My Wild Love

Приятный сентябрьский закат, разлившийся оранжевым, красным и заляпанный кое-где фиолетовым, разбавился сопением да стуком клавиш. В комнате горели свечи, хотя ни темно, ни, тем паче, холодно не было. „Зато классно пахнет“, — подумалось Яне, поглядевшей на свечку немного скучающе. Она купила ее вчера в одном из жутковатых магазинов, где и стиральная машина, и трусы стоили одинаково дешево. Для трусов и стиральной машины, конечно. За доллар ей и сейчас столько отдавать жалко. Яна посмотрела в экран, где появлялись какие-то бестолковые сообщения из переписки одноклассников. Начинались они безобидными, но уже маниакальными преследованиями: „Домашку по геометрии скиньте“, „Молю“, „бля, меня ща мамка отпиздохает! 1! 111“, „плз ДОМАШЕЧКА, КИСА МОЯ, ПРИДИ“. Заканчивались маниакальными, но безобидными для общества предложениями веселого кина на вечер: „хотите новый фильм сашуни?“, а дальше появлялась не очень притягательная картина женского влагалища. Нет, Яна всей душой не отрицала вагины, она предпочитала члены, что тоже звучит странно, но уж простите. В общем, чужая вагина какой-то порноактрисы ей была весьма и весьма безразлична, во всяком случае, сейчас. Если понадобится, она знает, где искать. Мама открыла дверь с требованиями об отмене расстрела невиновных, и Яна почти выбила из себя улыбку, а родственнице своей сказала: — Хорошая шутка, мам. Была четыре года назад. Ты ее не у Задорнова украла? — лицо девушки сменилось саркастичной до испуга несовершеннолетних гримасой. Мама в ответ недовольно хрюкнула-хмыкнула. — У Галкина бери выше. Ты приготовила одежду? — она пробежалась взглядом по еще сохранившемуся порядку в комнате. Яна готова деньги ставить, что у мамули довольное лицо. — Да, пожарила и потушила. Закрой дверь, когда будешь уходить, — она махнула головой в проем, указывая маме уходить. Сама же девушка поспешила уткнуться в компьютер, тут же отписавшись всем, кто молил о сделанной геометрии. Она почти уверена, что ее фотка домашней работы уже стала внутриклассной молитвой, ограждающей от материнского гнева. Ох, ее бы кто ограждал! Но пока она, кажется, еще живая. А значит, время посмотреть, что предлагает интернет всем одиноким, кто дальше собственных пальчиков не ушел. Сегодня, пожалуй, можно взять что-то аморальное. Главное не забыть почистить историю. *** Семь утра понедельника — это просто адовый ад, после трех месяцев подъема в шестнадцать часов утра. Благо, что солнышко уже встало, и нет ощущения ночи, которое присутствует у всех несчастных жаворонков зимой. Поглаженная блузка, легкая и полупрозрачная, чуть колышется под легкими дуновениями по-прежнему летнего ветерка, В комнате, расположенной в тени дома, отчего и немного сумрачной, все было тихим и спокойным. Яна потянулась и протерла глаза после сна, затем самым задорным своим движением резко опустила голову вниз, чтобы волосы водопадом рухнули, почувствовав неприятную тянущую боль в шее, собрала темные каштановые локоны в неопрятное подобие хвоста. Это тот самый хвост, который на той же Джиджи Хадид выглядел бы чертовски миленьким, но на Яне нет. Она так не думала. Сонная девушка побрела в ванную комнату, дабы освежить личико свежими потоками водицы с утреца. Оттуда на кухоньку, где хорошо бы уже работать служанкам, но за неимением оных, Яна принялась марать хлеб маслом да разливать по столу кипяток, стараясь попасть в кружку, увенчанную пакетиком чая. Следующая точка — будуарчик Яночки, как ласково называла комнату девушки мамзель (еще одна провокационная сторона мамы — давать себе „кликушенции“, которые весьма и весьма были не связаны со словом „мама“, но ее радовали; да и не только себе). Там в будуарчике спрятался туалетный столик (читай: захламленная косметикой, расческами, заколками и тремя резинками для волос тумба). Над ним висела гениальная смесь серебра и стекла (заляпанное отпечатками пальцев — тут играли в шпионов — зеркало). Яну часто спрашивали почему ее зеркало такое испачканное, и она игнорировала такую проблему. Девушка хмыкнула, шепнув: «Ну, мама. Не скажешь же тебе: „Меня тут парень брал. Четыре раза. Нет вас не было. Два раза“. Так что храним следы потерянного девичества и все». Яна, на всякий случай, оглянулась, нет ли кого, кто мог услышать пусть и тихую фразу. Нет, родня у нее демократичная, но внуков не хочет. Пока. В дело пошли шаловливые ручонки: тональный крем („Не забудь дневной перед этим!“), немного пудру, еще немного коричневой пудры („Бронзер. Не перестарайся — будешь похожа на пош-спайс девяностых!“), теперь брови („Да они бледноваты. Но и я не зря купила карандаш. И тени. И тушь, цветную и бесцветную“). Дальше пошел смертельный трюк („Увести детей, женщин и стариков!“)  — Яна взяла тушь для ресниц, старательно выпучив глаза, и постаралась сделать свое дело легким движением, чтобы не зарядить в нервничающее глазное яблоко. Оно не любит такого своеобразного изнасилования. На карандаш и лайнер Яна посмотрела, мысленно передавая сигнал: „Первый говорит: в другой раз. Повторяю: в другой раз“. Итак, крысату навели. Теперь нужно ее не размазать, надевая блузку. Яна уже выбегала из квартиры, когда мама простонала: „Жень, дай ей деньги“. Девушка в ответ зашипела: „Я работаю! У меня есть деньги“. А папа и согласен — повернулся на бок, уткнувшись в мамино плечо и случайно лизнув его. Яну передернуло, но сдержалась. Саму когда-нибудь так лизнут. Утро уже блистало на улицах, отражаясь на витринах и в окнах, слепя прохожих. Яна улыбнулась сентябрьскому солнцу, оглядела все деревца, что можно было увидеть, довольным взглядом. По секрету, ей нравилась осень, не из-за школы, конечно. Упаси Бог! Ей просто казалось невероятно милым такое хрустящее увядание всего: от понурых голов учащихся до рыжих, даже ржавых листьев. Еще ей нравилось, что осень они с мамой частенько и обильно закупались „шмотатушками“ («Вы уже унюхали „мамзель“?»), что, естественно, радовало Яну. Кто откажется от новой юбки? Тот, у кого их уже четыре, верно. Школа в восемь утра была еще не так полна, ведь занятия начинались только в половину девятого. Это казалось довольно милым Яне — прийти пораньше, чтобы немного свыкнуться с оккупацией самой себя на целых девять месяцев. Да и вообще, за полчаса до урока у нее еще было время что-то дописать, или попросить списать у тех несчастных, которые приходят также рано. На входе вахтерша приступила к своим обязанностям (читай: болтала с уборщицей), директриса, бывшая в своем обиталище, когда Яна проходила мимо ее кабинета, спала на своем столе, пока электрический чайник закипал для кружку с уже насыпанным кофе. На третьем этаже четырех этажного здания, где планировалась первая биология, еще никого не было, только вторая уборщица, посвистывая и напевая Ирину Аллегрову, мыла должно быть чистый пол. Яна нахмурилась, уставившись на старушку, но промолчала. Кабинет биологии был закрыт, но девушка слышала явное хихиканье учительницы, наверное, она читала сообщения от „фанатов“ (учеников, посмеивавшихся над ней в Одноклассниках), где были просто тонны комплиментов, каких ей присылали неизвестные почитатели. Яна пристроилась у окна, закинув рюкзак на подоконник, достала смартфон, проверяя ночные обновления „контактёров“, как называл пользователей их историк. Писали, что есть человек с зеленой кровью, еще один двенадцать лет („Ждал в Азкабане“, — хрюкнула, усмехаясь, Яна) был в коме. Еще у кого-то нашлись дырки в коже, а у какой-то американской красавицы обнаружились два влагалища. Что поделаешь — жизнь жестока. Яна, к примеру, всего метр с половинкой, и вполне довольно бытием. Тут старые половицы скрипнули где-то поодаль, и Яна обернулась, по коридору плелся Матвей. Гораздо выше ее, — два метра плюс сантиметр — в прошлом году он бросил свой баскетбол, но как сказал физрук „Мастерство“, — то бишь рост, — „не пропьешь!“ Яна понятия не имела, почему такой „усердный“ ученик пришел к первому уроку. Даже чуть пораньше. Кажется, чья-то мама, которую в народе прозвали Мамой Матвея Из Род.Комитета, или просто Зоей Савельевной Шестаковой, взялась за сынулю своими самыми ежовыми рукавицами. Парень шел неспешно, за один шаг делая три Яниных, затем, наверное пытаясь сымитировать фильм с Дауни-мл., расставил широко руки, цепляя горшки с цветами. Поначалу это не мешало, но кое-где спрятался неопознанный объект с заостренными неприятно листьями, который, не щадя, царапнул Матвея по руке. Парень в ответ зашипел, но „фикусне“-то что? Он стоит, молчит. Матвей почти подошел к кабинету и определенно заметил Яну, но все-таки вспомнил молодость — он пошел прямо на нее, и признаемся, Яне проще стерпеть, стукнулся и произнес: — Ух! — он нахмурился, осматриваясь невидящим взглядом, — На что я напоролся? — Ха-ха-ха, — без эмоций процедила Яна, — Очень смешно, у меня даже почка отказала. Выжди секунду и у меня слезы потекут от смеха. — О! Это ты, Яна? Не узнал тебя! — он похлопал девушку по плечу так, что она чуть не отлетела, — Как выросла за лето! Ты только погляди, — парень бестактно покрутил ее, держа за плечи. — Флиртуй тоньше, кисуля, — Яна кислой мордой уставилась на двухметрового человека, который определенно украл сантиметров двадцать у нее в прошлой жизни. Девушка забралась на подоконник, не позаботившись поправить юбку, оголившую немного ногу. — Где ты был на каникулах? — она посмотрела на одноклассника, как будто только не была раздражена. Женщины. — В Испании, — он довольно потянулся, видимо вспомнив горячие пляжи, а может, горячих девочек, кто его возьмет, — Там здорово. Тепло и море дохрена. — Моря не может быть не дохрена, — поправила Яна голосом я-тут-зануда-на-минуточку, — Подцепил какую милашку. Не говори нет, не расстраивай старушечье сердце, — девушка прижала маленькую ладонь к сердцу, которое не было старушечьим, но жизнь — театр. Для спектакля можно и постареть немного. — Подцепил, но не так надолго, — Матвей фыркнул немного недовольно и удовлетворенно одновременно, — Я же был с родителями, — он многозначительно глянул на одноклассницу. — Сказал бы, что она беременна от тебя! — хмыкнула Яна, мол, пользуйся гениальными идеями, пока генератор не издох. — Нельзя такое говорить, — пожурил ее деланно парень, — Беременность — это не БДСМ. Там действительно нужно согласие обоих. — Доверюсь завсегдатаям клуба, — Яна развела руками, сдаваясь. Тут на этаже появились еще трое, как про себя Яна их называла „киберспортсмены“, за особо выдающие геймерские наклонности. Один из них в смешных кожаных штанах аки Джимми Моррисон, второй еще один баскетболист, который непонятно ради чего остался в школе, третий же — просто мрачный мрак. Чересчур адский парень, от которого всегда… пахло („Извините, если вы ели, но правду не скрыть!“). Тут же началась исконно мужская процедура рукопожатий и обсуждения успехов в „КСке“. Яна отвернулась к телефону. В этом году она осталась почти одна, одна девочка, Лика, с которой они были дружны, уехала, еще две просто не набрали баллов и не перешли в десятый. Оставшаяся подруга, Эрика, была хорошей и верной, но последнее время предпочитала Яне компанию другой девчонки из параллельного десятого. Остальной класс пребывал, все здоровались, кто-то (читай: милые телочки, которых потрахивали в туалетах каждую перемену) визжал и обнимался, кто-то (Лига Киберспорта) кричал, рассказывая о прошедшем лете. Яна сидела же на своем подоконнике, болтая ногами. Ей было скучно и немного грустно. Почему тупые телки остались, а ее друзей нет? Как эти курицы сумели набрать проходной балл, если у них все время были трояки с двойками? Может, Яне тоже проще залезть под парту к учителю и получить свою пять. „А так и вправду бывает?“ — Яна задумчиво уставилась на девушек, чьи маленькие груди были сдавлены тисками пушапа, отчего те активно поправляли бюстгальтеры. „Бедненькие“, — подумалось безучастно девушке, и она, просто инстинктивно, но все-таки горделиво посмотрела на сою четверку. Да, живот у нее не идеально плоский, ноги короткие, бока чуть круглые, как и плечи, но зато ребрами не порежешься. Полезно, когда не хочется „острых“ ощущений. Тут случился бздынь! Все горестно вздохнули — урок. Следующие шесть часов все, и Яна тоже, провели в мучениях. Яна, потому что обыденно не могла ничего увидеть за столбами с третьей парты, все, потому что школа началась. Яна не была столь категорична по отношению к учебному заведению, она просто хотела поскорее выпуститься. Может, где-то за пределами школы, кто-нибудь увидит, что она полезна не только булки из столовой тырить за других, или что-то похожее. Но наконец учебный день закончился, и все поспешили убраться. Кто-то, сразу выйдя, закурил — значит, невротики местные. Кто-то стал ругаться на правительство и систему образования („Киберспортсмены. Без комментариев“). Яна же, взвалив рюкзак на плечо, неспешно топала домой. Телефон в кармане завибрировал, что Яна бы никогда не расслышала, толпа одноклассников шумела во всю за спиной, но зато почувствовала вибрацию всей ногой. Она остановилась, читая сообщение от мамы: „Сегодня английского не будет. Маруся заболела!“ Отлично, свободный от репетитора вечерок. Потом же почему-то раздались крики из-за спины, Яна непонимающе повернулась, и что-то сильно толкнуло девушку на землю.