Момент истины

Это был не синдром попутчика в чистом виде, но синдром очень испуганного попутчика, пытающегося разговором заглушить собственные панические мысли. Вон сидел на потертом диванчике в чужом фургоне и то и дело переводил взгляд на Риса, валяющегося на (он еще и замерзнет) холодном полу. Даже лежа в обмороке, Рис умудрялся выглядеть красиво и сексуально, а болезненная бледность только лучше подчеркивала черты его лица. К этой его суперспособности Вон привык еще в колледже. Рис оставался красивым всегда, при любых обстоятельствах. К тому, что Рис постоянно совершает импульсивные поступки, для него же и оборачивающиеся бедой, тоже пора было бы привыкнуть, но нет, каждый раз как первый. Будь воля Вона, он бы сразу перетащил Риса на диван, но спорить с владельцами фургона, чуть не выкинувшими незваных гостей на полном ходу, казалось глупой идеей. Фиона сказала, что от обморока еще никто не умирал, Саша добавила, что они не нанимались в няньки к гиперионским клеркам. Вону позволили проверить у Риса пульс (пребывавший в норме) и настойчиво потребовали, чтобы он самостоятельно занялся поисками кейса с деньгами. Надо было сделать так сразу, — тоскливо думал Вон, уже давно выяснивший местонахождение кейса. Сперва он оцепенел от страха, и из-за этого жизнь друга подверглась опасности. Но все-таки и Рис тоже хорош! Как ему только могло прийти в голову, что будет удачной идеей вставить в эту же самую голову флешку от Накаямы, хранящую черт знает какую информацию! Надо было ее просканировать сначала, проверить, нет ли вирусов. Недаром же в Гиперионе безумие Накаямы некогда пышно цвело, выделяясь среди штатной ненормальности других ученых. — И часто он такое вытворяет? — спросила Фиона, проследив за направлением очередного страдальческого взгляда Вона. — Чаще, чем хотелось бы, — печально ответил Вон. — Он вообще-то замечательный, просто хотел вас сходу впечатлить. Все пытается быть таким же крутым, как Красавчик Джек. Про Джека он вспомнил тоже в связи с Накаямой. Помимо безумств в сфере работы, этот выдающийся мужчина также был известен как один из самых ярых поклонников Красавчика Джека. Бывало, Вон шутил, что Рис и Накаяма могут меряться своими коллекциями плакатов. На Гелиосе стандартные плакаты с Джеком имелись у каждого второго сотрудника, но по-настоящему преданные фанаты шли дальше, выискивали самые редкие экземпляры и покупали другую мерч-продукцию, связанную с предметом обожания. На Пандоре к Джеку относились совсем иначе. — Чего? Крутым? — опешила Фиона. — Он что, совсем идиот, считать этого маньяка крутым? Вон огляделся по сторонам, подсознательно ожидая увидеть шокированные лица знакомых. Гелиос и Пандора, небо и земля. Во всех смыслах. Прежде Вон никогда не слышал, чтобы кто-то публично осуждал Красавчика Джека. — Н-ну, — испуганно промолвил он, — мы же работаем на Гиперион. У нас там все еще культ его личности. — Как вы там живете вообще. — Неплохо живем, нам прилично платят. Платили. Я бухгалтер, а Рис — программист. Скорее всего, теперь мы оба станем безработными и хорошо, если живыми безработными. Не подумайте, что Рис, как Джек, строит какие-то планы по переделке Пандоры. У него и власти реальной нет. — Не надо ничего на Пандоре переделывать. Ее достаточно испортили, — язвительно отозвалась Фиона. — Я понимаю, что конкретно вы двое с этим едва ли связаны, но… Джек тут такое устроил, а у вас наверху он считается героем. Бесит. Она раздраженно фыркнула. Вон почувствовал, что начинает проникаться к ней симпатией. До сегодняшнего дня ему не с кем было делиться соображениями относительно необходимости реконструкции Пандоры. Даже оставаясь наедине с Рисом, он не мог быть полностью откровенен. Боялся задеть чувства друга. — Лично я не думаю, что с Пандорой нужно что-то делать, и никогда так не считал, — честно сказал Вон. — Понимаю, что для вас Джек всегда будет злодеем. Рис просто влюблен в его героический образ, ничего больше. Ни на кого другого он смотреть не может, только на плакаты с Джеком. Ну вот, сказал. Сказал и быстро перевел взгляд на Риса, убеждаясь, что друг все еще не очнулся. Рис становился колюче-обидчивым, когда речь заходила о его дорогом Джеке, и Вон, заметив это, старался как можно быстрее перевести разговор в другое русло. Рисовская уверенность в непогрешимости кумира его всерьез огорчала. Услышав про влюбленность, Фиона удивленно вскинула брови. — Влюблен? Это ты в переносном смысле или все настолько плохо? — В прямом смысле, к сожалению. — Пиздец, — с чувством произнесла Фиона. Вон кивнул головой в такт ее словам. Влюбленность Риса носила характер застарелой травмы. Пока кумир был жив, он мечтал о встрече с ним, а после смерти Красавчика Джека объявил, что хочет во всем походить на него, и яростно вцепился в ступеньки карьерной лестницы. Может, если бы Рис не был настолько зациклен на повышениях, они с ним сейчас сидели бы в уютном кафетерии Гелиоса и поддразнивали бы Иветт, напоминая про ее задолженности. — Да, — сказал Вон. — И вот чем это для него обернулось. Надеюсь, он скоро очнется. — Да очнется, не переживай попусту, — отмахнулась Фиона. — Если он все время творит фигню, а ты все время за него трясешься… — Конечно, все время! — подтвердил Вон, имея в виду и «творит фигню» и собственное постоянство в реакциях. — Он мой самый лучший друг (единственный, к тому же). Еще с колледжа. — Ого! Изрядный срок. Судя по всему, Фиона не верила в дружбу между работниками ужасной террористической корпорации. Голос ее звучал все более удивленно. — Раньше все было намного проще, — с горечью признался Вон, — до того, как мы пришли в Гиперион. Он настольными играми увлекался, как и я… Хотя Рис и тогда выделялся среди игроков, затмевая остальных своей красотой, разрыв в их с Воном положении был не так сильно заметен. Благодаря одинаковым непопулярным хобби при знакомстве с новыми людьми пренебрежительно смотрели на них обоих. Рис в то время еще не зализывал волосы, носил дурацкие безразмерные футболки, которые сползали с его узких плеч, и каждая его улыбка была искренней. Гиперион приучил Риса к дежурному флирту и отвлеченным улыбкам-маскам, предназначавшимся для поклонников и коллег. Между первыми и вторыми можно было ставить знак равенства. Люди всегда хотели видеть рядом с собой Риса. Что же касается Вона, его присутствие терпели, как терпят наличие дешевых лотов на аукционах, где позже можно приобрести настоящее произведение искусства. Вон очень боялся, что когда-нибудь Рис посмотрит с дежурным безразличием и на него. Улыбнется и уйдет. К кому-то или в пустоту. Пустота и то выглядела предпочтительнее, на нее не нужно было тратить время. — Ему уже в Гиперионе сделали… ну, все эти штуковины? — спросила Фиона спустя какое-то время, указав рукой на порт в голове Риса. Вон кивнул. — Это все тоже ради того, чтобы выглядеть круче. Черт. Я сейчас сижу и жду, когда он очнется, точно как после его операции по установке эхо-глаза. Которую Вон с самого начала считал чистым безумием. Избавиться от совершенно здорового глаза ради того, чтобы заменить его модным девайсом, а заодно дать просверлить себе дырку в голове — это же уму непостижимо! Сам Рис храбрился и во всеуслышание радовался предстоящей операции, вплоть до последнего вечера. Когда он осознал, что пути назад нет и с глазом действительно придется расстаться, то застыл, бледный и дрожащий, перед зеркалом, оттягивая веки то на одном, то на другом глазу, выбирая тот, где было больше лопнувших сосудов. Как будто это был весомый повод для того, чтобы им пожертвовать. Может, Рис и отказался бы от безрассудной затеи, но медики Гипериона, наученные горьким опытом, с каждым подопытным заранее подписывали соглашение. В качестве неустойки за несоблюдение условий договора Рису пришлось бы отдать им уже не глаз, а сердце. То, что подобная процедура неминуемо повлекла бы за собой его смерть, прописывалось в соглашении мелкими буквами. Перед тем, как исчезнуть за дверью операционной, Рис крепко схватил Вона за руки и прошептал, что ему смертельно страшно. Вон, до этого всеми силами пытавшейся отговорить друга от рискованной затеи, заверил его, что процедура это пустяковая и безболезненная, а после нее он будет самым стильным программистом на Гелиосе. Насчет последнего он не сомневался. Нелегко было приучиться смотреть Рису в оба его глаза, не воспринимая новый, голубой, как некий чужеродный элемент. С ним все было в порядке, имплант прижился без особых затруднений… Но Вону он до сих пор иногда казался мертвым. — По-моему, это ужасно стремно, — поежилась Фиона. — Прямо в глаз что-то такое установить. И… слушай, у него не было руки или… или он дал ее отпилить? Ну и ужасов она себе, должно быть, успела навоображать. — Н-нет, руки у него давно нет, когда мы познакомились, он уже ходил с подобным протезом. Вон был достаточно деликатен, чтобы не спрашивать друга о том, при каких обстоятельствах он потерял руку. По отрывочным высказываниям Риса он понял, что это событие как-то связано со смертью его родителей, погибших в дорожной аварии. Рис от отсутствия руки никогда не страдал. Вообще-то среди гиков кибер-протез сразу добавлял популярности его владельцу, и на самые первые вечеринки в студенческом кампусе Риса звали для того, чтобы лучше разглядеть его желтую («я выбрал желтый цвет, потому что это любимый цвет Красавчика Джека, когда-нибудь он может лично пожать мне ее!») руку и прикоснуться к ней. — Фух, ну хоть так, — выдохнула Фиона. — А вот насчет глаза я полностью с тобой согласен. Я пытался его отговорить, потому что сам боюсь кибернетических улучшений. Тем более, от наших ученых, у которых количество успешных экспериментов никогда не превысит количество жертв, погибших в ходе их проведения. — Но отговорить его не получилось. — Нет. Он целый месяц, если не больше, привыкал к глазу и порту в голове. Да, сама операция прошла без осложнений и имплант прижился, но это не значило, что Рис сразу после нее поднялся с постели и пошел хвастаться технологическими обновками. Ему сложно было научиться управлять глазом, он натыкался на предметы и людей, а еще постоянно замирал и глядел, казалось, в пустоту, на самом деле сканируя все, что попадалось ему на глаз. Вона изрядно нервировало то количество личной информации, которое выдавалось Рису посредством эхо-глаза. Никак нельзя было узнать, что именно ему пишут про окружающих людей, Рис отшучивался, уходя от прямого ответа. Во всяком случае, он точно располагал информацией о последних покупках, сделанных человеком. Именно таким образом он «разоблачал» Иветт, когда она в очередной раз жаловалась на отсутствие денег. Вон смеялся вместе с Рисом, не забывая при этом каждый вечер очищать историю браузера. Что же касается порта в голове… Был один неловкий момент, когда Вон, валяясь на диване рядом с Рисом, случайно задел порт рукой, и Рис застонал в голос, после чего мгновенно покраснел и попросил больше никогда не прикасаться к чувствительному отверстию в его голове. Вону каким-то чудом удалось удержаться от двусмысленной шутки. — Тяжелый это был период, — подытожил Вон, прокрутив все эти воспоминания в голове. — И ты все это время был с ним? — Само собой, — ответил Вон недоуменно. — Как я мог оставить его одного? Совсем-совсем одного. У Риса нет семьи. — Только ты и есть, да? Фигово. Хорошо, конечно, когда есть такой друг, но плохо, что нет никого помимо. — У меня тоже больше никого нет, кроме него. Да никто и не нужен… — Вон тепло улыбнулся одними уголками губ. — То есть, есть еще наша общая приятельница Иветт, это та, которой Рис пытался позвонить недавно, но с ней я никогда не сближусь так, как с ним. Фиона наградила его долгим задумчивым взглядом — …Он даже не догадывается, да? — спросила она после паузы. Вон пошатнулся, как от сильного порыва ветра. В голове его замелькали панические предположения. — О ч-чем ты? — испуганно спросил он, хотя какая-то часть его разума заранее знала, что именно имеет в виду Фиона. Не так много у Вона было тайн. Чем их меньше, тем безопаснее, разумно считал он. А важная и напрямую связанная с Рисом тайна — всего одна. — О том, что ты в него влюблен, — безжалостно пояснила Фиона, не оставив шанса для маневра. Именно этого он и боялся. Вон в очередной раз посмотрел на Риса (по-прежнему индифферентного к внешним раздражителям) и судорожно вздохнул. — Господи, неужели так заметно? — шокировано сказал он, не придумав никакого контраргумента. Внезапная проницательность Фионы полностью обезоружила его. Как она могла догадаться? Он скрывал правду годами, почему же поняла именно она, едва знакомая аферистка с Пандоры? — Ну, вообще ты так о нем говоришь… У меня для тебя плохие новости. Как это - так? Не то, чтобы Вону часто доводилось обсуждать их с Рисом отношения, но он искренне верил, что всегда оставался в рамках приличий, не перебарщивая с нежностью по отношению к «другу». — Не рассказывай ему об этом, пожалуйста, — взмолился Вон, чувствуя себя опустошенным, маленьким и жалким. Обнаженным до самых костей. — Вот заняться мне больше нечем, — пожала плечами Фиона. — Это вообще не мое дело. Наверное, еще повезло, что она узнала именно она и в столь напряженный момент. Заставив себя думать логически, Вон предположил, что поиски денег Фиону занимают намного больше, чем его личные чувства. До его нежных чувств никому дела не было, так с чего бы Фионе отнестись к нему иначе. — Рис… да, совсем не догадывается, — выдохнул Вон. — К счастью. Иначе мы не смогли бы остаться друзьями. — С чего это ты взял? Только что рассказывал, как вы долго дружите. Как близки. И вообще. Из лучших друзей, бывают, получаются отличные пары. — Я упоминал и о том, что он влюблен в Красавчика Джека. Как можно сравниться с мертвым кумиром? — А как можно быть влюбленным в мертвого человека больше, чем в живого? — непонимающе возразила Фиона. — Он его еще и лично никогда не встречал, небось. — Только издалека видел, во время общих собраний. Ну и видеозаписи. Но Джек, он делал столько всего… — Вон вовремя прикусил себе язык, чтобы не сказать по привычке «героического», — столько всего разного. Одерживал победы над целыми расами, открыл одно из Хранилищ, безумно разбогател на добыче эридия… А я всего лишь простой бухгалтер. И мы друзья. Он во мне видит исключительно друга. — Ну и дурак он, что я могу сказать, — отрезала Фиона, похоже, не слишком склонная к рефлексии. — Не надо так, он не дурак, — тут же встал на защиту Риса Вон. — Это нормально, в меня никогда и никто не влюблялся. — Ну, этого ты наверняка знать не можешь. Вон грустно улыбнулся. Может, ей и было дело до его чувств, совсем чуть-чуть. Ее слова походили на грубоватую попытку утешения. — Ты взгляни на меня, — сказал он. — Смотрю. Ты совершенно нормальный парень. Внешность приятная, характер вроде тоже. Только пугливый ты больно. — Я абсолютно заурядный. Во всех сферах. — Это как посмотреть, —Фиона коротко хохотнула. — Для Пандоры — очень необычный, например. — Н-ну да. — Не каждый день на Пандору падали боязливые бухгалтеры в очках, тут не поспоришь. — Может быть, я успею найти здесь свою любовь. До того, как мы вернемся на Гелиос. Произнося эти слова, Вон ни капли в них не верил. Какая там новая любовь, когда много лет не может расстаться со первой, сколько ни повторяй себе, что надежды нет и нужно отпустить. Зачем вообще думать про отношения в столь неподходящий момент, когда его жизнь и жизнь Риса висят на волоске? Остаток пути Вон и Фиона провели в молчании, но молчание их было скорее уютным, нежели напряженным. Вон перестал бояться, что владелицы фургона неожиданно вытащат оружие и пристрелят их без права на переговоры. Потребовалось много времени. Усилий. Превозмоганий, изменений, боли, страха, свержения ложных кумиров, отчаянной храбрости и слепой веры в лучшее, прежде чем Вон смог получить надежду на исполнение своей мечты. Когда Рис (живой и настоящий, пусть и исхудавший, но живой, все-таки выживший!), счастливо улыбаясь, приподнял его над землей и коротко поцеловал в губы, крича о том, как соскучился и как боялся, что с Воном случилось нечто ужасное, Вон почувствовал, что действительно нашел на Пандоре свою любовь. Новую старую любовь. Наверное, ту самую, вечную?