Импульс

Он как СВУ, опутавшее всё пространство под ногами алой нитью, кровавой сетью оплетающей его сердце. Сердце, что стучит так быстро. Его бешеный ритм звучит в ушах, в такт подрагивают кончики пальцев, надавливающих на открытую кожу, под которой бьётся точно такое же напуганное сердце. И дыхание сбивается точно так же. Вот только назвать жертвой это двуличное создание язык не поворачивается. Сколько же дерьма в этом человеке? С виду такой весь правильный, незаменимый, а на деле сволочь ещё та. Как сегодняшняя бомба, маленькая такая зараза, способная разнести полквартала. Сэнборну кажется, что это действительно был взрыв. Одно неосторожное действие, слово. Отчего-то пошлая улыбка на невозможно серьёзном лице, контраст, словно кровавая река на выбеленном солнцем песке. И голос, низкий, пробирающий до дрожи. Ударная волна, вздыбившая землю. Закипающая кровь, плавящаяся под руками кожа. Сэнборн замирает, стискивая чужие бёдра, и долго смотрит в широко распахнутые глаза, поддёрнутые пьяной дымкой. Не стоило им пить, только не сейчас, не тогда, когда дрожащей рукой сжимаешь два цветных проводка. Осечка. Джей Ти прижимается к губам Джеймса, желая заткнуть, подавить желание и дальше с ним препираться. Невыносимый. Кусок дерьма в и без того адовой дыре. Уильям протестующе замычал, неожиданно для нажравшегося вусмерть человека оперативно сбрасывая с себя сержанта. Им обоим жарко, духота в комнате неимоверная, угнетающая. Сэнборну кажется, что он в самом эпицентре взрыва. В считанные секунды его опаляет жаром, и сгорает последняя вполне себе здравая в этом хаосе мысль: «Какого чёрта ты делаешь, сукин сын?». Какого чёрта Джеймс смотрит на него из-под ресниц так дико. Мышцы перекатываются под кожей цвета карамели. Пародия на боевую стойку, неустойчивость от хмеля в голове. Зверь, демон в человеческом обличии, неукротимый и тем опасный. Ненавистный до дрожи в коленях, до болезненного возбуждения от тесной близости. Сэнборн вскочил, чуть не поскользнувшись на каких-то тряпках, благодаря их пьяной возне скинутых на пол. Кажется, он что-то крикнул, ему даже ответили, едко и раздражающе правдиво. Джей Ти не запомнил ни слова, в ушах стоял неясный шум, перед глазами всё плыло. Это ведь взрыв. Когда ты чувствуешь это под ногами, а сердце замирает испуганной пташкой. Потому что следующим будет жар, опасный и неукротимый, как и сам Джеймс. Неуправляемый. Сэнборн неуклюже вцепляется в футболку командира, тянет вверх, оголяя подтянутый живот, и бьёт с широким замахом. Джеймса ломает пополам, он широко открывает рот, ловя воздух, но не может правильно вдохнуть, хрипит. Его сейчас было нетрудно свалить на безобразно узкую постель, в ворох из смятых простыней и одеял. Сильные руки солдата мгновенно сжимаются на горле Сэнборна, опасно надавливая на сонную артерию, но хмельная слабость берёт верх. - Катись в ад, - хрипит сержант, с садистским удовольствием ломая нос сослуживцу одним отточенным ударом. - Мы уже давно там, не заметил? – невесело усмехается Джей Ти, захлёбываясь в собственной крови. Джеймс хмурится, с явным трудом принимая вертикальное положение. Он наблюдает за безуспешными попытками остановить кровотечение. Джей Ти булькает что-то неразборчивое, сосредоточенно рассматривая бурые капли на полу. Он сидит меж ног сержанта какое-то время, на протяжении которого оба философски молчали каждый о своём. И вроде бы ничего и не было, а всё также жарко, и сердце стучит быстро-быстро. Испуганная пташка в клетке рёбер. И кто в этом виноват? Сэнборн поднимает голову, настороженно проведя руками снизу вверх по ногам оппонента, разведя их чуть шире. Джеймс послушно широко расставляет ноги, смотря более чем равнодушно. Это раздражает. Сэнборн краем сознания отмечает, как подскочил, вдавливая чужое тело в жёсткий матрац и горячо, до прокушенной в кровь губы, целует Уильяма, проникая языком в горячий рот. Сержант мычит, его тело напрягается под руками, всё его лицо теперь заляпано чужой кровью, быстро остывающей, липкой. Как на поле боя. Это пугает, дезориентирует. Горы трупов перед глазами, болезненные воспоминания, от которых не скрыться, не залить алкоголем, не перебить горечь чувства вины и тоннами обезвреженных бомб. Сэнборн понимает, что что-то не так, когда встречается с глазами Джеймса, пустыми и подозрительно влажными. Крепкое тело под ним сводит судорогой, а затем выгибает навстречу, до хруста в суставах, до животного рыка, клокочущего где-то в глотке. Слишком сильно, отчаянно. И слышен бешеный ритм сердца, такой, что и самому трудно дышать. - Джеймс, - зовёт он, отмечая, что его не слышат. – Джеймс! – кричит в самое ухо и чувствует щекой жар. - Чёртов ублюдок. Сэнборн и сам начинает рычать, одной рукой в слепую шаря по чужому ремню, задевая пах в спешке и не чувствуя ответной реакции. Хотя сам, напротив, возбуждён так, что в ушах звенит. И хочется, хочется до дрожи трахнуть этого ненормального, отчаянно сопротивляющегося неизбежному. Этого козла, ставящего всю команду под удар одним своим присутствием, относясь с пренебрежением к их жизням. - Бесчувственная скотина, - злится Сэнборн, сминая в руках жёсткую ткань, стягивая её с упругих бёдер, и слышит смех. Он такой неуместный в данной ситуации, что Джей Ти отвлекается и переводит недоумевающий взгляд на лицо сержанта, смотрящего на него не то, что осмысленно, – с жалостью. - Сперма в голову ударила? – смеётся Джеймс, но мгновенно становится серьёзным. – Я не по этой части, дружок, извини. Уильям приподнимается, насколько позволяет придавившее его тело пьяного сослуживца, но тот и не думает отстраниться, вдавливая сильнее в матрац. - Тварь, - шипит Джеймс, чувствуя горячую ладонь на члене. Это неприятно, не может быть приятным. И всё же он стонет, когда подозрительно умелые пальцы скользят по стволу, вверх-вниз. – Что, часто практиковался? - Неужели нравится? – довольно скалится Сэнборн, надрачивая чужой член и с жадностью ловя губами сбившееся дыхание сержанта. Джеймс не отвечает, прогибаясь в спине до боли в зажатых запястьях, и кричит, кончая. Тело сразу ломит от сброшенного напряжения, дышать стало совсем трудно, перед глазами всё плывёт и размывается. Тяжёлое тело Джей Ти перестаёт давить, его тепла даже стало не хватать. Ненадолго. Пока задницу не обожгло жгучей болью. Это как подорваться на мине. Болезненно невыносимо, гадко. - Ублюдок! – кричит Джеймс, пока ему не зажали рот ладонью. Опрометчиво освободив руки. Впрочем, сил хватило только на то, чтобы вцепиться в широкие плечи, оставляя светлые следы на коже, на ощупь напоминающей горячий воск. И весь мир плавился вместе с воском, сжигая все эмоции. Абсолютно все, даже ту боль, что сдавливало, словно в тисках. И сразу стало легче. - Дыши глубоко, - советует Сэнборн, вбиваясь во всё ещё напряжённое тело. И удивлённо замирает, когда Джеймс под ним вдруг расслабляется, смотрит по-другому, удивлённо, будто только что заметил. – Джеймс? Уильям смаргивает слёзы, щурясь из-за склеившихся ресниц, неосознанно вскидывая бёдра. Чужой член в заднице – до омерзения неправильно. А всё же так надо. Так он чувствует себя более живым. Он здесь, не среди горы трупов, по колено в крови. Запах пота и корицы, не крови. - Двигайся, - говорит он чуть слышно. В горле пересохло, хочется выпить ещё, до полной отключки, отпустить себя. Воздух раскалён, болят лёгкие, расслабиться всё ещё плохо получается. Он пытается, правда. Закрывает глаза, старается не смотреть, не акцентировать внимание на то, что он бесстыдно стонет под мужиком. Но чувствует, как под рукой, судорожно цепляющейся за предплечье, перекатываются мышцы. Слышит хриплое дыхание и неразборчивые слова, вслушиваться в которые совершенно не обязательно. Первым кончает Джеймс, наконец-то расслабляясь, за ним – Сэнборн. Джей Ти опускается прямо на пол, утыкаясь лбом в бедро сержанта. Они молчат, лишь восстанавливают дыхание. Больше они не заговорят на эту тему, разойдясь как в море корабли. Всё это было чем-то вроде некого импульса, столкнувшего этих двух совершенно разных людей. Сэнборн больше и не вспомнит эту ночь, позабыв как страшный сон чёртово гиблое место, не принёсшее ничего кроме боли, отчаяния и ночных кошмаров. Может, только иногда попомнит ёмким нелитературным словом того, кто как никто другой был ему искренне ненавистен. Того, кто до конца жизни будет ассоциироваться с хитроумным СВУ, вроде бы безобидным с виду, но таящим в себе целый ворох опасного дерьма. Способный разнести тебя в щепки, изжарить и распылить на мелкие атомы. Опасный, своенравный, непредсказуемый. «В этом ведь Джеймс», - невесело усмехается Сэнборн, зачем-то перебирая короткие волосы уже уснувшего сослуживца. Они лежали на одной кровати, Джей Ти не нашёл сил тащить хмельное и расслабленное после хорошего секса тело к себе и остался. Одному Богу известно как они поместились на узкой постели, не вжимаясь при этом друг в друга. Джей Ти коротко вздохнул, рассматривая умиротворённое лицо виновника всех бед и стирая оставшиеся следы крови. Завтра они снова ринутся в бой, и кто знает, может, именно завтра они умрут. Здесь живёшь риском, дышишь болью и отчаянием. Адовы пытки за все совершённые ранее грехи. «Не мог я так сильно нагрешить, за что мне ниспослали тебя?», - подумал Сэнборн, притягивая к себе поближе Джеймса, такого тёплого и ложно безобидного. Он целует сержанта в лоб и наконец-то засыпает, убаюканный мерным дыханием. Чтобы завтра снова ринуться в бой, вечно последний. Дни ненависти и страха, пропитанные надеждой, что тебя не уберёт снайпер или не заденет осколками. А всё же иногда кажется, что взрыв уже прогремел. Когда землю вспорола ударная волна, опаляя смертельным жаром, разрывая на части, кромсая, мучая. Исключая. Импульс свободы. Лживый и желанный. Уильям, мать его, Джеймс.