If it wasn't for you.

Дома меня встречают мама с крепкими объятиями и вкусный домашний обед. Несколько часов я провёл с родителями в гостиной, наблюдая за какой-то странной передачей, что показывали по телевизору, и изредка перекидываясь парой слов во время рекламы с матерью. Отец у меня очень молчаливый, собственно эта особенность у меня от него, а вот назвать маму тихоней язык не повернётся абсолютно. Она может часами болтать о чём угодно, будь то обсуждение каких-нибудь политических законов, или же модных тенденций в этом году. В общем, личность она разносторонняя и общительная. Бывает очень странно наблюдать, как мама что-то увлечённо рассказывает отцу уже пол часа, а он за это время не произносит ни слова, лишь изредка кивая, как бы соглашаясь со всем, что она говорит, но я совершенно точно могу сказать - он не слушает. Кому нужна лишняя и вовсе ненужная информация, верно? Но, как говорится - противоположности притягиваются. Согласитесь, было бы довольно скучно, если бы они оба жили в тишине, лишь изредка говоря какие-либо дежурные или рандомные фразы. В то же время, как два абсолютно не затыкающихся человека – полное сумасшествие. Невольно задумываюсь о том, что я и Луи тоже довольно-таки разные, только вот на нас этот закон о противоположностях совершенно не действует. На душе становится слишком погано, и я, сославшись на усталость и неполное выздоровление, покидаю родителей и плетусь к своей комнате. Игнорирую любимый ноутбук и самую удобную в мире кровать, по которой я так безумно скучал, и иду прямо в ванну, не забыв защелкнуть за собой дверь. Открываю верхний шкафчик и тянусь к маленькой бархатной коробочке. Немного помедлив, всё же открываю её и достаю свой спасательный круг – металлическое лезвие. Включаю воду, сам толком не зная, зачем. Наверное, она успокаивает. Одним рывком снимаю толстовку и сажусь на бортик ванны. Луи. Я всегда делаю это, когда мыслей в голове о нём слишком много. И если учитывать то, что мои мысли – это одно сплошное Луи, то я делаю это практически ежедневно. Буквально единственное, что я могу – заглушать моральную боль, заменяя её физической. И хоть это не срабатывает на долгое время, это абсолютно точно идеально работает. Подношу лезвие к запястью и делаю первый за долгое время, длиною в двенадцать или тринадцать дней, неглубокий порез. За пару дней до того, как меня ударили по голове, я не резался. Был слишком увлечён учебой, ибо на носу экзамены, а я обязан сдать их на отлично. И я благодарю всех богов за это, ведь если бы врачи узрели свежие порезы, по-любому сообщили бы в психушку, и в итоге я оказался бы на учёте, а оно мне надо? Я не псих. Я просто влюблён. Ещё несколько аккуратных полосок, с еле видневшимися каплями крови и я срываюсь. Срываюсь на совершенно резкие и глубокие движения, буквально раздирая кожу в клочья. И если бы не брызнувшая кровь мне на подбородок и жуткая боль, я бы не остановился. Лезвие падает из рук прямо в образовавшуюся лужицу крови на кафельном полу и я хватаю первое попавшееся полотенце, закутывая в него руку. Слёзы неимоверным потоком катятся из глаз, и я перемещаюсь на пол, свернувшись клубочком. Такой слабый, до невозможности слабый и жалкий. Я ещё долгое время проведу на полу ванной в позе эмбриона, прежде чем вытру кровь с пола, приму душ и усну только через два часа, после того, как лягу в удобную постель. С бесконечным потоком мыслей о Луи, конечно же.

***

Проснувшись от режущей боли в руке, я нехотя встаю с кровати и, игнорируя ежедневный поход в ванну, плетусь в гостиную за обезболивающей мазью. Бесшумно прокрадываясь через коридор, чтобы не разбудить родителей, с легкостью достаю нужный мне тюбик из белоснежной аптечки и так же бесшумно возвращаюсь в свою комнату. Намазав толстым слоем руку и обернув её в бинт, я все же чищу зубы и умываюсь. Надеваю толстовку, свободные спортивные штаны и спускаюсь на кухню, чтобы приготовить завтрак. Из-за боли в руке не получается абсолютно ничего, и я, плюнув, заказываю еду из ближайшего ресторана, надеясь, что родители не будут сильно ворчать. До вечера нежусь в кровати с книжкой в руке. Это действительно прекрасно: лежать в совершенно идеальной постели, которая не издаёт ужасный дотошный скрип каждый раз, когда ты делаешь какое-либо движение. Дохожу до сотой страницы и натыкаюсь на появление нового героя – невысокого блондина с голубыми глазами... Найл! Чёрт возьми, я совершенно забыл о нём! Почему ты, Стайлс, такой придурок, а? Не дождавшись от самого себя ответа, пулей вылетаю из комнаты, хватаю ветровку в прихожей и с громким звуком захлопываю дверь. Не специально, конечно же.

***

— Здравствуйте, не подскажете, в какой палате лежит Найл Хоран? — запыхавшись, спрашиваю я у медсестры, которая сидит за стойкой регистрации. — 202, но посещение заканчивается через пять минут, думаю, я не могу впустить Вас, извините, — девушка опускает голову и продолжает перебирать какие-то бумаги. — Н-но мне очень нужно, пожалуйста, — практически скулю. — Буквально зайду поздороваться и всё. — Мне влетит за это, ты понимаешь? — шепчет, немного наклоняясь, чтобы её мог слышать только я. — Я п-правда быстро, если попадусь кому-то из врачей, скажу, что сам проскользнул, скажем... Через окно, — девушка чуть слышно хихикает. Что? Хихикает? От того, что сказал я?! — Ладно, только быстро, — я киваю. — Но завтра ты обязан принести мне шоколадку, — краснею и, вновь кивая, бегу к палате 202. Чуть отдышавшись, стучусь в дверь, и, услышав негромкое "войдите", открываю её. Найл полулежит на кровати, прислонившись спиной к стене. В одной руке телефон, в другой – что-то, похожее на бутерброд, но я не уверен. Палата, кстати, намного больше той, в которой я провёл чуть больше недели, но я замечаю ещё одну кровать — значит, рассчитана на двоих. Подмечаю, что блондин слегка неряшлив. На его кровати небрежно разбросаны пара футболок и джинсы, а на тумбочке вообще творится полный хаос – крошки, разлитая вода и пара грязных тарелок. Что ж, это никак не меняет моего отношения к нему. Просто я немного педантичен, поэтому замечаю подобные вещи против своей воли. Он поднимает глаза и удивленно пялится на меня. Видимо, он ожидал увидеть медсестру или ещё кого из медперсонала. — Гарри? — он встаёт с кровати и широко улыбается. — Найл? — отвечать ему в той же манере постепенно входит в привычку. — Я не ожидал тебя увидеть, на самом деле. — Потому что часы приёма уже закончились? — Нет, если честно, я вообще не предполагал, что ты придёшь. — Я, на самом-то деле, тоже удивлён, что стою сейчас здесь, — я нервно хихикаю и даю себе мысленно подзатыльник. Когда же я перестану выставлять себя дураком при нём? — Я очень рад, что ты пришёл. Присаживайся, — он указывает ладонью на кровать, а я отрицательно мотаю головой, на что он вопросительно поднимает бровь. Ох, это горячо. Луи тоже так делает. Так, блять, какой Луи? Сосредоточься на Найле, придурок! — Время посещений уже закончилось, и я еле уговорил медсестру пропустить меня, пообещав, что зайду буквально на пару минут, — объясняю я. — Думаю, пара минут уже прошли, и мне пора. Мне жаль, что я не пришёл раньше. Зачитался и потерял счёт времени, — что за поток слов? Это странно. — Понял. Ну, а завтра тебя тоже ожидать на пару минут, или же ты не собирался приходить вообще? — Да-да, я приду завтра, совершенно точно, обещаю. — Пораньше. — Пораньше, — соглашаюсь я и глупо улыбаюсь. Да что со мной?! — Ну, тогда до завтра, Гарри, — он подходит и слегка приобнимает меня. И я совершенно точно сейчас упаду в обморок. Меня никто не обнимает, не считая мамы. И я туплю какое-то время, но всё же догадываюсь обнять его в ответ. Но меня хватает на пару секунд, после чего я отстраняюсь. — Пока, — я подхожу к двери и слышу, как Найл прочищает горло. Значит хочет что-то сказать, значит я должен остановиться у двери. — Гарри, ты не заикался, разговаривая со мной, — я точно слышу в его голосе радостные нотки и впадаю в ступор. Я ведь и правда не заикался. Что, чёрт возьми, со мной творит этот блондинистый парень?