Первое января

Просыпаюсь в час дня и просто пялюсь в потолок. Натяжные потолки очень ровные, очень белые и очень мягкие. Поднимаю ногу - левую или правую? не заморачивалась этим вопросом - и касаюсь пальцами ткани. Ощущение, будто потрогал спортивную футболку, только эта футболка растянута на весь потолок и однотонно-белая. Затем, когда я все-таки поднялась, я поняла, что уснула в платье, в котором всю эту ночь шастала по молчаливо-холодной квартире с ее секретами и тайнами за слоем штукатурки и краски или обоев. Моментально хватаю первую попавшуюся футболку, джинсы и носки, чтобы выглядеть так, будто я либо не спала всю ночь и упорно задротила в игры, либо уже как два часа исследую закоулки собственной комнаты. Впрочем, мама знала, что я спала в платье, ибо именно это я и услышала, едва покинула свою обитель: - Ты спала в платье, да? - Да. - Плохо. Мне похуй. Правда похуй. Но этого я вслух не говорю: я шествую на кухню и ставлю кипятиться чайник. Именно этот алгоритм и повторялся весь день: иду на кухню, кипячу чайник, иду на кухню, кипячу чайник. Весь день пью чай. Ничего не ем - салаты смотрят на меня из холодильника с укором и желанием пропасть в моем кишечнике. Я не оправдаю их ожиданий, потому что я не голодна. Вообще. И обманываю свой желудок постоянными чаями. Постоянными чаями. Постоянными чаями. Постоянными чаями... С наступлением ночи я захожусь в истерике. Я хожу по комнате кругами, кусаю костяшки пальцев и громко навзрыд рыдаю. Я хочу бить посуду и метать стулья, но у меня нет ни керамических тарелок, ни деревянных стульев поблизости. Выходить из своей сычевальни опасно, не выходить - тоже. Я открываю настежь окно и прямо туда вою от душераздирающей тоски, от желания невозможного, от едкой и навязчивой ненависти к себе, к своему телу, к своим чертам лица, к навязанным стандартам, ко всему, просто ко всему! Ненавижу это! Ненавижу!.. Мой крик души обрывается на тихом скулеже: я выплеснула все это, не произнеся ни слова. Я метаю взгляд на полку: там есть бумажка, сложенная во много раз. В ней спрятано лезвие, которое я достала из точилки. Лезвие. Я смотрю на свои руки: есть небольшие следы у места сгиба локтя, это я пробовала не просто бездумно водить острием по коже, а проникнуть им внутрь плоти. Вонзать и оставлять глубокий след, кромсать тело так, чтобы оставались рубцы. Дальше нескольких капель крови не зашло: у меня чувствительная кожа и я тогда еще сильнее лила слезы, чем сейчас. Все плохо. Все плохо. Все плохо. Все плохо. Все плохо. Все плохо. Все плохо. Все плохо. МНЕ ТОШНО ОТ МЕНЯ.