество, пережив все ужасы войны, вышло на поверхность для чего? Творить такое? Стать Легионом, бандами наркоманов и толстозадыми политиками? Не навоевались еще? Все мало? – забытая сигарета прижигает пальцы, и Гордон, чертыхнувшись, роняет ее и тушит сапогом. Доктор Ричардс трет виски, вздыхает, он и сам когда-то задавал такие же вопросы. Безумно давно, еще до кладбища «нет надежды», еще тогда, когда думал, что полевые доктора нужны для спасения раненых, а не для того, чтобы чуть–чуть подлатать бойцов, перед тем как их снова отправят в бессмысленную мясорубку. Сейчас доку кажется, что с тех пор прошла целая жизнь. Ответов у него по-прежнему нет, но зато есть скотч-виски в медицинской палатке. – Идем, малыш, выпьем с тобой еще, – устало говорит он, но Дин Гордон, видимо, понимает это совсем по-своему. Он вдруг улыбается. Чуть склоняет голову к плечу и смотрит. И улыбается. Док прожил долгую жизнь и уже видел подобные взгляды. Ему доводилось быть и их мишенью и самому так смотреть. Он знает, к чему это может привести, и он не готов к этому. Совсем не готов. Тем более сейчас, когда в любой момент, любой из них… – Эй, док, с вами все в порядке? – спрашивает Дин Гордон, все еще улыбаясь. – Да, а с тобой? – Ричардсу неловко под этим взглядом, он чувствует себя дураком. – Все хорошо. – Они недолго молчат, выдыхая сигаретный дым. – Кстати, хотел вас поблагодарить, – снова прерывает молчание Дин Гордон. – За что? – За сигареты, за то, что выслушали. Это было для меня важно, – признается он, развернувшись к доку всем телом. Воздух между ними уже кажется, гудит от напряжения. Или это гудит пьяная голова Ричардса. – Знаете, как важно бывает иногда просто поговорить с кем-то. Так что, спасибо вам. – Да без проблем, – док пожимает плечами. Дин, кажется, ждет чего-то еще, может быть ответной откровенности, но Ричардс молчит. Неловкость момента затягивается петлей на шее, и он понимает, что пора не просто уходить, а бежать. Но он не просто дурак, он порядочно пьяный дурак. Его ноги стоят на месте. – Может быть, вы не откажете еще в одной небольшой услуге? Я могу пригласить вас на ужин? – Что, ужин? – доктор Ричардс смеется как ненормальный. Смеется, зная, что ни черта это не смешно, а улыбавшийся до этого Дин Гордон выглядит, будто его ударили. Он пытается прекратить этот пьяный смех, удержать его в себе, запихать обратно в глотку, но ничего не выходит, – ужин, ты предлагаешь мне ужин, как будто мы в чертовой столице или на Стрипе! И это самый нелепый флирт, что я слышал, «окажите услугу, отужинайте со мной?». Боже, детка, сколько тебе лет? – Я не знаю, – мрачно отвечает Гордон и трет висок, – парень с пулей в башке. В меня стреляли, помните? Но ладно, я ошибся и все понял. Извините. Несмотря на то, что Дин Гордон определенно пьян не меньше чем док, он исчезает в темноте настолько быстро, что Ричардс не успевает даже рта раскрыть. Следующее утро встречает доктора Ричардса сильнейшим похмельем, упаковкой ментат и детоксином на столе в клинике. Когда он уходил, всего этого не было. До появления в лагере Дина Гордона лекарства в клинике дока только пропадали, а не зарождались на столе сами собой. Это по непонятной причине злит Ричардса так сильно, что приходится стиснуть зубы. Аспирин он не принимает, оставляя себя мучиться от похмелья в наказание за вчерашний перегиб с выпивкой. Ментаты и детоксин отправляются подальше в сейф, на всякий случай. Первые пять пациентов получают свое болеутоляющее и выметаются за дверь со скоростью мысли. Док не возражает. Его ждет много работы сегодня. Когда Дин Гордон так и не приходит в медицинскую палатку за аспирином, не нужно быть гением, чтобы догадаться, что это значит. Дин Гордон его избегает, и доктор Ричардс прекрасно осознает почему. Головная боль, утихшая после пары кружек крепкого кофе, возвращается вновь, как только Ричардс узнает, что Дин Гордон ушел из лагеря этим утром. Дин Гордон – герой НКР – ужасен в самомнении и флирте, но просто мастер в избегании людей.