Дурь в голове

Беор в морщинах весь, как кора дуба, и могучий он ровно настолько же – как дуб, причём не те, которые здесь растут, в Белерианде, а в Валиноре. Финрод помнил такие: голову запрокинешь и только рот открывать можно, так как ни обхватить его, ни до нижних ветвей добраться. Потом, конечно, добирались эльфята – прямо по коре и лезли, цепляясь. Но это потом. Морщины вон эти у Беора тоже не сразу были. Каждая из них отражение чего-то: между бровей складка – это Беор сердился, по щекам – когда улыбался или громогласно хохотал, на руках – потому что делом занят был, отдавал себя. На лбу – просто от жизни, потому что людям тут непросто жить. Во всяком случае, так частенько сами люди поговаривали. Его кожа местами в пигментных пятнах. Волосы и борода белые, как звёзды. Это себе так Финрод мысленно повторял – как звёзды. Цвета звёзд. Иначе бы он просто не выдержал. Некоторое время назад Беор сказал, что умрёт. Почесал в своём лохматом затылке, хмыкнул, вслушиваясь, возможно, в голос самого Эру, и произнёс: «Пора мне, государь. Я тебе и меч держать не могу, и слаб становлюсь, да и засиделся тут. Совсем старым дурнем становлюсь. Сына только подожду». Беор и подождал – письмо в Эстолад ушло в тот же день, хотя Финрод ничего не понял, сильно встревожившись. Хмыкающего в усы Беора он заставил пройтись по всем лекарям Нарготронда, но следов болезни в нём не было, а признаки людского возраста видеть уже привыкли. С чего бы ему умирать? Но вот он умирал. Лежал на своей постели, точнее, полусидел. Возле него сидел Баран и разговаривал с отцом на том языке, которого Финрод не понимал; все люди говорили на синдарине, но Беор родился Баланом, и у Балана была и своя речь. Его старший сын тоже её знал, хоть чуть хуже. Эльф болезненно подумал, что они таятся нарочно. Но ведь имеют право?.. Стоило уйти и дать им побыть вдвоём. Однако Финрод не мог себя заставить, а ни отец, ни сын не гнали его. - Ступай, - наконец сказал Беор так, что эльф тоже его понял, и махнул рукой сыну. - Иди-иди, потом заглянешь. Нам потолковать с королём надо. И чтоб тихо и без всяких там… - Да чего мне объяснять, - весело отозвался Баран, и Финрод понял, что тот никому не даст пройти в комнату. Баран уже давно вырос, отрастил свою бороду и заимел детей. И этот взрослый муж отчего-то не казался грустным. Человек вышел. Финрод шагнул из тени, в которой прятался. - Иди сюда, Ном, вставать не буду, - подозвал его к себе Беор, и эльф послушно подошёл, словно не человек ему вассал, а наоборот. Но он просто знал, что Беору уже тяжело вставать, хотя сила из рук никуда не делась. - Не зови меня Ном. Не сейчас. - И то верно. Ты сейчас совсем не мудр. Финрод тихо опустился на край его постели и ничего не сказал. Казалось, было так много всего, но в горле застревало и терялось тоже где-то там, сминаясь в колючий ком. Беор вздохнул и покачал головой. Ном, государь – эти слова не имели смысла. Оба знали, как сильно Финрод его любил. Потому что эльф никогда и не скрывал. - Ну, ты же знал, что так будет… - Знал. Но не так же скоро… - Это я ещё подзадержался. - О чём ты говоришь?! Почему, почему так скоро?! Ты ещё силён, я вижу, что не так слаб, каким хочешь казаться, твой срок разве пришёл? Почему, Балан… Эльф не выдержал – он не мог. Балан – его Балан – уходил и знал об этом заранее. Финрод не понимал ни покорности этой судьбе, ни того, что он был прав в своём «подзадержался»: для людей срок в девяносто земных лет – долог. Всего девяносто… И то, знакомы они были почти вполовину меньше. Эльф уставился в собственные колени. Тяжесть на плечах ломала ему кости, кровь стекала в грудь и оставалась там, не давая вздохнуть. Финрод подумал, что сыновья Феанора могли бы и не держать свою Клятву, ведь Эру так жесток к тем, кто её не давал: Детям его суждено быть разлучёнными навек. И это было хуже даже разлуки с родителями и Амариэ. - Я Финдарато, - тихо произнёс Финрод. – А ещё - Артафиндэ Инголдо Арафинвион… Века уже Фелагунд не произносил этих имён. Одна лишь Артанис носила с гордостью имя, данное отцом, но и она, говорят, стала отзываться на синдарское эпессе. Беор не особо оценил. - Всё-то вы, эльфы, усложняете. Чудные. «Ном» лучше. И «Финрод» лучше. Хотя «Финдарато» ещё ничего, язык не ломается. - Арафинвион – это от отца… - Ну, раз от отца, то ладно. А остальное брось, глупости. И Финрод бросил в тот же миг, потому что сказал Беор. Ведь не в именах суть эльфа или человека, но почему-то он понял это только от человека с его малым временем в этом мире. Эльфы становятся мудрыми. Каждый из народа Пришедших Первыми может стать таким, ведь горести бесследно не проходят, а жизнь их нельзя без них совсем прожить. Некоторые люди мудрыми рождаются. Беор родился невероятным. Его мудрость была в том, что он никогда ничего не усложнял. Даже имена. Финрод вздохнул. Хотелось уткнуться в собственные колени. Или тоже принести какую-нибудь клятву. Лишь бы Беор не умирал. Молчание затягивалось. Эльф посмотрел на него и наткнулся на внимательный и совершенно молодой взгляд человека. Немного осуждающий. - Я стар, Финрод. - Но не немощен и слаб. - А должен? Нет, мой друг, я не хочу доживать до этого… Я не хочу, чтобы руки мои тряслись, а ноги перестали ходить; не желаю ощущать, как сила уходит в сырую землю, а разум покрывается туманом. Некоторые так делают – ну так они глупые, не понимают ничего и достоинства не знают. Лучшая смерть – когда сам решил. Нет, эльф, мне пора. - Но я не понимаю!.. - И не поймёшь. Финрод осёкся и замолчал. Впервые в жизни у него тряслись кончики пальцев. Когда видел огни Лосгара – не дрогнул. А сейчас… Его руки оказались в широких и тёплых ладонях Беора. Эльф пришёл в ужас от того, что вскоре в них не будет бьющегося потока живого тепла. Просто… тело… Ему стало дурно. - Что, не терял, что ли, никого? - Бывало. Не так… - Голову подними. Давай, поднимай обратно, дай в глазищи твои огромные хоть посмотрю. Финрод послушался не потому что хотел, а потому что не мог не послушаться. Не он вёл Беора, а Беор его, и так было с первой секунды их встречи. Такой другой, такой странный, ценящий каждый вдох в Арде, так как заглянул сюда гостем, Беор был самым ярким, что Финрод видел за всю свою жизнь. - Эх ты… - Беор покачал головой. – Ну и чего мне с тобой делать? Ты ж король, у тебя королевство пропадёт с таким взглядом. - Каким взглядом? - А вот таким. Беор кивнул на него головой, указывая на что-то очевидное, и Финрод понял, что видит его как через воду. Без «как». У него просто в глазах стояли слёзы. - Я… - Иди сюда. - Останься… - Иди сюда, златовласка ты дурная. - Останься! То ли Беор сам его обнял, то ли Финрод всё же прижался к нему в порыве отчаяния. В безумии ему казалось, что если держать его руками, то он никуда не денется, этот спокойный, как гора, Беор. Глухо рыдая, эльф жался к широкой груди и плечу, и Беор привычно растрёпывал ему косу и гладил спину. Человек не мог солгать, что всё будет хорошо. Только очень крепко держать. Финрод совершенно обессиленно съехал ниже, утыкаясь носом в солнечное сплетение, вдыхая запах прогретой солнцем земли и суховея. Беор всегда так пах. Эльфа ещё трясло, а из глаз ещё текли слёзы… Он не должен плакать. Совсем нет – он же король Нарготронда и первый сын Арафинвэ Инголдо. Но рядом не было никого, кто сказал бы ему это. Только никогда и ни за что не осуждающий Беор, понимающий его не лучше других, но цельным. Даже с тем, что в итоге он сорвался в рыдания и не мог успокоиться. - Не уходи… - он мотал головой и цеплялся, понимая, что в этом мало смысла. - До рассвета останусь. Обещаю. Вон, солнце ещё садится только, - произнёс Беор всё тем же спокойным и размеренным тоном, ведь его смерти страшился тут только Финрод. Эльф судорожно втянул воздух, пытаясь взять себя в руки. - Не убивайся так, - снова донёсся голос человека откуда-то сверху. А эльфу наконец-то стало тепло: он и не замечал, что сильно мёрз, ожидая, пока Баран договорит с отцом. – Всё со мной хорошо будет. И с тобой. Ничего страшного. - Я с тобой никогда не увижусь… Мне не страшно. Мне грустно. Финрод солгал. В первую очередь себе. Оставаться без Беора было очень страшно. - Вижу-вижу… Я тебя найду. Своими путями найду, не трясись, - проворчал человек. – Эх ты, недоразумение природы… Отчего-то эльфу показалось, что Беор видит его насквозь, хотя тот не обладал умением читать в душах – да и не хотел. И Финрод разрыдался снова, а Беор крепко его держал. Вернее, теперь-то точно Балан. Балан заглянул тихо и осторожно. Он готовил себя к тому, что увидит – смерть порой страшила его, но он боролся с этим, как учили старшие: страх тот от Врага, гоните его прочь. Комнату освещали только почти догоревшие свечи. На груди вполне живого Балана спал Финрод. Но странно – он же собирался уйти раньше. - Не шуми, - строго сказал Беор. – Разбудишь, сон у них, как у мотыльков. Эльф устало вздохнул во сне. Что-то его вымотало. На вид спал он вполне крепко. Баран шагнул поближе и почесал в затылке, заметив, как Балан привычным жестом трогает Финрода за забавно заострённым ухом. Мужчина цокнул языком. - Бать, а ты чего тут? Ты ж собирался… - До рассвета пообещал остаться. Вот и сижу, жду. Ну, ясно кому обещал. Баран посмотрел в окно. Там светлело восточное небо: Беор в своё время наотрез отказался ночевать в комнатах под землёй, как бы роскошны те ни были. - Так уже рассвет, вон… - Да? – Беор, кажется, удивился. – Подводят меня мои старые глаза… - головой покачал, вздохнул, эльфа к себе тощего поближе притиснул. – Тогда заберёшь его. И держи его, понял? - Да понял-понял… Только он ж реветь будет, чего с ним делать-то? Баран давно не дурак. Баран взрослый муж со своей бородой, сын бегает, палкой машет, как мечом, и мечтает о геройствах, жена второго ждёт. Ему не обязательно замечать, что у Финрода припухшие красноватые веки. - Травы дашь, какую мать пила, когда спала плохо. Не жалей только, хоть насильно в рот влей. - А сработает, на эльфе-то? - А Моргот его знает, - ругнулся Беор. – Одно беспокойство с ним. Мужчина уселся в ногах у Балана, вытянул ноги, разглядывая сапоги. Страх из него совсем ушёл, ведь в отце этого страха не было. Наверное, видит батя уже, что там, за гранью мира-то. Самому интересно стало, но время ещё не пришло идти – успеется. - Ты ж его любишь. Мамке что скажешь? - Неча болтать, не твоего ума дело, - отмахнулся он, но, помолчав пару секунд, всё же ответил на вопрос: Знает она и так всё, умная женщина. За то и люблю. А я заставляю её ждать меня, уже пять лет прошло… - А этого за что? Беор опустил взгляд. Он всё ещё гладил эльфа за ухом. Сжал чуть острый кончик, пощекотал грубыми пальцами. Финрод улыбнулся. - За дурь. У них у каждого много этой дури, но у этого – особенно. Такого, бывало, наболтает, что ум за разум заходит… Присмотри за ним. - Да мог бы и не просить. - Ну-ну… Это я для себя. И ещё – ему меня видеть потом нечего. Не пускай, хоть рубись с ним насмерть, а не пускай. Плохо ему станет. - Понял. Беор вздохнул. При сыне он крепко поцеловал Финрода в золотисто-светлую макушку. Баран улыбнулся, показывая, что бате нечего переживать за эльфа. - Ну всё, держи его… Да куда ты руки суешь, жену что ли на руки не брал? Вот так, под коленями и под пояс… и чтобы голова не висла. Баран плавно поднялся с эльфом. Финрод был лёгенький, как девица, и то тощая. В голове это не сходилось с силой, которую он показывал в те редкие моменты с мечом в руке. Престранные всё же создания. Наверное, люди для того, чтобы за ними присматривать. А уходят быстро – чтоб эльфы не слишком привыкали и самостоятельными были. - Иди. Я на солнце взгляну, и тоже пойду. - Ну, бывай, бать. Свидимся ещё. - Свидимся, - кивнул Беор. Баран вышел. Стоило всё сделать осторожно, чтобы в таком виде Финрода никто не видел. Король всё же этих чудных эльфов. Финрод вздрогнул и проснулся. Над ним белел потолок его покоев, у подбородка – одеяло. В первые мгновение в голове мутилось, и он осторожно сел. Затем вспомнил. Затем понял. Беор ушёл. Эльф легко чувствовал, что его тут уже нет, нигде тут. Человек где-то… где-то там, далеко, должно быть. А тут, в Арде – нет. Никого нет. На языке осела горечь, а в голове било набатом. Память постепенно возвращалась. Ох… Финрод прижался лбом к своим коленям. Это он так кричал? Стоило выйти на разведку. По крайней мере узнать, сколько времени прошло, так как собственное ощущение его течения потерялось, и извиниться перед Бараном за то, что называл как… называл. Нехорошо называл, Баран не заслужил. Найдя сапоги – спал в одежде – Финрод тихо выбрался через тайную дверь, не желая встречать ни подданных, ни даже брата. Тот, кого он искал, обнаружился на восточной лестнице, хотя эльф не шёл туда целенаправленно. Ещё более растрёпанная, чем, бывало, у его отца, и напоминающая птичье гнездо макушка Барана отчётливо виднелась издали. Финрод тихо подошёл и неловко замялся. У него всё ещё болела голова. - Садись, государь. В ногах правды нет. Странно. Эльф вроде как прятался. Финрод опустился на прохладную каменную ступеньку и подтянул ближе ноги. Хотелось занимать как можно меньше места, потому что именно таким он себя и чувствовал: крохотным в замысле Эру Илуватара. Беор вряд ли ощущал так себя хоть раз в жизни. - Прости. Я… я накричал на тебя… - нашёл в себе силы хоть что-то сказать эльф, хотя он не был уверен в том, что извинения уместны. Баран задумчиво хмыкнул. - Ещё как… Как дитё, которое у матери отняли… Ничего, батя предупреждал. - Он знал? Эльф удивился. А может, и нет. Глубину знаний Беора о нём мог ведать только сам Беор. Это пугало и грело одновременно. - Всё он знал, - Баран махнул рукой. – Голова болит? - Да… А это-то откуда знаешь?.. - Так батя сказал тебя сонной травой напоить. Я и напоил. Но на тебя не подействовало, вот я и вина добавил. А потом ещё травы. И вот тогда ты уснул. - Ох… - Плохо? Держи. Баран протянул бутыль. В ней что-то загадочно булькало, хотя Финрод догадывался. От одной только мысли в голове зашумело ещё хуже, и эльф рассеянно подумал, что это может быть обычным похмельем – неизвестно ещё, сколько человек в него влил. Правда, чтобы у эльфа было похмелье, это надо постараться… Бутыль Финрод всё же взял. Её бок холодил, и эльф осторожно прижался к приятно-гладкому стеклу виском. Баран хмыкнул непонимающе, но ничего не сказал; на его лице читалось, что в список «совсем не понимаю этих эльфов» добавился новый пункт. Впрочем, сам он нетрезвым не выглядел. Финроду захотелось лечь и проспать до конца существования Арды. - Где он? Не нужно уточнять, о ком речь. - Наши забрали уже. Он не хотел, чтобы ты видел. Эльф кивнул. Правильно не хотел. Страшно было бы узнать, что эти сильные руки могут быть холодны, как лёд. Жутко запомнить на всю жизнь, что широкая грудь не поднимается при глубоких вдохах. Наверное, Финрода мало интересовало, что будет с телом. Многое интересовало его в людях, но именно эту тему он неосознанно всегда обходил стороною: быть может, не хотел осознавать; быть может, потому что эльфы в Валиноре в погребальных обрядах не нуждались, а тут по плохой нужде; быть может, осознавать неизбежность смерти Беора было… Да всё равно уже. - И что будет? Отвезёте в Эстолад? Баран его понял. Мужчина равнодушно пожал плечами. - Далековато. У вас и тут вокруг лесов куча. - В каком смысле? - Так туда и отнесли. Несут, точнее, из вашего подпола пока выйдешь… Мы тела отдаём лесному зверю – пусть пользу принесут в последний раз. Финрода обдало холодом. Это было то, что знать ему, эльфу, так ценящему своё хроа, лучше не стоило. А Баран как ни в чём не бывало добавил: - Нет, я слышал, есть племена, что сжигают и в землю закапывают. Но это на юге, где долго пролежит: говорят там песок песком везде, - или ближе к вашему, Плохому, если живёт там кто, чтобы мерзость его себе на прокорм не растащила. - То есть ты вы просто оставите тело Беора в лесу?.. Голос его не слушался. Плохо. Голос совсем не слушался. - Ага, - Баран спокойно потянулся. – Путь у нас дальний потом. Нам наши кости ни к чему, а если Эру повелит вернуться, так пусть на новые расщедрится. Эй, ты чего? Это вообще эльфы нам всё чётко объяснили… Эй-эй, не надо… Финроду стало дурно. От понимания, что клыки хищников растерзают плоть того, кого он так любил, а кости его растащат, и ни следа не останется от человека по имени Балан, его бросало в ледяную дрожь. Но ведь каждый зверь, по крайней мере, тут, вдали от севера – дитя Йаванны, и именно она определила им пищу. И связи душ людей с телами слабы по замыслу Эру, Отца всего, ведь путь их в самом деле долог, и груз в дороге ни к чему. И Баран прав. Финрод на самом деле пересказал учения валар людям. - Ну, что ты тоскуешь по тому, что нам не надо? Это ж не потеря совсем, Балан наш тут, - он по груди кулаком стукнул, - да тут, пока помнишь. А ты долго ещё проживёшь, мои внуки тебя ещё увидят, и правнуки… Человек ещё что-то говорил, когда эльф пришёл себя. Смотря в карие, доставшиеся от Беора глаза, Финрод бесчувственно подумал о том, что когда-то Баран умрёт. Точнее, очень скоро умрёт. Без Беора эльфийское ощущение времени к нему вернётся. Медленное, людское, по крохам ценное, и не нужно без Беора. - Кажется, я искажён, - глухо произнёс Финрод, пускай таким не делятся. - Ты-то? Правильно батя говорил… - А что он говорил? - А ты, государь, не осудишь? Обидные, должно быть, для вас вещи. В голосе Барана проскользнула общелюдская насмешка над ценностями эльфов. Было в ней что-то общее: у мужчин и женщин, детей и взрослых. Не успевшие исказиться, не имеющие возможности пресытиться жизнью – так же, как сам Финрод не умел – никто из них не понимал цеплянья к словам и к вещам. До того, как пришли они в более опасный Белерианд, юноша мог ходить везде и спать, где вздумается под звёздами – и этого ему хватало, а девушка любая брала и уходила в какое-нибудь другое племя, когда ей своё «ну страсть как» надоедало: перемены они страстно любили и ни капли не боялись по природе своей. Что до слов, то жёны людей бранить могли так, что эльфийские мужи краснели, а Беор, бывало, говорил такое, что Финроду хотелось ему рот прополоскать. Никто ни на кого не держал обид. Любили, разве что, ещё крепче. Вспомнив, эльф улыбнулся и покачал головой. - Что дури у тебя много. Вот и дуришь. Финрод фыркнул. - И что это значит? - А вот сидите вы, эльфы, и думаете-думаете, много думаете – и такоо-о-ого надумаете… У тебя это лучше всего получается. Случилось что-то невероятное. Случилось то, что никогда не могло произойти с эльфом при горькой потере возлюбленного друга. Случилось так, что Финрод звонко засмеялся. Отчётливо в его голове прозвучал голос Беора, который раз на раз что-нибудь да брякал за спинами советников на самую, казалось бы, выверенную эльфийскую мудрость. Балан тоже смеялся, и в хохоте его слышалось: «Дурная голова, ты что себе надумал? Лбом о сук в лесу стукнулся, и смешалось всё?» Долго эльф не мог успокоиться. Хохотал так, что в уголках глаз выступили слёзы. Баран поглядывал с любопытством и, видно, давил в себе вопросы. - Хорошо-хорошо, Баран, сын Балана, не буду на тебя сердиться. Но только на этот раз, - он выдохнул раз или два, или три. – Ты это… не пропадай, что ли… Пиши? - Не буду. Сына пришлю, разрешишь? На воздухе расти лучше, но воины у тебя хороши. Обучат, и будет защищать тебя и себя. Сына пришлёт – это не скоро ещё по их меркам. По времени Финрода ему и ждать особо не надо было. - Разрешу. Присылай. Если у тебя дочь будет и захочет – то тоже приму… - Ещё чего. В платье обрядишь, цацками обвешаешь, дать вражине в нос не научишь… Это уж я сам, или мамка. У нас бабы бойкие. Финрод снова вспомнил сестру и тихо усмехнулся. Пожалуй, ей давно пора написать длинное письмо. - Смешно тебе? Это ты тут засел, а наши, если что, кому угодно отпор дадут, покуда мелочь свою защищать будут. - Да нет, - эльф мотнул головой. – Сестра у меня характером схожа с тем, что ты говоришь. Не видел давно. - Это зря. Семью надо рядом держать. Баран поднялся, потянулся, зевнул и зубами клацнул. - Ну, пойду я. Ты, государь, на праздник приходи, если захочешь. - Праздник? - Батю проводим. Бывает так, что дух что-то держит на земле, так чтоб ушёл быстрее и вреда не учинил, мы его гоним – но весело, без обид всяких там. Каждый что срамное вспомнит, то и расскажет. Тогда батя набранится на нас и пойдёт своей дорогой. Финрод подумал, что ни за что не придёт. Эльф догадывался, кто ещё – живой – будет главным героев многих историй, из-за чего придётся сидеть и краснеть. Нет, этого стыда ему уже хватило… - Зачем же это? – рассеянно спросил Финрод. – Твоего отца ничего не держит, он ушёл спокойно и без сожалений. - Сожалений нет. Но ты держишь. Эльф едва не выронил бутыль. Баран ушёл, ничего не заметив или сделав вид, что ничего важного не сказал. Спустя пять минут его нашёл встревоженный такой странной смертью от старости советник. Сбивчиво эльф рассказал, что народ в смятении и даже напуган. А Финрод, вытянув ноги на людской манер, подумал, что головы у них, у совершенно без причины гордых эльфов, на самом деле дурьи. Без всего этого верить Беору, что они встретятся, оказалось гораздо легче.