Дневник Диди.

      Что произошло? Ничего не помню, кто я, где я и что было до этого. Помню только гул, темноту, холод, и жёсткий пол, на котором я лежу. Медленно открываю глаза, не сразу могу сфокусировать взгляд и понять, что к чему. Пытаюсь приподняться на локте и осмотреться, но моё тело меня не слушается, ощущаю себя не смазанным механизмом. Прошло несколько минут прежде, чем я полностью стабилизировался, а моё тело начало исправно функционировать.       Встаю и теперь с высоты моего роста могу спокойно изучить помещение, в котором я нахожусь: комната была не очень большой и с низкими потолками, одна из стен была разрисованной причудливыми узорами и непонятными символами; там же стоял небольшой простенький диванчик с неопрятно лежавшим на нём пледом (видимо, у хозяина этой комнаты не было времени и он куда-то спешил, или... может быть, это даже хозяйка); у соседней стены стоит стол, маленький, компьютерный, но забитый всякой мелкой всячиной, создаётся ощущение, что фигурки и мелкие статуэтки борются за каждый свободный сантиметр поверхности, боясь упасть с него. Внезапно с оглушительным хлопком открывается настежь окно, в комнату с громким свистом врывается огромная холодная масса воздуха; листки, которые лежали на подоконнике, разлетаются по всей комнате, несколько из них падают у моих ног.       Дверь со скрипом открывается, в комнату заходит девушка. Ну как заходит... Телом она открыла дверь, а лёгким пинком ноги закрыла, при этом все так же не переставая читать какую-то тетрадь. В другой руке она несёт чашку с чаем, которая заполнена до самых краёв, и удивительно, как она не расплескала всё, пока сюда шла. Наконец она отрывается от чтения и переводит свой взгляд на распахнутое окно, поёживается и как бы бормочет сама себе под нос:       — Надо переделать щеколду, а то так и будет распахиваться от малейшего ветерка. Уф… Ещё и листы рас...       Она замолкает на полуслове, её состояние сейчас явно на грани истерики. Чай медленно выливается из наклонённой чашки. Знаете, как в фильмах со вставками в стиле слоу-моушен, выглядит очень эффектно. И тут она всё же замечает, что кто-то рискует остаться без чая, поэтому выравнивает положение чашки, но немного подумав, решает поставить её на ближайшую свободную полку в стеллаже у двери. Она трясёт головой, будто стараясь отогнать от себя мысли, и заплетающимся языком начинает медленно говорить:       — Т-т-ты... живой? Т-т-ты м-м-можешь дви-и-вигаться?       Мои брови моментально сдвигаются к переносице, изгибаясь в лёгкую волну. Я явно не понимаю того, о чём она говорит. Что значит ‘ты живой’ и ‘можешь двигаться’? И коню ясно, что большинство людей на этой планете старше года могут спокойно перемещаться в пространстве. Нет, я, конечно, не мог вспомнить сколько мне лет и как меня зовут, но я твёрдо был уверен, что я не только старше годовалого ребёнка, но и ощущая себя взрослым и полностью дееспособным гражданином.       — Судя по твоему лицу, то ты тоже удивлён. Тебя привезли сегодня рано утром. Подарок мне от ВУЗа, сказали, что ты очень реалистичный манекен нового поколения для отработки медицинских навыков, находишься в разработке и бла-бла-бла. Долго рассказывать, пришлось подписать кучу бумажек о неразглашении и так далее.— Чуть помедлив, добавила.— С ума сойти! Я либо рехнулась, либо разговариваю с манекеном... Либо мне уже живого парня подсовывают, видимо, думают, что мне совсем тяжело в одиночестве.— Её голос с каждым словом становился всё тише, будто она уже говорила только для самой себя.— Два года уже прошло. Уже два года, как... — Она замолкла и закрыла лицо руками, её плечи нервно подёргивались то вверх, то вниз, в наступившей тишине были слышны лишь тихие всхлипы.       Я стоял в растерянности и не знал, что мне нужно делать в этой ситуации, потому что не был готов к таким резким переменам в настроении. Если судить о её реакции, то она сначала испугалась меня, но потом спокойно сказала, что меня ей привезли, хотя я незнакомый для неё человек (ой, извините, манекен), а теперь она стоит посреди лужи с чаем и плачет. Надо было что-то сделать, неважно что, хоть румбу станцевать, но где-то внутри я чувствовал необходимость её утешить.       — Ну чего ты… Ну, не надо плакать, особенно если ты стоишь в луже из-под чая. Это выглядит немного смешно. — Медленно и неуверенно стал подходить к ней, ещё пару шагов и я чувствовал, как тёплая, если даже не горячая жидкость соприкасается с моими ступнями. Не придумав ничего лучше, я аккуратно притянул её к себе, обнял одной рукой, а другой стал легонько поглаживать её голову, приговаривая. — Тише, тише. Всё будет хорошо.       Эти слова скорее звучали, как усмешка. Какое ‘хорошо’ может предвидеть человек, который даже сам не знает: кто он и что он тут делает. Слёзный водопад постепенно прекратился и она, утирая глаза рукавом толстовки, отстранилась. Посмотрев под ноги, промычала:       — Я схожу за тряпкой, стой и не шевелись, не нужно мне тут разносить воду по комнате. Как всё вытру, так и расскажешь, кто ты и зачем тебя мой ВУЗ подослал.       Она вышла из комнаты, оставив меня в своих мыслях. Мне было непонятно, почему девушка была так уверена, что у меня сговор с её ВУЗом, я ведь даже не знаю её имя. Вернувшись, она подала мне полотенце, чтобы я высушил ноги, и принялась вытирать пол тряпкой, которая была у неё в другой руке. Как только я подал ей полотенце, она выхватила его и снова скрылась из комнаты. У меня появилась возможность рассмотреть стеллаж, он был забит медицинской литературой, но среди этого обилия непонятных для меня книг, я разглядел парочку томиков художественной литературы. Как только мне пришла в голову мысль наклониться, чтобы рассмотреть поподробнее нижние полки, дверь отворилась, и девушка вернулась в комнату, а мне отчего-то стало неловко разглядывать при ней стеллаж без спроса.       — Рассказывай. — Только и сказала она, усаживаясь на диван.       — А мне нечего говорить. — Тихо проговорил я, будучи уверенным, что её такой ответ не устроит. Я направился к окну, так как сесть мне рядом с ней было неловко. Закрыв его, уселся на подоконник. — Я не помню кто я, что я тут делаю, сколько мне лет, откуда прибыл.       — Понятно всё с тобой, мне ты ничего не скажешь. Ладно, мне надо готовиться к экзамену. До того, пока всё не решится, можешь спать на кухне. И да, сейчас я буду занята, поговорим завтра, можешь взять какую-нибудь книгу со стеллажа.       — Спасибо. — Слез с подоконника и подошёл к стеллажу, взял первую художественную книгу, которую увидел. — “Таис Афинская” Ивана Антоновича Ефремова. Интересно, но откуда у меня такое ощущение, что я её знаю. И снова спасибо. — Улыбнувшись, я инстинктивно сделал лёгкий кивок головой и вышел из комнаты.       Ночь была долгой, закрыв глаза, я не видел снов. А ведь что такое сны? Это призрак прошедших дней, всего того, что ты видел за свою жизнь. А что мог видеть я, если помнил лишь сегодняшний день и более ничего.