три секунды до сердечного приступа

Ночь уже давно затопила собой всё и запрятала солнце за горизонт, и лишь одни фонари и люминесцентные лампы освещали весь периметр школы. Луи Томлинсона разрывало на мелкие кусочки от всего давящего на него снаружи. Он одиноко сидит на полу в своей комнате, а рядом лежит разбитая вдребезги ваза, осколками которой голубоглазый парень порезал себе палец. Луи душит себя мыслями, и ему, чёрт побери, больно от осознания того, кто он такой, и что он никогда не сможет вылечиться от этой грёбаной болезни. Заразы. Ебучего вируса. Луи Томлинсон - мутант, и, наверное, вы думаете, что это круто, но это ни хрена не круто. «Мутация - это ключ к разгадке», — слышит шатен каждый день, и ему хочется вздернуться, ибо, да, для кого-то мутация покажется классной вещью, кто-то может управлять погодой, или читать мысли, но, а Луи... Луи — грёбаный изгой, у которого самая дурацкая, самая опасная способность. От одного его касания человек впадает в кому и больше никогда не просыпается, и это, чёрт возьми, больно. А ещё больнее влюбиться в парня, к которому не можешь прикоснуться, которого не можешь целовать и которого видишь с другим, после того, как сказал, что любишь. Это, блять, так больно, что сердце так и норовит выпрыгнуть из груди и прыгнуть под поезд или мимо проезжавший автомобиль, да хоть куда-нибудь, чтобы его раздавили, выдрали у Томмо из груди, и он ничего этого не чувствовал. Луи тонет, у него есть три секунды, и наступает сердечный приступ, убивающий его морально. Разбивает, втаптывая в грязь и толкает на дно, туда, где его душа из синей, слишком яркой, превращается в черную — гнилую, обожженную и прогнившую; туда, где он тонет и задыхается в пустоте, беззвучно крича, захлебываясь болью. Боль. Боль. Боль. Ебучая боль не отпускает. Раньше всё было хорошо, всё было здорово: любимые родители, хорошие друзья, самый крутой парень школы был его — а потом просто столько всего навалилось, что Томмо не знал, куда бежать и где скрываться. Парень из Южной Дакоты, у которого родители сраные хиппи, убил человека одним только долбаным поцелуем, до сих пор проклиная при этом себя. «Куда ты хочешь уехать из этого места?», — спрашивал рыжеволосый Дэнни, раскуривая косяк и указывая рукой на карту на стене. «Чува-а-ак, я бы хотел объездить весь мир, но сначала я объезжу тебя», — возбужденно и с усмешкой говорил Томлинсон, садясь на парня сверху, вдыхая дым, который выдыхал парень ему в губы, и Лу коснулся тонких губ парня, углубляя поцелуй, пока Дэнни не начал задыхаться. У Луи была жуткая истерика, и он не знал, что делать. Джоанна, его мама, вызвала скорую, они приехали и увезли Дэнни в больницу, где он две недели пролежал в глубокой коме, а после скончался. Луи винит во всем себя, это всегда будет он, потому что именно он причина всех бед. Это ему не повезло со способностью, и это ему больно закрывать глаза, видя перед собой скорчившегося Дэнни, бьющегося в конвульсиях. Не кому-то там, а именно ему. Его родители решили всё за него, когда забрали документы из его родной школы, увозя Томмо чёрт знает куда от дома в школу мутантов мистера Ксавьера. Они, мать вашу, бросили его там, они уехали, оставляя его совсем одного, сказав, что уже обо всем договорились, но, по-моему, они забыли обсудить это с Луи, а он всё-таки их чёртов сын. Но, да, они не обсуждали, они уехали, Джоанна сказала, что будет звонить, но она обманула. Все его бросили. Верно, кому нужен сын-мутант, да и к тому же убийца? Никому. Поначалу было сложно, но Луи быстро влился в коллектив, он носил кожаные перчатки, чтобы никому не причинить боли, и ещё он завел себе друзей. Зейн и Гарри были одними из его лучших друзей, но с Гарри они больше флиртовали, чем разговаривали. Гарри красивый, у Гарри каштановые волосы, тонкие губы (и совсем не такие, какие были у Дэнни), глаза цвета камня, который он нашел на побережье, когда ездил с родными к океану — камня, который приносил ему постоянную удачу — бирюзы. Гарри был Айсбергом, так его все прозвали из-за его способности управлять температурой и льдом, создавая ледяные предметы из влаги в воздухе. Гарри прекрасный. Он самый прекрасный. Ещё был Зейн, он и сейчас есть, но Малик — Пиро, а его способность — пирокинез, он управляет огнем, и они просто здорово ладят, иногда зависая в комнатах друг друга, куря косяк марихуаны, который брюнет получал от человека снаружи. Луи не спрашивал как, он просто молча курил, отключался и думал о непослушных, разметавшихся кудряшках на подушке, о глазах цвета его удачи и о губах, которые хотелось облизывать, слизывая с них остатки пирожного, после того, как десерт съеден, а Гарри такой неаккуратный, что его губы всегда сладкие и в крему. Луи всегда дает ему салфетку, указывая пальцами на губы парня напротив, когда они сидят в классе на уроке мистера Ксавьера, а Гарри улыбается, обнажая свои ямочки на щеках, и Луи пропадает, Луи тонет, тонет каждые три секунды, дышит и беззвучно кричит в пустоту. И вот Луи сидит в библиотеке, ему лень было расчесывать волосы, из-за чего они стоят ежиком, а рядом сидит Гарри, объясняя ему материал, но Томмо не слушает. Его взгляд направлен лишь на тонкие губы, на которых снова белый крем, потому что Гарри неуклюжий и считает себя лучшим во всем, и Луи просто делает это, он целует его и отстраняется так резко, как только можно, собирая наспех свои вещи, оставляя Гарри одного в сильнейшем шоке и непонятном состоянии. Луи больно, он чувствует, как будто в его вену снова и снова засовывают лезвия, проворачивая их несколько раз. Он сжимает в своих руках осколки разбитой вазы, причиняя себе ещё больше боли, вонзая их в кожу, ведь это он убил Дэнни, и он не нужен Гарри. Никому нет до него дела. Никому никогда не было до него дела. У него самые никчемные способности, которые приносят лишь хаос и отнимания человеческой жизни. Луи видел, как Лиам Пейн поцеловал Стайлса на глазах у всех. Долбаный Лиам Джеймс Пейн, который может проходить сквозь стены. Скорее всего, Лиам — тот, кто сделает Гарри Стайлса счастливым, а не он. Томлинсон крепче сжимает осколки и прячет ладошки в рукавах своего длинного свитера, пока не чувствует на своем лице мокрую и ледяную воду. Луи разжимает ладони и смотрит на человека перед собой, и это Гарри. Прекрасный, чёрт побери, Гарри Эдвард Стайлс со своими непослушными кудряшками. — Какого чёрта, Лу? Какого, мать твою, чёрта? — кричит Гарри, смотря на вечно улыбающегося и дерзкого на людях парня, который сейчас напоминал мешок картошки. Избитый, пожирающий сам себя своими эмоциями и мыслями. — Я видел, — шепчет Луи, раскрывая ладони и показывая Стайлсу яркое, красное месиво. — Лиам классный, — сквозь зубы и боль, сквозь разбитые топящие чувства. — Лу, что ты наделал? — Гарри присаживается возле разбитой вазы, хватая Томлинсона за руку. — Давай, тебе нужно залечить эти раны! Томмо смеется, ведь раны на сердце залечить нельзя. Излечить то, что умерло от сердечного приступа, невозможно. А ещё Луи как-то по-прежнему любит Гарри, его ямочки и кудряшки, его неуклюжесть, чай в горячей чашке, который тот обычно приносит на их дополнительные занятия. Луи любит, всё ещё продолжая беззвучно кричать, но никто не слышит. Гарри не слышит, он сам себя уже почти не слышит. Стайлс прикасается к губам Томлинсона своими, а Луи хочет его ударить, оттолкнуть, хоть что-нибудь сделать, но он лишь поддается своей слабости, своему душащему его чувству и целует Гарри, поглощая его жизненную энергию, поглощая силы Гарри. Порезы зарастают, Томмо отстраняется и смотрит на Гарри, зеленоглазый валится пластом на пол и тяжело дышит. Луи знает, что он восстанавливается. Луи знает, что был бы Гарри человеком, то умер бы в муках и страданиях. Томмо обхватывает себя руками, опять пряча руки в длинные рукава темно-синего свитера, который подарила когда-то мама на Рождество, а сейчас она наплевала на него, потому что ей страшно. Ей страшно, и она всего лишь хочет обезопасить свою семью от ужасного монстра, от убийцы. Луи понимает, ведь у него есть маленькие сестры, которых он никогда не сможет коснуться. Он никогда... Слезы непроизвольно текут из его глаз, и хочется вскрыть себя одним из осколков ебучей вазы, но Гарри приходит в себя. Гарри снова пытается к нему прикоснуться, а Луи взрывается, мечет молнии из глаз и истерически смеётся, потому что всё ещё больно. Это никуда не делось. — Не прикасайся ко мне, Хазз, — дурацкое прозвище, которым он его всегда называет, которое так чертовски сильно к нему приелось. — Просто не прикасайся, — Томмо встает на ноги и отходит от Стайлса подальше, туда, где более безопасно… Просто подальше. — Я тоже люблю тебя, Лу, — выпаливает Гарри, пытаясь тоже встать, и всё-таки кое-как он делает это, — Луи, Лиам сам поцеловал меня, моё сердце полностью твое, Лу. С первого дня, Томмо, — говорит зеленоглазый с глазами той самой волшебной бирюзы. — Мы не можем быть вместе, разве ты не видишь этого? Эта способность — проклятие. Это грёбаное проклятие, Гарри, — кричит Томмо. — Лу… — слова застревают в горле, Гарри так много хочет сказать, но слова не идут. — Со мной всё будет в порядке, Хазз. Уходи. Тебе лучше уйти! — проговаривает Томмо, не смотря на Стайлса. Потому что это больно, помните? Гарри качает головой, уходит и оставляет на кровати Луи ледяное сердце, которое сделал сам. Вместо Стайлса приходит Зейн, помогает убрать осколки и говорит что-то вроде: «Классная фенечка, бро», — указывая на оголенное запястье, на котором красовался браслет, потому что длинные рукава мешали шатену и пришлось их подкатить. «Ты умеешь плести фенечки, друг?» — спрашивает брюнет. И за это Луи любит Зейна (не так, как Гарри, он любит его больше как друга), Зейн никогда не будет докапываться и копошиться в его голове. Он просто переведет тему, выпьет и закурит с ним, освобождая легкие от тяжелого груза. Но Зейн знает, что любить того, к кому не можешь прикоснуться, — это больно, потому что Лиам влюблен не в него, а в чудо-Гарри. «Мои родители сраные хиппи, Зи, поэтому да, я умею», — просто отвечает Луи и падает на кровать рядом с брюнетом, надев на себя кожаные перчатки, чтобы не навредить ему.

~

Свет тускнеет, и Гарри чувствует, как на краю существования он словно попадает на мель. И сейчас в пустой тишине, это он беззвучно кричит, умоляя Луи вернуться. Из-за своей способности, которую Томлинсон считает своим вечным проклятием, он ушел на поиски того, как ему избавиться от этих мучений, чтобы наконец-таки быть с Гарри. Время идет, и остается лишь три секунды до сердечного приступа. Теперь один лишь Гарри — тот, кто чувствует сплошную, обескураживающую боль.