Tango

Фушими Сарухико ненавидел этот металлический стерильный запах, который насквозь пропитывал больницы. Мало того, что он пробуждал в его голове страшные воспоминания, связанные со смертью Фушими Никки, так еще и напоминал о собственной физической неполноценности. Неестественно чистый воздух немного пониженной температуры, тонкие грубые простыни, покрывающие жесткие больничные койки — все это словно было наказанием за то, что он оказался таким слабаком. Сарухико раздражало то, что он застрял здесь и ему пришлось взять паузу в танце, которым была вся его жизнь. Он даже не продержался до конца битвы против Джунглей, не получил и шанса по-настоящему насладиться тем фактом, что они с Мисаки снова по одну сторону баррикады. По словам доктора, нож прошел в пяти миллиметрах от бедренной артерии. Подумать только, каких-то полсантиметра спасли его от участи истечь кровью и стали единственной причиной, почему он все еще жив. Доктор дал ему обезболивающее и наложил швы, но руки Фушими были слишком холодными и лицо слишком бледным, чтобы сказать, что он в порядке. Большая потеря крови сказалась на нем сильной слабостью, так что его заставили остаться на ночь в этой стерильной тюрьме, которую они называют больницей, чтобы сделать переливание. Пауза затянулась еще на один счет. — Фушими, к вам посетитель, — послышался голос медсестры, и дверь открылась, впуская двух человек. Ята Мисаки вышел из-за спины медсестры. Взгляд его карих глаз был уставшим, но, стоило ему завидеть Фушими, на его губах мелькнула улыбка. — Ничего, что я войду? — с долей смущения спросил он. — Было бы неплохо, — ответил Сарухико и с удивлением понял, что сердце внезапно ускорило биение. Ята присел на стул рядом с кроватью Фушими. На несколько секунд в воздухе повисло молчание. — На самом деле, я… — прокашлявшись, неловко начал Мисаки, — думал подождать, пока ты выйдешь из больницы, чтобы поговорить, но тебя задержали на ночь, и я не могу так надолго оставить тебя тут наедине с собой, так что… — Ята вздрогнул, словно сам только что осознал смысл своих слов, и резко закончил: — Так что разберемся с этим тут! — судя по всему, он нервничал точно так же, как и Фушими. — Я хочу прояснить все между нами, — тихо добавил он, избегая взгляда Сарухико. — Все уже не станет таким, как было раньше, — четко произнес Фушими. Тот ритм, в котором они сейчас двигались, не имел ничего общего с тем, каким он был раньше. Нет, он стал совсем другим благодаря всем тем рывкам и паузам, что были между ними, и нес их в противоположную сторону от их изначальной позиции. — Зачем, черт возьми, ты согласился поговорить, если даже не хочешь попробовать все исправить? — выкрикнул Ята, и его лицо приобрело пунцовый оттенок от злости. — Тц, ты не дал мне закончить мысль, — с досадой покачал головой Фушими. — Мы не можем вернуться к тому, что было раньше, не можем просто вычеркнуть последние несколько лет, словно их никогда не было, и начать сначала. Мы уже совсем не те подростки, какими мы были в школе. Поэтому, что бы ни вышло из нашего второго шанса, не жди, что все станет точь-в-точь как тогда, потому что не станет. Ята молчал какое-то время, осмысляя слова Фушими. А тот надеялся, что Мисаки хватит ума, чтобы понять это. Для него было большим испытанием открыть свои чувства даже на такую малость. А мысль о том, чтобы выразить свои эмоции еще более ясно, приводила его в ужас. — Похоже, последние пару лет мы изрядно потрепали друг другу нервы, да? — наконец, ответил Ята. — Так что нельзя просто отрешиться от всех наших стычек, словно их никогда не было. — Именно, — кивнул Фушими. — Но ведь все равно, ты попытаешься все мне объяснить, правда? Как и обещал, будешь повторять опять и опять, пока до меня не дойдет? Потому что я хочу, чтобы ты, знаешь, снова был в моей жизни, и… не как враг. — Мне бы тоже этого хотелось, — признался Сарухико и, внезапно ощутив ужасную неловкость, отвел взгляд от улыбающегося лица Мисаки. Этого идиота, который своим дурацким скейтбордом, гордой статью и очаровательной улыбкой рушил все надежные стены, что Фушими возводил вокруг себя с таким трудом. И Сарухико даже не сомневался, что без колебаний сможет изменить привычное течение своей жизни ради него. Он смог бы. — Я даже не знаю, с чего начать налаживать наши отношения, — честно признался Ята. — Неужели? Раньше тебя было не заткнуть, а теперь ты словно язык проглотил, а, Мисаки? — Не называй меня по имени при людях. — Но в этой комнате мы только вдвоем, — пожал плечами Фушими, однако, принимая его предупреждение за разрешение, что, по крайней мере, он может называть Яту по имени всегда, когда они остаются наедине. Это имя, быть может, слишком женское для характера Мисаки, всегда так легко слетало с губ Сарухико. Он откровенно наслаждался красотой каждого слога имени его первого и единственного друга. Интересно, покажется ли оно ему еще прекраснее теперь, когда ему снова разрешили его произносить? — Может ты и прав, но неизвестно, кто может сюда зайти. — Тц, не могу понять, почему ты ведешь себя так по-детски, когда дело касается твоего имени. — Говоришь, веду себя по-детски, но, могу поспорить, ты так и не ешь овощи, — парировал Ята. — Ну, во всяком случае, я не коротышка, потому что выпивал молоко в детстве, в отличие от некоторых. — Эй, вообще-то я спас твою задницу, а ты меня называешь коротышкой, чертова обезьяна, — Ята внезапно хрипло рассмеялся. Фушими и припомнить не мог, когда в последний раз видел Мисаки таким расслабленным и счастливым. — Я и забыл, как было забавно с тобой перепираться, когда это не сопровождалось желанием нанести телесные увечья, — успокоившись, объяснился Ята. Фушими почувствовал укол вины. Это ведь из-за него их схватки перестали быть просто частью их повседневного общения. Долгие годы он позволял этому заходить все дальше и дальше просто чтобы видеть эмоции на лице Яты каждый раз, когда их пути пересекались. И ведь еще всего неделю назад Фушими для него был врагом, предателем. Но сейчас он снова стал человеком, рядом с которым Мисаки мог искренне смеяться. Фушими издал легкий смешок: — Только ты можешь впадать в сентиментальность, вспоминая о спорах с кем-то, — поддразнил он. — Лучше уж я буду спорить с тобой, чем проводить время в тишине и одиночестве, — Ята замолчал. Сарухико почувствовал его уязвимость впервые с тех пор, как тот зашел в эту больничную палату; в его глазах промелькнула тщательно скрываемая тоска. — Плевать, что ты один из Синих, а я — часть Хомры. Кусанаги не раз говорил, что Хомра — не подходящее для тебя место, и все остальные сказали бы то же самое. Я, похоже, был единственным, кого твой уход действительно потряс. Но, наверное, раз уж ты присоединился к Хомре только ради меня, даже если тебе этого не хотелось, то предатель именно я, да? Меня волновали только Микото и нежелание снова становиться слабым. И я был так увлечен этим, что даже не замечал, что мой лучший друг несчастен. Если бы заметил, быть может, все это время мы могли бы по-прежнему быть друзьями. — Не говори глупостей, Мисаки. Я прекрасно понимал, что ты ничего не знаешь о том, что я чувствую, и, тем не менее, ничего тебе не говорил. И к тому же, никакие «если бы» не имеют значения. Ни я, ни ты не можем изменить то, что случилось. Правильно, ведь если бы они могли, Сарухико бы отдал все на свете, чтобы Ята все это время смотрел на него так, как смотрел сейчас. — Но мы ведь можем двигаться дальше, верно? — с пылом произнес Мисаки. — Верно. Больше всего на свете Фушими хотелось двигаться дальше рука об руку с Ятой.