Рукопожатие

«— Ты скоро узнаешь, Поттер, что в нашем мире есть несколько династий волшебников, которые куда круче всех остальных. Тебе ни к чему дружить с теми, кто этого не достоин. Я помогу тебе во всем разобраться. Он протянул руку для рукопожатия.» На светлом диске его радужки закружились нити торжественного предвкушения. Он всегда был просто ребенком, недолюбленным, обозленным на весь мир. Дети не рождаются подлыми, трусливыми, заносчивыми и тщеславными. Он был всего лишь чистым листом, обрывком пергамента, безнадежно испорченным размашистыми каракулями отцовской жестокости. Он протянул руку для рукопожатия. В этот момент все его существо было наполнено единым импульсивным порывом. Надеждой заполучить в свое окружение самого знаменитого ученика этой школы. Думал ли в тот решающий миг он, Драко Малфой, о роли небезызвестного Гарри Поттера в положении его семьи? Понимал ли он все последствия падения Темного Лорда, отразившиеся на жизнях его бывших слуг? Смог бы будущий Пожиратель Смерти забежать так далеко вперед и понять, что при любом исходе ему пришлось бы придать эту дружбу? Едва ли. Все, о чем в тот момент думал юный Драко Малфой – это ожидание скорейшего триумфа. Детская наивность, вера в нерушимость отцовских речей и в абсолютную мощь чистоты волшебной крови застлали ему глаза. Ослепленный своими заблуждениями, он не мог и подумать о другом исходе своего предложения. Появившийся в лучших традициях самовосторжения, в окружении преданной свиты, вооруженный иглами уничижительной тирады для бедного, жалкого Уизли, Малфой воображал себя почти что героем, из благородства одарившим Гарри Поттера предложением своей дружбы. Он протянул руку для рукопожатия. Рисуясь, он совершенно не подумал о правильности знакомства, начало которому он заложил. Он просто не умел иначе. Доброта, искренность, чуткость, забота. Маленький Драко не знал значения этих слов. Не знал дружбы. Не оттого, что юное сердце уже было отравлено тьмой, с губ мальчика слетали абсолютно неуместные и жестокие слова. Просто он умел производить впечатление, лишь играя на славе своего рода, на силе и репутации предков, оттеняя собственную исключительность пустотой и приземленностью своих подпевал. Тогда Драко Малфой не мог вообразить, какой глубокий отпечаток презрения и досады он оставил в душе своего потенциального друга. Он протянул руку для рукопожатия. В то самое мгновение между щепками секунд, он, шатаясь, совершал свой короткий путь от одиночества до одержимости. Пока неожиданные слова резкого ответа не искорежили его мысли, он все еще был свободен от пут зависти, гнева и мести. Он застыл в киселе невесомости, медленно приближаясь к неотвратимому будущему. Будущему, в котором он, Драко Малфой, отравленный полученным отказом, на протяжении многих лет будет жить одной лишь едкой обидой, подобно кислоте, разъедающей глубокие дыры в его атрофированной душе. В тот краткий миг его еще можно было спасти. Но он сам подписал себе приговор. Он протянул руку для рукопожатия. Всего лишь маленькая детская рука. Бледная немного, и довольно слабая, как ее владелец. Но не прокаженная, не смертоносная. Пожалуй, Гарри Поттер смог бы ее пожать. Если бы угловатый, забавный и немного потерянный рыжий, веснушчатый мальчик не зашел в его купе минутами ранее. Если бы обладатель этой слабой, бледной руки не захотел произвести впечатление, выстраивая его на фундаменте низких оскорблений. Судьбы людей ежедневно насчитывают до миллиона подобных «если бы», распоряжаясь реальностью принятых решений. Но исход этой короткой сцены уже был предопределен. Драко Малфою предстоит посвятить все свои школьные годы детской ненависти, родившейся из колыбели предательства отвергнутой дружбы. С годами это чувство будет лишь крепнуть. Всей сутью его существования станет лишь жажда поражения, жажда боли его нового врага. Врага, которого он вылепил для себя сам. Пройдет время, и Драко Малфой встанет на свой собственный путь прозрения. Продвигаясь дальше медленными нетвердыми шагами, он сделает невероятное усилие над собой, и в одиночку вытянет из своего покалеченного сердца отравляющие щупальца зависти. Он обернется назад, но свою безрадостную, жестокую, лишенную всяких светлых чувств, юность, и наконец осознает свои главные ошибки. Осознает, но никогда не сможет исправить. Его душа навечно останется сломленной, не умеющей по-настоящему любить, трусливой и слабой. И если бы тогда, в «Хогвартс Экспресс», неумолимо спешащем в опасное будущее, один ребенок с благородными мыслями и большим сердцем пожал руку другому ребенку с неправильными идеалами и внушенными ориентирами, быть может, еще одна душа была бы спасена. Та самая душа, что будет сжиматься от страха перед лицом убийства, когда ветер будет трепать светлые волосы ее обладателя, отзываясь холодной дрожью в его пальцах, до боли сжимающих волшебную палочку. Та самая душа, что завывая от ужаса, замрет в неестественно напряженном теле свидетеля жестоких забав Темного Лорда. Та самая душа, что будет ломаться и разрываться на части, просыпаясь и засыпая в доме, кишащим тьмой и смертью. "Он протянул руку для рукопожатия. Но Гарри сделал вид, что этого не заметил."