Я сохраню

Входя в ее комнату, он молчал. Как будто ее вообще здесь не было. Что она могла ему сказать? Ничего. И он молчал. Время без опознавательных признаков. Однородное полотно, в котором по ее желанию отмечались дни и ночи. Стены и его молчание. Сколько прошло дней? Не важно. Теперь все не важно. Не глядя на вошедшего в комнату мужчину, Лора лежала на кровати. Не сказав ни слова, он оставил на столе пакет и вышел. Подождав, пока его шаги стихнут, Лора встала с кровати. Открыла пакет. В нем был снимок. Рассматривая его, Лора затряслась от злости и обиды. Всего одна фотография. Большая каменная лестница какого-то здания. На ступенях сидела девушка, обхватив голову руками и уткнувшись лицом в колени. Мэд… Боль и отчаяние, веявшее от этой скорчившейся на лестнице фигурки, прожигали руки, держащие фотографию. В углу дата. 01.06. Уже 1 июня. Когда в последний раз она была в своей квартире, было 10 мая. Почти месяц… Наверное Мэд только что узнала о том, что ее подруга погибла. Что обгоревший труп Валерии нашли на какой-то свалке… И он принес ей ее боль. Отступив назад, Лора безвольно опустилась на кровать. Слезы капали на глянцевую поверхность фотографии. Она даже подумать боялась, что сейчас с Мэд. Она осталась совсем одна. Да, она могла запираться в своей квартире, не отвечая на звонки и не реагируя на стук в дверь. Просто в такие моменты, ей нужно было побыть одной. Привести мысли в порядок. И Лора никогда на это не обижалась, потому что знала, после того как Мэд зашьет свою душу в которую кто-то грубо вторгся, она вернется. И еще… Если Валерии будет нужна помощь, Мэд всегда будет рядом. Даже если в этот момент она будет обдумывать, куда бы поудобнее прицепить петлю. А теперь… Что ей осталось теперь? С этого момента жизнь Лоры как будто утратила какую-то составляющую. Она жила, дышала, видела, слышала… Но в ней не стало чего-то. Как будто из спектра цветов, которые может воспринимать глаз, выдрали один цвет. А что чувствует ее подруга? Гладя фотографию, Лора повторяла: - Мэд, не плач… Я с тобой. Ты должна это чувствовать. Потолок. От угла к центру комнаты. Там люстра. Мэд никогда не любила яркого света, но при своем плохом зрении не могла без него обходиться… По этому нужна люстра. В ней пять лампочек. Пять тупых бесполезных предметов… Они дают свет… Вранье! Свет… Он умер… Он перестал существовать… Третий день Мэд лежала на диване в гостиной. Курила, пила вино и тупо смотрела в потолок. Вместо еды алкоголь и никотин. Впрочем, есть совсем не хочется. Еда нужна для жизни организма. Тем, кто уже не живет она ни к чему. Три дня назад Мэд снова ходила в полицию. В последнее время ее там уже узнавали в лицо, потому что она ходила, чуть ли не каждый день и настойчиво интересовалась, что нового в деле ее подруги. Потом прилетел ее брат. С ним стало проще. Он мог войти в любой кабинет, открыв дверь пинком. Когда им сообщили, что в заброшенном карьере под Берлином нашли обгоревший труп, они с Рафом скурили пачку сигарет за полчаса, потому что оба тряслись от ужаса, что это может оказаться их Валерия… Их дорогая любимая Валерия. Что было потом, Мэд плохо помнила. Ее на опознание не пустили. Она видела только белое как бумага лицо Рафа, когда он вышел из морга. Он ничего не сказал, да и говорить ничего было не нужно. Все было и так ясно. Кажется, он спросил, отвезти ли ее домой. Мэд отказалась. Раф уехал, а она осталась сидеть на ступеньках института судебной медицины. Просто сидела и скулила, уткнувшись лицом в колени. И как добралась до дома, она тоже не помнила. А теперь… Потолок. Четыре угла. Твердая величина. И совершенно бесполезная. Какая нахрен разница, даже если вдруг мир сойдет с ума и начнет строить дома с семью углами? Ей-то какое дело? На третьи сутки вино уже опротивело. Мэд сползла с дивана и побрела в душ. Расчесывая мокрые волосы бездумно глядеть в зеркало. Зачем ей зеркало? Она все равно ничего в нем не видит. Все действия на автомате. Расчесала. Убрала расческу. Пудра и туш для ресниц. Ни одного лишнего мазка. Отработанные жесты. И зеркала смотрит совершенно безжизненное лицо. Как все тупо. Даже эта мысль напоминала о Лоре. Снова диван и потолок. Вино в бокале. Курить уже нет желания. Просто пить и вспоминать. Она как будто листала альбом с фотографиями, где каждый снимок напоминал о том что было когда-то… Совет всем кто жалуется на жизнь: посмотрите что у вас есть сейчас… И задумайтесь. Не заставляйте Жизнь отобрать это у вас, чтобы вы оценили, как много имели. Однажды, они с Лорой пошли в парк развлечений. Вроде бы ничего не обычного, только пошли они туда ночью и пьяные в хлам. Заплатили сторожу, забрались на детские батуты и прыгали на них пару часов. Катались с надувных горок, хохотали и снова вскарабкивались, чтобы скатиться по ярким пластиковым дорожкам. Две взрослые тетки прыгали на разноцветных подушках и радовались, потом открыли бутылку вина, напоили смотрителя и пошли домой счастливые как никогда. Когда это было? И вообще было ли это? Наверное, нет. Потому что в ее мире только четыре угла и потолок и больше ничего. Накрашенные ресницы тяжело опустились. Звонок. Мэд нашарила мобильник под диваном. В последние недели она кидалась к нему с надеждой, что ей позвонит Лора. Разочарование каждый раз… И сейчас… Уставившись на телефон, она поняла, что потревоживший ее звук исходил совсем не от этого предмета, Мэд прислушалась. Звонили в дверь. Ей совсем не хотелось никого видеть, но кто-то явно вознамерился ее лицезреть. Открыв дверь, Мэд застыла, удивленно хлопая глазами. Ей казалось, что она забыла эти стальные глаза из-под вьющейся челки. Она должна была забыть. Занимая чуть не весь дверной проем, темная тень уперлась локтем в стену рядом с дверью и уставившись на нее горящими бархатно-серыми глазами, осведомилась: - Не помешал? Мэд сжала руки. Забыла? Разве можно забыть его запах… Забыть его взгляд. Разве можно забыть, как нужно дышать? Нет… Кажется, они не виделись целую вечность, а на самом деле прошло всего три недели. Каждый день без него тянулся как месяц. Невыносимо долго и тоскливо. И вот он пришел… Именно сейчас, когда добить ее проще всего. Обхватив плечи руками, Мэд равнодушно бросила: - Если бы мешал, дверь бы не открыла. Бьорн усмехнулся, окинув пренебрежительным взглядом дверное полотно. Да, действительно. Не открыла бы, ну и что? Если бы он решил войти, дверь бы не помешала. Мэд отступила, пропуская мужчину в квартиру. Когда Бьорн прошел мимо, она поймала себя на мысли, что у нее дрожат руки. Он всегда так на нее действовал. Стоило ему появиться в обозримом пространстве, и Мэд начинала улыбаться и дрожать как малолетняя фанатка на концерте обожаемого идола. И если раньше это было приятно, то сейчас после того как они расстались, подобная реакция бесила ее. Ей хотелось влепить себе пощечину за слабость… потому что его запах будоражил кровь… слух переставал различать какие-то другие звуковые сигналы внешнего мира, кроме его голоса… о том, что творилось с телом, даже думать не хотелось. Когда все это провоцирует человек, которого Мэд решила вычеркнуть из своей жизни, поневоле взбесишься. Хуже всего было другое. Теперь, когда не стало Лоры и Мэд осталась одна в этом мире, она была даже рада тому, что он пришел. Пусть это снова закончится скандалом, как всегда в последнее время, неважно. Зачем он пришел? Не имеет значения. Для него нормально сохранять дружеские отношения со своими женщинами, Мэд никогда не могла этого понять. Поэтому в его поступке не было ничего из ряда вон. Просто зашел узнать как она. Мэд ушла в таком состоянии, как будто ей только что вырезали важный внутренний орган без анестезии, оставив ее на всю оставшуюся жизнь инвалидом. В принципе так и было. Без него Мэд как будто ослепла и оглохла, весь мир погрузился в темноту и молчание. Так сложно искать себя заново. Примириться с действительностью и начать строить новую жизнь. Так сложно. Он знал ее темперамент, поэтому вполне возможно беспокоится, как она себя чувствует. Мать твою, Бьорн! В челюсть бы тебе врезать за твою заботливость!!! Оглядывая комнату, он молчал. За полгода, Бьорн ни разу не был у нее дома. Задержав взгляд на полупустой бутылке вина и бокале, стоявшем на столике около дивана, он бросил: - Ты одна? Мэд прислонилась к стене около двери. Чтобы сесть на диван, нужно было пройти мимо него. Совсем рядом. Она не чувствовала в себе сил, чтобы совершить такой подвиг. - Нет. Мужиков по шкафам распихала… - устало отозвалась Мэд. Зачем она снова все начинает? Можно было просто согласиться. Да, конечно, но тогда это была бы не Мэд. Даже раздавленная своим горем, сохнущая от тоски и с парализованной от боли волей, она не могла просто проскулить как ей плохо и кинуться ему на шею. Он, конечно, будет как всегда мил и внимателен. Пожалеет, выслушает и уйдет. Тогда она точно повесится на первом фонаре. Так что, пусть он просто уйдет. Часть со слезами и жалобами можно пропустить. Бьорн усмехнулся и повернулся к Мэд. Если бы не темные волосы и одежда она бы слилась со стеной. Похудела, осунулась и стала бледной как бумага. Заметив пепельницу и сигареты в комнате, Бьорн закурил. Мэд наблюдала за знакомыми движениями, как наркоман в ломках на глазах у которого кому-то другому вводят дозу. С трудом отвела глаза, чувствуя, как сердце долбится в ребра так, что кости хрустят. «Господи, ну что тебе нужно??? Уйди, пожалуйста, Бьорн! Не видишь, мне и без тебя плохо!!!» Наблюдая за Мэд, он подошел почти вплотную и сказал: - Ты не отвечала на мои звонки - взгляд мозги прожигает насквозь. Не отвечала? Серьезно??? А чего он ожидал??? - Извини… Ты хотел о чем-то спросить, когда звонил? - Да. Хотел спросить, когда это кончится? Мэд удивленно распахнула глаза. - Что? - Когда ты вернешься? От этого вопроса у нее буквально отвисла челюсть. Когда она вернется? Сначала ей показалось, что она ослышалась. Он пришел, чтобы спросить, когда она вернется? Что за бред! Когда она уходила, Бьорн даже слова не сказал на прощание. - Вернусь? – переспросила Мэд. - Уже три недели. По-моему хватит. - Я тебя не понима… - Прекрати! Мэд хотела вывернуться и отойти в сторону. Стоять к нему так близко, когда дыхание кожу обжигает, было невыносимо. Большие серые глаза вдруг потемнели от раздражения, и он ударил кулаком в дверной косяк, так что стена дрогнула. Красивые пальцы вцепились в дерево, преграждая ей путь. Мэд покосилась на его руку в паре дюймов от своей шеи. Тяжело дыша, он наклонился и сказал ей в лицо: - Я дал тебе время, ты хотела побыть одна. Я понимаю. Черт тебя побери, Бьорн! Значит… Дал время подумать. Ее уход он воспринял, как какую-то блажь, женский каприз, на который не стоит обращать внимания. Пусть его женщина побесится, он может подождать. Куда она от него денется? Он просто ждал, когда она соскучится и примчится обратно, забыв о своих обидах. Куда она денется? Она же любит его. Мэд чуть не разразилась припадком истерического хохота. Он ждал, Мэд не возвращалась и вот, хозяин решил лично поинтересоваться, долго ли его собственность будет отсутствовать в его постели? Наверное, Бьорна жутко бесило, что она не отвечала на звонки, раз сам решил прийти. Сразу стало понятно его поведение. Мэд на себе волосы рвала, как могла влюбиться в такую бездушную сволочь, потому что на ее уход он никак не отреагировал. Слова не сказал! Оказывается ему и говорить ничего не надо было, он просто давал ей время перебеситься! И когда через три недели она так и не объявилась, он начал звонить. Спятить можно! Вглядываясь в его лицо, Мэд не могла в ответ слова из себя выдавить. А может быть он просто поиздеваться над ней решил? Почему нет? Вполне в его духе. И именно сейчас… Когда она и без него на стены лезет. Когда его губы коснулись ее волос, Мэд вздрогнула и уперлась руками в широкую грудь. Почувствовав сопротивление, Бьорн замер и опустил взгляд на ее ладони, не позволяющие приблизиться. Потом так же медленно поднял глаза. Вот теперь он точно разозлился, но Мэд было наплевать. Не в состоянии построить хотя бы одну вразумительную фразу, она просто смотрела ему в лицо сквозь слезы. - Мэд… - стараясь держать себя в руках, Бьорн говорил, как взрослый пытающийся вразумить упрямого ребенка – Мы столько раз говорили на эту тему, я думал, ты все понимаешь… Да, конечно. Она всегда все понимала. Как собака, которая правильно распознает все команды хозяина, одно плохо – словами не может выразить свою любовь к нему. Это обязательное условие: женщина, его женщина, должна понимать все его сложные мыслительные ходы и перемены настроения. Иначе никак. И то, что в самом начале приводило Мэд в восторг – его неординарный характер, скрытность и остальные сложности, которых жизни не хватит изучить – в один прекрасный момент стало непробиваемой стеной между ними. Да. Конечно. Она все понимает. Сейчас, когда ее мозг крошился от боли, все их скандалы вдруг стали такой мелочью. Незыблемыми остались только два факта: Мэд потеряла важнейшую часть своей жизни и другая не менее важная часть вдруг возникла на пороге ее дома, тогда когда она не ждала этого появления… и так надеялась на него. - Понимаю? – и тут Мэд перемкнуло – Ты… Как ты можешь? Ты пришел меня добить?! Специально! Именно сейчас!!! Ты… Да ты просто… Сейчас… Мэд затрясло, голос срывался, слезы хлынули ручьем. Бьорн опешил от такой реакции. - Мэд, девочка моя, о чем ты? - Ты… Я тебя ненавижу… Ты специально пришел сейчас, да?! - Сейчас? Да о чем ты?! Что стряслось? Мэд даже в голову не пришло, что кто-то в мире может не знать о ее страшном горе. Видя, что девушку начинает колотить в истерике, Бьорн осторожно встряхнул ее за плечи и повторил: - Мэд. Что случилось? Глотая слезы, она почти прошептала: - Лору… Мою Лору убили… - О черт… - выдохнул Бьорн – Мэд, детка… Руки как будто утратили силу, устранив преграду между ними. Вцепившись в его одежду, Мэд рыдала так, как не как не могла заставить себя все это время. Слезы выжигали все внутри, не спеша подарить утешение. Сухие глаза и раздирающая боль. Он не могла плакать, а сейчас внутри как будто что-то сломалось, и она рыдала, уткнувшись Бьорну в грудь. - Прости… Я не знал… Я ничего не знал… - повторял он, целуя ее лицо. Соленые капли на ресницах, на щеках, на губах. Выключив свет в ванной, Бьорн заглянул в спальню. Мэд спала, завернувшись в одеяло. Он не знал, что она не могла заснуть трое суток несмотря на то, что пила. Полчаса забытья, кошмары и снова сухие измученные глаза изучающие потолок. Откинув одеяло, он лег рядом. Почувствовав тепло, Мэд обняла его и спрятала лицо на груди, так и не проснувшись. Убрав волосы с ее лица, Бьорн не шевелился, чтобы не разбудить ее. Наклонившись, он поцеловал ее в висок и тихо сказал: - Неужели ты думала, что я тебя отпущу?