***
— Мы здесь! Сынок! Ты нас видишь?! Сынок, я машу тебе рукой! — кричала, размахивая руками, женщина у подножья эскалатора, по которому спускался Юнги. Казалось, она кричала так громко, что могла заглушить своим голосом турбины взлетающего самолёта. На неё с недоумением оборачивались люди, не понимающие, что, собственно, происходит, а Юнги только улыбался. Мама не меняется с годами. И он действительно скучал по этому, но вряд ли сможет признаться в этом даже сам себе. Как только он ступил с последней ступеньки на пол и отодвинул от себя огромный чемодан, Юнги тут же оказался в крепких объятиях матери. Женщина прижимала его к себе так сильно, как только могла, и, не стесняясь, громко рыдала, уткнувшись сыну в плечо, со вкусом всхлипывая и время от времени растирая поплывший от слёз макияж по лицу. Мин, в котором от природы с рождения не была настроена функция «утешить», чувствовал себя крайне неуютно. Чтобы не стоять столбом, он неловко поднял руки и погладил маму по спине, по-своему пытаясь её успокоить. — Ну ма-ам, ну не плачь, — Юнги осторожно выбрался из материнских рук, когда женщина немного успокоилась, и с плохо скрываемым облегчением пожал руку своему отцу. — А как похудел! Ужас! — на глаза женщины вновь навернулись слёзы, и она схватила руку Мина и принялась довольно болезненно щипать её, будто бы желая самой убедиться, что в сыне кроме кожи и костей действительно ничего нет. — И бледный какой! Ты совсем там не ел? Юн, тебя там не кормили? — Мать, да успокойся ты и лучше на голову его взгляни, — отец, до этого хранящий молчание, весело улыбнулся и указал рукой на ярко-мятные волосы сына. Юнги не очень хотелось выслушивать очередное мнение о своих волосах. Его уже и в Америке успели достать, напридумовав множество «остроумных» шуточек, не хотелось продолжения свистопляски и здесь. Он считал, что это личное дело каждого человека: что и в какой цвет красить, и не касается больше никого, кроме владельца крашеной шевелюры. — Мы так и будем тут стоять? — немного нервно проговорил Мин, подхватывая свой чемодан и указывая глазами на выход из аэропорта. — Домой хочу. Мать, которая уже хотела начать причитать из-за цвета волос нерадивого сына, до которых её внимание пока как-то не дошло, тут же прекратила все попытки потаскать Юнги за крашеные пряди и потащила его за руку к выходу через толпу, как буксир. Мин впервые был рад, что он лёгкий и маленький, потому что был бы другой комплекции, получал бы ежесекундно толчки в плечи от ничего несоображающих от усталости людей.***
Юнги зашел в свою старую комнату, в которой, казалось, не был целую вечность. Просторная комната с фиолетовыми обоями была точь-в-точь такой же, как ее помнил Мин, даже книги в шкафу стояли на своём прежнем месте, а на письменном столе царил беспорядок. Хотя казалось, что за столько лет тут всё должно было кардинально измениться. Словно за все это время, что он отсутствовал, никто не заходил и ничего не трогал. Даже как-то обидно немного. Комната была совершенно обычной, среднестатистической, наверное, такая у всех подростков была в его районе, с разницей только в цвете стен. Небольшая кровать, высокий деревянный шкаф, пушистый ковёр крупного ворса бежевого цвета, множество полок, заполненных книгами, которые даже на полу валялись стопками в нескольких местах. На одной из полок, в уголке, но так, чтобы сразу можно было увидеть, блистали кубки и награды за достижения в баскетболе, на стенах в неброских рамках пылились грамоты за сочинение стихов, там же несколько фотографий с людьми, которых Юнги когда-то называл «друзьями», а теперь и имени-то толком вспомнить не мог. Над столом висело множество плакатов: любимые герои сериалов, любимые участники рэп групп, и даже было пару белых листиков с автографами. Всё было так, как прежде, и от этого тошнило и просто нестерпимо хотелось бежать куда подальше. И если комната не изменилась ни капли, от того Юнги, который обитал здесь три года назад, вряд ли осталось вообще что-то. Он возмужал, сильно вытянулся, но, тем не менее, выглядел по-прежнему тощим. В общем, вырос, как и все подростки, которые как-то совершенно неожиданно и для себя, и для окружающих, превращаются во взрослых. Но главные изменения коснулись даже не внешности, а восприятия мира, себя в нём и вообще жизни в целом. Претерпела изменения и ещё одна немаловажная, по крайней мере, для общества, вещь: отношение к противоположному полу. Девушки до чертиков раздражали Юнги своей непонятностью, эмоциональностью и привязанностью к чему-либо, порой, даже пугающей, и из-за этого совершенно не привлекали (парни, конечно, раздражали тоже, но на капельку меньше). Методом проб и ошибок, изрядно помотав себе нервы и прокурив к чёрту лёгкие, Мин сделал вывод, что является геем. А может и не является. Опыта до сих пор было ничтожно мало, и ни один из многочисленных партнёров не смог удовлетворить его ни на йоту. Юнги был уверен, что тоже особо не блистал, но ему было как-то плевать на это. Пока никто не бесил своим излишним вниманием и не мельтешил перед глазами, всё было хорошо. Мину спокойная жизнь была более ценна, чем возможность возникновения сомнительной химической реакции под названием «любовь».***
— Мам, я ведь на день всего. Завтра в общежитие заселяюсь, — Юнги отхлебнул чай крупным глотком, и виновато — всё-таки он только что приехал, а ведь мама так ждала — посмотрел на родителей. — Зачем? — мать резко села на стул, чуть бледнея. — Я говорил, что подавал документы в Университет искусств. Чуть раздражаясь от такой преувеличенной реакции, Мин сильнее обхватил пальцами чашку, от чего кожу начало щипать. — Но переезжать-то зачем? Ты можешь ездить отсюда на метро, — влез отец. Юнги положил свою ладонь на мамину руку, снова пытаясь её успокоить и как бы говоря, что волноваться не о чем. — Мне так будет удобнее. А если буду каждый день отсюда ездить, на одной дороге разорюсь. На самом деле, Мин не очень горел идеей жить в непонятном общежитии, в котором наверняка полно постоянно орущих студентов, понятия не имеющих о такой вещи, как личное пространство. Но дома оставаться не хотелось от слова «совсем», ведь он привык к жизни в одиночестве, без контроля и надзора родителей. Это постоянное внимание уже успело здорово достать, хотя прошло-то всего несколько часов.***
Когда противное пиликанье прямо возле уха было просто невозможно больше игнорировать, Юнги собрал все свои силы, которых набралось не слишком-то много, и кое-как открыл глаза, которые тут же неприятно зарезало от яркого неонового света. Любимый оператор. Надо же, и ночью о нём заботятся. Прекрасное утро. Прекрасное. Вот всё прямо так, как любил Юнги. — Кушать там не забывай, — говорила мама со слезами в голосе, обнимая Юнги на пороге дома, — и приезжай чаще! И звони! — Хорошо, мам, хорошо. Шуга не любил нежностей, не любил долгие прощания, и хотел как можно сильнее ускорить эту процедуру, ведь он вернется максимум через неделю, а провожают его так, словно Мин на Аляску собрался. Наконец распрощавшись с родителями и загрузив небольшие чемоданы в багажник красного такси, Юнги устроился на заднем сидении и уткнулся в смартфон, почти профессионально абстрагировавшись от всего окружающего мира. Во весь экран расползлась тонкая трещина, за которую парень ещё с утра получил от отца, но она не мешала работе смартфона, так что и менять экран пока Мин не видел никакого смысла. Когда парень, совсем переставший соображать от недостатка сна, бездумно тыкал по экрану, листая закладки браузера, внезапно телефон показал новое сообщение, и Шугу от неожиданности подкинуло на сидении. Юнги не припомнил, кто мог ему писать, ведь все, кроме родителей, кто держал с ним хоть какой-то контакт, остались в Америке. Мин Юнги, ты уже в городе? Это твой староста, подпиши, как Чонгука:) Почесав затылок, Шуга вспомнил своего бывшего американского старосту: вредный, ни с кем не общался, на всех кричал и просто был противным. Он сообщил, что приедет через час, а тот в свою очередь выслал номер кабинета, в который нужно будет зайти. Если найдет, конечно. Юнги тяжело вздохнул, засовывая телефон в карман толстовки и напяливая наушники. Судя по номеру, университет обещал быть похожим на лабиринт Минотавра. Парень отстранённо подумал о том, раз университет такой огромный, то студентов там тоже много, а значит, спокойной жизни в общаге не видать, как собственных ушей.***
Общежитие выглядело очень даже неплохим. Никаких обшарпанных каменных стен, ржавых дверей и полуразрушенного крыльца. Шестнадцать этажей, большие окна, новоокрашенные стены и небольшой парк с фонтаном, выключенным на осенне-зимнее время, и скамейками около главного входа. Да и до здания института было всего пару шагов, как и рассчитывал Мин. В общем, парень остался вполне доволен новым местом жительства. Заглянув в просторный холл, Юнги, кое-как таща за собой почти неподъёмные чемоданы, поплелся к стеклянной вахте с маленьким окошком, через которое виднелось злобное лицо пухлого вахтёра с обвисшими болезненно-пунцовыми щеками и мерзкой выпуклой родинкой на самом кончике носа. Мужчина начинал лысеть, и от этого напоминал карикатурное изображение ведьмы, какие рисовали в средневековье, не хватало только землистого оттенка кожи и кривых отросших ногтей. Хотя в их отсутствии Мин не был уверен, потому что рук вахтёра не было видно. — Как меня достали эти посетители, — грубо промямлил старик, сильно шепелявя и забрызгивая слюной стойку перед собой. Юнги брезгливо отстранился. — Ты куда собрался? Что за глупые вопросы, когда человек заходит в общежитие с чемоданами и сумками в обнимку? Наверное, он просто прогуляться решил. — Я от университета. Хотелось бы получить свой ключ, — почти спокойно ответил Юнги, хотя грубость человека через стекло его откровенно взбесила. — А хамить не обязательно. Глаза вахтера за стеклом, который, похоже, во всём кроме себя видел грубость, начали осматривать мятные волосы Юнги, и он скривил физиономию, обнажая неровные жёлтые зубы, от чего показался парню ещё более мерзким, чем изначально. Под крики вахтера («Молодёжь совсем отбилась от рук и не уважает старших!»), Мин наконец получил свои ключи и поспешил к лифту, не желая больше слушать плоды маразма старика и полностью игнорируя его агрессию. Кто-то же должен оказаться умнее. Юнги предпочитал думать, что он всегда умнее всех.***
Юнги оказался на своём этаже и осмотрелся в поисках нужной двери. Осадок от неприятного знакомства с вахтёром остался, но Мин глушил в себе все порывы нагадить маразматику в ответ. Потому что пора бы уже повзрослеть, а старика и так судьба наказала, раз он оказался на ненавистной работе. Эта мысль грела нутро Юна и заставляла его чувствовать себя лучше. Пройдя по длинному коридору, в котором, уже, видимо, устойчиво, стоял запах горелой выпечки и дешёвых сигарет вперемешку с пивом, Шуга наконец нашёл дверь под нужным номером. На абсолютно ни чем не отличающейся от других дверей, разве что немного более потрёпанной, висел огромный яркий плакат с графиком дежурства по кампусу, и во множестве печатных фамилий Мин заметил своё имя, дописанное синей ручкой. Поставив одну из многочисленных сумок на пол, Шуга вставил бронзовый ключ в замочную скважину и попытался открыть дверь, но та никак не желала поддаваться, разве только издавала неприятные режущие слух скрипящие звуки. Промучившись не меньше минуты и уже почти решив сдаться, Мин от бессилия стукнул по двери кулаком, и через мгновенье что-то щелкнуло изнутри, двери наконец открылись, и из темноты выглянул темноволосый парень, тут же лучезарно улыбаясь ошарашенному таким появлением Юнги. — Двери заедают, бывает. Но ты не думай, здесь с ремонтом более-менее. Я твой сосед по блоку, проходи. Будем знакомы. Парень, всё так же улыбаясь, пропустил Шугу внутрь и помог ему занести сумки, за что Мин был ему безгранично благодарен, но, конечно, ограничился сухим «спасибо». Парень с грохотом захлопнул дверь, из-за чего маленький бежевый холодильник, стоящий у входа, начал крениться в сторону, и Юнги тут же поймал его, ничуть не удивляясь звону бутылок внутри и облегчённому выдоху нового знакомого где-то справа. — Ну, — неловко промямлил сосед, — почти… Выпрямившись и оглянувшись по сторонам, Шуга увидел что-то вроде общего коридора, в центре которого стоял большой кожаный диван и письменный столик микроскопических размеров, заваленный книгами и открытыми тетрадями. Наверно, потому что большой сюда точно бы не поместился, вытесненный диваном просто нереального объёма. Кроме входной двери здесь было еще две, под которыми мило лежали разноцветные коврики. — Я Чон Хосок, отличный сосед, друг, собутыльник. Ол инклюзив, не пожалеешь. Оу, и второкурсник факультета танцев. Парень, к лицу которого будто бы навечно приросла улыбка, встал напротив Юнги и протянул ему худую бледную руку, осыпанную мелкими синяками разной давности, для рукопожатия. — Мин Юнги. Странный этот твой факультет. У нас, в Америке, таких не было. Шуга пожал руку в ответ, про себя решая, что этот Хосок — неплохой парень и надо с ним водиться, мало ли что. — Мама мия. Так ты из Америки? И что, там правда все люди едят фастфуд и не ходят пешком? — восхищенно произнес тот, продолжая увлеченно трясти руку. Юнги с опаской нахмурился. — Ой, что же это я… С дороги и столько вопросов. Потом с удовольствием послушаю! Как там тебя, прости?.. — Можешь называть меня хёном. — Я первокурсников хёнами не называю, — расставил границы Хосок, сообщая, что помимо улыбашек, может и серьезым быть. Юнги такое устраивает. — А вот твоя, кстати, комната, — спохватился новый знакомый и широким жестом указал на дальнюю дверь. — Если не понравится твой сосед, Чиминни, то можешь ко мне переехать. Хотя это вряд ли, наш Минни всем нравится. Хосок проводил его взглядом, весело засмеялся, дружески пихнув Шугу в плечо, и в два шага запрыгнул на диван, тут же углубляясь в один из конспектов. Юнги только вздохнул перед тем, как начать затаскивать свои пожитки в новую комнату. Значит, шанса на одиночное жилье, которое Мин так хотел, не было.***
Щелкнув на удивление нормальным новым замком, Юнги ступил на порог комнаты и сразу же понял предложение Хосока переехать к нему. На пороге открытой комнаты находился склад обуви, которая была безобразно раскидана не только у входа, но и по коридору и по всей комнате в каком-то ужасающем беспорядке. Было большое окно, завешенное помятыми серыми шторами, которые кое-где слетели с петель, на подоконнике вперемешку валялись бумажки, ручки, диски и ещё много неопознаваемой на первый взгляд мелочёвки. Под окном стоял небольшой столик, которого и вовсе не было видно под мешаниной из скомканной одежды явно не первой свежести, проводов от наушников и множества разбросанных в беспорядке тетрадей. У болезненно чистоплотного Юнги задёргался левый глаз. Сказать, что Мин офигел — ничего не сказать. Первое впечатление о соседе было испорчено даже без знакомства с этим самым соседом. Шуга просто не мог понять, как можно оставить после себя свинарник таких масштабов и просто свалить. Хотя бы просто по отношению к другим людям это было свинством. Юнги просто представить не мог, что кому-то может быть комфортно в таком вот беспорядке. И представлять не хотел, на самом деле. И тем более понять не мог, как этого незнакомого ещё Чиминни «все любят». В последний раз пробежавшись глазами мимо высоких бугров одежды, под которыми, наверное, находились кровати, Мин достал документы из бокового кармана самого большого своего чемодана и, поставив его в угол комнаты, направился на выход. — Всё настолько плохо? — Хосок оторвал взгляд от конспектов и немного жалостливо посмотрел на старшего. — В смысле? Почему? Глаз Юнги дергался, но чисто из упрямства принял за верное сделать вид, что ничего такого не произошло, пытаясь улыбнуться как можно более непринуждённо. Судя по удивлённо вытянувшемуся лицу Хосока стало понятно, что Мину стоит ещё немного подучиться актёрскому мастерству. — Не прошло и пяти минут, а ты уже сбегаешь, — темноволосый парень мило улыбнулся, но, увидев непонимание в глазах Юнги, смущенно поправил челку, отводя взгляд. — Ладно, не буду задерживать, беги-беги. Но Чимин действительно милый, думаю, он тебе понравится. О да, думает Юн. Очень.***
Услышав что-то про свои волосы от вахтера, Мин нервно хлопнул за собой дверью, не желая портить отношения с кем-то прямо в первый день и подождать до завтра, и уставился на мобильное приложение с картой кампуса, что ему прислал Чонгук. Всё было вполне понятно, хотя и нарисовано весьма схематично. Мин уверенно шел, как ему казалось, по нужному пути, и до определённого момента всё было хорошо, но всё же засомневался в своём умении ориентироваться на незнакомой местности, когда вместо главного корпуса университета перед ним оказалась кирпичная стена зоомагазина. Не оставалось ничего другого, кроме как позвонить старосте, потому что тот был единственным человеком, которого здесь знал Мин и до которого мог дозвониться. — Алло, — услышал Юнги из динамика мобильного телефона незнакомый голос, но решил, что это неполадки сети. — У меня проблемы, — несколько неохотно проговорил Шуга, садясь на ближайшую лавочку, — я немного заблудился. Можешь прийти и вывести меня отсюда? Повисла неловкая пауза, и в трубке чем-то зашуршало. — Простите. Это друг Чонгука, он отошел по делам, — наконец сообщил человек из телефона, нелепо хихикая. Юнги слегка повис в снова образовавшейся тишине, не зная, что на это ответить. И что ему делать, если Гук занят, а у него нет даже номера Хосока, второго человека, кто мог сейчас помочь. — Скажи мне, где ты находишься и я тебя спасу, — с юморком, резко прервал тишину незнакомец, еще больше вводя Шугу, который собрался сбросить вызов, в ступор. — Благодарю. Не стоит, я сам, — предпринял вторую попытку отделаться от голоса в трубке Юнги и снова попытался сбросить звонок, как из динамика прозвучал феноменально громкий голос незнакомца: — Дава-ай! — настаивает голос, на Мина начинают поворачиваться случайные прохожие, а собеседник никак не хотел успокаиваться, и Юнги, сдавшись под напором ультразвука, всё же называет примерное местоположение, осматриваясь вокруг. Знакомец удивляется искренне, какими дорогами занесло в эту глушь, что немного, совсем капельку, доводит Шугу до белого каления и желания окончательно сбросить этот дурацкий вызов. — Короче, жди. Описывать себя не буду — ты узнаешь меня из тысячи.