Глядя на солнце

Дэвид открыл глаза. Что такое? Кажется, только что он сидел в гостиной, не обращая внимания на чашку давно остывшего чая и, забыв всё на свете, слушал Мариуса, рассказывающего о своей смертной юности. Мариус сидел рядом с ним, так близко, что до него можно было дотронуться рукой, и хоть Дэвид так и не осмелился на это, но одна только возможность этого заставляла сердце главы Таламаски биться чаще. В неярком свете лампы лицо Мариуса казалось ожившей вдруг старинной картиной – но люди с этих картин не могли улыбаться так лукаво, а отблески электрического света не преображались в синеве их глаз в странную мечтательность и даже интерес. Дэвид смотрел, и не мог насмотреться, а бархатный, чуть игривый голос оплетал незримыми путами, влек за собой в давно минувшие времена. Дэвиду казалось, что он воочию видит всё то, о чём рассказывает Мариус, и в какой-то миг видения былого величия Рима и глухих чащ, населенных суровыми кельтами, заслонили для него всё, даже обстановку собственной гостиной. А потом…Что было потом? Дэвид сонно моргнул, осознавая с удивлением, что каким-то образом переместился в спальню, и даже более того – лежит в постели, аккуратно укрытый одеялом. Но как он тут оказался? Неужели же вчерашний визит Мариуса, его рассказ, его голос, его улыбка – всё это лишь приснилось? Дэвид взволнованно приподнялся, скользнув взглядом по спальне – и почти сразу же увидел на фоне окна, небо за которым начинало уже светлеть, знакомую фигуру. - О, Дэвид, ты проснулся? - Мариус? – сон мгновенно слетел с Тальбота. – Вы здесь! - Ну конечно, - в голосе Мариуса мелькнула нотка легкого удивления. Он обернулся к Дэвиду с той же самой улыбкой, что Дэвид видел накануне, и от этого зрелища Дэвид вдруг снова почувствовал непонятное ему самому смущение. - Выходит, я заснул? - Наша беседа длилась почти всю ночь, стоит ли удивляться? – снова улыбнулся Мариус. – Должен заметить, ты еще продержался куда дольше моих прежних слушателей, Дэвид! Обычно повесть о моей юности наводила на них дремоту с первых слов… - Мариус, ну что вы! – Дэвид рассмеялся. – Этому я никогда не поверю! Но…- он снова огляделся по сторонам. – Как я оказался здесь? - Я взял на себя смелость перенести тебя сюда, - пожал плечами Мариус. – Диван в твоей гостиной, конечно, великолепный образчик антиквариата, но спать на нём не слишком комфортно. - Вы меня перенесли?! – Дэвид с трудом верил своим ушам. – И я даже не проснулся? - Я не стал будить тебя, ты спал так сладко… И потом, я решил, что тебе стоит отдохнуть перед столь любопытным моментом. - Любопытным? - Мы же собирались вместе полюбоваться восходом солнца, ты помнишь? И Дэвид вспомнил – действительно, собирались. Накануне он выслушал рассказ Мариуса об удивительных свойствах крови Акаши с огромным интересом – можно ли предположить, что вампиры могут не бояться солнечного света? – и охотно согласился на невиданный для Таламаски эксперимент. Но сейчас, глядя на Мариуса, стоящего у окна, и на стремительно светлеющее небо, Дэвид вдруг почувствовал, что у него ёкнуло сердце. - Мариус, вы…- он сглотнул. – Вы уверены, что вам стоит это делать? - Почему бы нет, если есть возможность? – Мариус так легко повторил слова, сказанные вчера самим Дэвидом… - Но ведь прежде никто из вампиров подобного не делал, верно? - Если и делал, то безумно давно. Акаша и Энкил наверняка могли ходить под солнцем, но, боюсь, они об этом уже ничего не расскажут. – Мариус развел руками. – Остается лишь проверить самому. Дэвид торопливо встал с постели, накинул халат поверх пижамы – о том, как Мариус еще и переодеть его сумел, не разбудив, спрашивать было недосуг – и подошел к окну. - Уже совсем скоро, - тихо произнес Мариус. – Солнце вот-вот покажется, я чувствую. - Чувствуете? - Это что-то вроде дрожи в пальцах, - пояснил Мариус. - Вот здесь? – Дэвид сам не понял, как решился протянуть руку, и опомнился лишь тогда, когда пальцы Мариуса коснулись его ладони – твердые и холодные, как мрамор. - Да, - судя по улыбке в голосе, Мариус не счёл это дерзостью. - Мариус, я никогда не сторонился экспериментов, но…- Дэвид не знал, как сказать о вдруг охвативших его сомнениях. – Вся эта история с Акашей случилась так недавно, и солнце… Как мы можем знать, что оно вам не повредит? - Ты тревожишься обо мне? – Мариус повернулся к Дэвиду, глядя на него едва ли не ошеломленно. – Ты тревожишься обо мне, Дэвид? - Вы знаете, что да, Мариус. Я слишком долго ждал вас, чтобы сейчас позволить солнечному лучу разрушить всё, чем я жил долгие годы. Мариус вдруг тихо рассмеялся. - О, Дэвид… Ты удивительный человек. В самом деле удивительный. Поверь, твои слова стоят всей силы той чистейшей крови, что я сейчас чувствую в своих венах. Но если бы ты сам почувствовал ее, ты бы понял, что бояться нечего. Я стал сильнее, я знаю это. Куда сильнее, чем прежде, и сейчас я хочу почувствовать это сполна. И мне нужно, - Мариус чуть понизил голос, - чтобы ты был со мной рядом, Дэвид. - Мариус, - прошептал Дэвид, - Мариус, я… - Пора, - Мариус снова повернулся глядя в окно. – Смотри! За окном вставало солнце, торжествуя краткую победу над вечным лондонским туманом, но Дэвид Тальбот смотрел не на восход, а на Мариуса. Он видел, как лучи солнца раскрашивают прежде темный силуэт – белизна кожи, темные волосы, красный бархат пиджака, золотисто-коричневый оттенок щегольского шейного платка… Солнце с любопытством смотрело в лицо того, кто отвернулся от его сияния тысячи лет назад. И Мариус смотрел в ответ, точно завороженный, на слепящее золото, на небесный огонь… - О! Вскрикнув, Мариус прикрыл лицо рукой и склонил голову. Его плечи дрогнули. Взволнованный Дэвид подался ближе. - Мариус! Мариус, что… - Слишком ярко, - голос Мариуса тоже странно дрогнул. – Жжет… Но всё же это чудо, Дэвид, это чудо! - Я согласен с вами, но не смотрите больше! – Дэвид слегка потянул Мариуса за руку, желая отвести его от окна, но Мариус остался на месте. - О нет, нет, - прошептал он, опустил руку и медленно повернулся к Дэвиду. – Я уверен, это пройдет, непременно. Надо просто привыкнуть. А пока… Дэвид, ты ведь позволишь мне взглянуть на солнце немного иначе? Удивленный Дэвид не успел переспросить, встретив взгляд жадно распахнутых глаз. Мариус жадно смотрел в глаза Дэвида Тальбота, чья синева не была такой яркой, как у него, но в этой синеве, в отблеске английского неба, отражалось солнце, играя своим жарким золотом, которое казалось сейчас драгоценнее всех сокровищ Римской Империи. Дэвид замер, чувствуя прохладу руки Мариуса, которая, кажется, сменилась едва уловимым теплом – или это что самому Дэвиду вдруг стало жарко? Пожалуй, можно считать, что эксперимент удался, мелькнуло в голове. Но в отчете необязательно упоминать, каким жарким, оказывается, может быть лондонское солнце, особенно когда на него вместе с тобой смотрит Мариус Римский.