Аквамариновый кофе

Было уже около одиннадцати, когда мы добрались до кампуса. Дойдя до своего корпуса я остановилась. До меня дошло, что я проиграла наш спор с Мией, но меня это не пугало. Почему это не пугает меня? Это слишком странно. Найл уже собирался уходить, но я его окликнула. — Найл, — я подошла к нему. — Спасибо за этот День Рождения. Правда, спасибо. Неожиданно для себя я его обняла. Вопросы-почемучки ужасно мучили меня и мою голову. Но я ощутила такое тепло от его тела, которого давно не ощущала. Никто не знает мою историю до университета, включая и Хорана. Пока не хочу ему рассказывать, хотя он мне доверил тайну о своём отце. Значит, я могу ему доверить секрет о моем папе? — Джесс, с тобой все в порядке? — Найл не знал, куда ему деть руки и почти не дотрагивался до моей спины, но я его не отпускала. Спустя минуту, Хоран обнял меня в ответ. Сначала неуверенно, потом все крепче и крепче. Я не хочу его отпускать. На мои глаза выступили слезы. Мне так сильно захотелось плакать, вы не представляете насколько. Моё тело вздрогнуло от нахлынувшей волны, я тихо всхлипнула. — Джессика? — Найл захотел отстраниться и посмотреть на меня, но я не отпускала его. — Джесс, ты плачешь? — Не отпускай! Не отпускай, пожалуйста! Найл! Не надо! — я не могла уже держать себя в руках, все сильнее и сильнее плакала. — Пожалуйста. Найл не стал сопротивляться, потому что понял, что у меня начинается истерика. Я всхлипывала. Это не первый раз. Не первый и не последний. — Не отпускай, прошу тебя, — я уже шептала и начинала потихоньку успокаиваться. — Прошу… Не отпускай. У меня не было сил. Я уже чуть ли не висела на парне, поэтому он поднял меня на руки, вытащил карточку из моей сумки, оглянулся по сторонам и, открыв дверь, занёс в корпус. У меня немного кружилась голова, но я заставила себя посмотреть на Хорана. В его сапфирах плескалась тревога. Картинка немножко расплывалась, но я старалась сама себя привести в чувство. Хоран открыл дверь моей комнаты, где на кровати сидела Эмили. Её глаза просто распахнулись от неожиданности. — Эмили, принеси воды, быстро! — крикнул Найл. Подруга моментально вскочила, взяла стакан, налила в него воду из своей бутылки и дала кружку мне в руки. — Что случилось? — она волновалась, что было слышно по голосу. — Сам бы хотел знать, — ответил Найл, накрывая меня пледом. Я посмотрела на него, а потом на Эмили. Мне пока не хотелось, чтобы подруга знала мой секрет. Мне хотелось, чтобы знал только он. Только Хоран. Эмили все поняла по взгляду. — Я лучше пока посижу в гостиной, — она слегка улыбнулась и покинула комнату. Стоял полумрак, потому что были включены только две лампы над зеркалами, висящими на комодах, и еще одна над письменным столом Эмили. Найл сидел молча и терпеливо ждал, пока я соберусь с мыслями. Мне было очень страшно. Я взяла руку Найла и обхватила её обеими руками. — Найл, пойми меня правильно, пожалуйста. Я не хочу, чтобы ты думал, что я ненормальная или психически нездоровая. Просто… Ты не против? — я взглядом спросила разрешения держать его руку. — Держи, конечно, если тебе так легче. — Мой папа, он… Просто не думай, что он плохой человек. Нет, это не так. Он на самом деле добрый. Мне было три годика, когда я сидела в его комнате и смотрела, как он настраивает барабан. Эта любовь к музыке есть и у меня. От него досталось. Он был барабанщиком, играл в группе, зарабатывал деньги. Ну, и как бывает со многими музыкантами, он пил. Иногда сильно. Я спала рядом с мамой и в два часа ночи слышала звонок в дверь. Мои глаза сразу же открывались, сердце уходило в пятки, потому что я знала, что сейчас будет. Мама вставала с постели и шла открывать. Я сначала слушала все крики, ругательства, но с каждым разом мне было все больнее и больнее это слушать. Я закрывала уши подушкой, старалась поплотнее прикрыть дверь. Будто я не знала, что там происходит… Как раз, когда мне было три, папа заявился в таком виде. Мама начала на него кричать, они перебрались в зал, открыли все шкафы. Мама кричала, чтобы папа забирал все свои вещи и шёл в полицию. Они кидались одеждой. Ну, а я маленькая, глупенькая… Выбежала, встала между ними и начала кричать, чтобы они прекратили. Но родители будто меня не заметили, продолжили кидать вещи, все летело на меня. Потом, увидев, что я стою и кричу, они успокоились. Эти скандалы, крики повторялись каждые два или три месяца. Я становилась старше, но ничего не менялось. Однажды в одну из таких же ночей мама ругалась с папой на небольшой веранде на заднем дворе. Я снова выбежала… Но лучше бы сидела в комнате. Папа был настолько пьян, что просто сидел на полу. Мама сильно плакала и нервничала, ударила его в область шеи. Я видела это. Я стояла там. На месте. Мама повернулась и крикнула, чтобы я шла в комнату. Не помню, что было потом. Как-то раз папа ей нагрубил, обозвал её дурой и сел в зале смотреть телевизор. Просто спокойно сел и начал смотреть. А я повернулась к маме, спросив, что случилось. Она хотела ответить, но голоса не было, потому что у неё из глаз катились слезы. И она мне сказала единственную фразу: «Уйди». И я ушла. Но когда папа не пил и они не ругались с мамой, то было приятно находиться дома за одним столом и уплетать мамину картошку с сыром. Папа многое мне показывал, было интересно наблюдать, как он ставит новый пластик на барабаны, как распаковывает новые тарелки. Он учил и меня играть. Но и не только на барабанах, но и на гитаре. У мамы осталась очень старая гитара, ещё со студенческих времён. Вот я её брала и что-то пыталась играть. Папа показывал мне кое-какие аккорды, а в десять лет подарил мне новый инструмент. Спустя пару месяцев, я порвала струну, перетянула, когда настраивала. Сказала папе, и он взял новые струны и начал их натягивать заново. Мне было интересно за этим наблюдать. Это… — я перевела дух. — Мой папа хороший человек. И мама тоже. Но из-за этих обстоятельств они изменились, да и я вместе с ними. Папа ушёл, когда мне было десять. А насчёт браслета ты меня спрашивал в самолёте… Это как раз отец подарил мне. Я не смогу простить его за те бессонные ночи, за мамины слезы, но не хочу забывать о том, что у меня есть папа. Настоящий папа, который приучил меня к хорошей музыке. — Почему ты мне это рассказываешь? — Найл посмотрел на меня, и я была готова вечно так сидеть. — Сама не знаю. Ещё утром я тебя ненавидела настолько, что хотелось пощечину залепить, — я улыбнулась вместе с Найлом. — Просто я давно не ощущала таких объятий. Меня так папа обнимал и таскал на руках. Я когда тебя обняла, то поняла, что у меня может сейчас начаться истерика. Меня однажды один парень очень сильно довел. Давил на больное. Он меня любил, а я его нет, поэтому он сначала заставлял полюбить его, потом извинялся, затем снова обвинял меня во всем, говорил, что ему больно. И я сорвалась. Накричала на него по телефону. Написала ему огромное сообщение, насколько мне плохо от него, что он не один такой в мире, что я тоже умею чувствовать. И рассказала ему мою историю. Тогда просто кинула телефон на стол и легла спать, потому что я была ужасно расстроена. У меня была истерика, я плакала. Он даже не догадывался. Последующие дни все так же доводил меня. Я ему и ляпнула случайно в порыве злости, что плакала. И вот тогда он замолчал. Мне было больше нечего сказать. Видимо, ему тоже. Ну, если бы ты отпустил меня тогда, то у меня была бы настоящая истерика. Ты прикоснулся и просто… Вновь подступили слезы. Найл взглянул на меня. — Ты плачешь? — Хоран обнял меня. — Джесс… — Найл, мне так приятно было получить подарок, гулять сегодня. Я давно не чувствовала себя… Нужной. Мама почти всегда мною была недовольна. Но она — мама. А маме положено возмущаться, чтобы ребёнок стремился к большему. Я имею в виду… Что мама никогда не стеснялась указывать мне на все мои недостатки. Но когда это делаешь ты, то тут всё по-другому. Найл прижал меня к себе, потому что я совсем расплакалась. Мне не хватало какого-то тепла, таких объятий. Это прекрасное чувство. Иногда, бывает, стараешься, делаешь, а самые близкие тебе люди ничего не замечают и посылают упреки в твою сторону. А Найл — абсолютно чужой мне человек — смог меня понять. Он, конечно, не подарок, но человек понимающий и добрый, как бы странно это ни звучало. Сегодня я изменила о нем своё мнение. Я — его проблема номер один. Из-за меня он оказался здесь. Найлу было сказано следить за мной, чтобы не натворила глупостей. Он мог бы плюнуть на меня и ходить постоянно со своими дружками, но он всегда был рядом. Он постоянно был перед глазами: в столовой, на некоторых лекциях, после них. Хоран постоянно крутился где-то поблизости. Мне хотелось узнать, почему он не наплевал на меня, а последовал наставлению своего отца и моей мамы. Он — довольно интересная и занимательная личность, которую не так уж и просто раскусить. У него много скелетов в шкафу. И ты не будешь знать ни один его секрет, пока он сам не захочет рассказать. — Найл, можно я признаюсь ещё кое в чем? — я взглянула на него. Его сапфировые глаза-камушки посмотрели на меня неспокойным взглядом. — Я поспорила с подругой и проиграла, — мне стало смешно от этой фразы, так глупо. — Интересно, и в чем же заключался спор? — на лице Хорана появилась его уже давно знакомая ухмылка. — Если бы мне не понравилась прогулка, то Миа пригласила бы на бал первого ботана их группы в институте на Рождественский бал. — Миа… Эта та, которая была на ужине у тебя дома? — Да. — А если тебе понравилась прогулка, то… — Найл улыбался. — И она понравилась. Поэтому моя задача заключается в том, что мне сказано пригласить тебя на наш Рождественский бал. — Серьезно? — Хоран расхохотался. — Да. — А тебе не приходило в голову, что ты можешь просто соврать ей, что прогулка была ужасна, если ты не хочешь идти на бал? Я помедлила. — Она бы догадалась, что я вру. Мы никогда не умели скрывать что-то друг от друга. И кто тебе сказал, что я не хочу на бал с тобой? Хоран молча посмотрел на меня ещё раз. Казалось, будто вот-вот начнётся гроза, ударит молния, и электрический разряд остановится на мгновение и повиснет над нашими головами. — А ты хочешь? — спросил Найл, и я посмотрела на его ресницы. — Ну… Не знаю, то есть, да, было бы здорово. Конечно, если ты не против, — я замешкалась. — Нет. Давай пойдём вместе. К тому же, тебе в любом случае придётся выполнять условия спора, — хохотнул парень. — Ладно. Я, наверное, пойду. Уже поздно. — Да. Он аккуратно отпустил мои запястья и встал с постели, направляясь к двери. Через пару секунд я снова осталась одна. Будто никого не было здесь. Может, это была иллюзия? Подсознание на нервной почве… Через пару секунд дверь открывается, и в комнату влетает Эмили. — Как все прошло? — её глаза горели огнём. — Все было очень-очень классно, — я легла на подушку прокручивая в голове каждый момент нашей прогулки. — Он тебе что-то подарил? Я подняла запястье с серебряным браслетом. — Серьезно?! — соседка села на мою кровать. — Такая красота! — Я не очень люблю украшения, но это… — сказала я, протягивая руку подруге, чтобы она смогла рассмотреть поближе. — Он, оказывается, не такой уж и плохой, если честно. — Вот видишь! А ты говорила… — Признаю, была не права, — засмеялась я. — Ты выполнишь спор? — Да, мы уже с ним договорились. Я ему объяснила, в чем дело. — То есть, он в курсе про спор? — не поняла Эмили. — Да. — И он спокойно отреагировал? — Да. — Согласился? — Да. Секундная пауза. Дикий хохот раздался в нашей комнате. Не знаю почему, но в этот момент казалось, что все идёт, как надо. В данную минуту я забыла про все свои проблемы, которые создала за доли секунд в своей голове. Время от времени я думала над таким философским вопросом: что такое счастье? Так вот, с уверенностью могу сказать, что в этот момент безудержного смеха мне было легко на душе, хоть я и плакала пару минут назад. Спустя долгие недели мы с Найлом начали понимать друг друга. Наше стекло — оно почти исчезло. Прокручивая иногда в голове нашу первую встречу, я думаю: а что, если бы её не было? Я бы не задумалась, не вышла случайно на проезжую часть, его машина проехала мимо, в первый раз я бы увидела его в своём доме, а не на проезжей части, при встрече спокойно бы пожала руку, не отшатываясь назад. Конечно, его бы все равно отправили со мной учиться, но… Отреагировал ли он бы так же, как тогда на ужине? Думаю, нет. Он бы согласился с отцом, нехотя, но уж точно не показал бы этого при нас. Отсюда напрашивается вопрос, не очень понятный мне самой: всему виной моя неосторожность на дороге? Или что-то большее? Меня волнуют такие сложные и глобальные проблемы, что я забываю о своих мелочах. Правильно ли это? Иногда даже мне кажется, что каждый человек, живущий на этой планете — герой одной большой и интересной сказки, у которого своё предназначение. И мы тратим жизнь, чтобы понять, в чем это предназначение заключается.