Милое дитя

— Я… я брала у вашего… дядюшки… книги… Онегин усмехается и, лукаво поглядывая на смущенную девушку, произносит: — Где-то я это уже слышал. Прошу Вас. И Татьяна, в душе ругая себя за робость и глупость, следует за ним. Ей и хочется и боязно поднять взгляд. Онегин с первой встречи вызывает в ней дрожь. Она столько читала о любви, столько грезила о ней, и вот полюбила сама. И Евгений, определенно, был героем ее собственного романа. Вот только он об этом не знал. — Милое дитя, — Таня, словно очнувшись, внезапно ощутила прикосновение, — расслабьте руку. «Как глупо! Как ужасно! Ведь теперь он подумает обо мне невесть что». «Так юна и так смущена. И почему-то это трогает меня. Эта вечно склоненная голова, нежный голос, застенчивость. Ах, Ленский, и все-таки как ты не прав! Кому нужна яркая бабочка, порхающая с цветка на цветок?». — Вы, наверное, хотели выбрать новую? — Онегин сделал приглашающий жест: — Прошу. И Татьяне осталось лишь поблагодарить его. Она сделала шаг к полкам, неосознанно потирая руку, которую всего несколько мгновений назад сжимали пальцы Евгения. Бесчисленное количество томов, содержащих увлекательные истории, чувственные стихи, великие знания, толпились в рядах и словно бы манили к себе юный ум Тани. Но сейчас ее внимание привлекла объемная книга. Разглядывая обложку и золотое тиснение букв, девушка не заметила, как сзади подошел Онегин. И лишь почувствовав, как на секунду руки Евгения сжали ее плечи, она вздрогнула и резко обернулась, непонятно зачем выставив книгу между ними. Сердце и все ее тело хотело снова ощутить прикосновения его рук, но это было так мучительно невозможно и так пугающе. Евгений, прочитав название, насмешливо хмыкнул: — Про любовь. Романтика, — Онегин осторожно провел пальцами по руке Тани, — она согревает нам сердце и обманывает ум. От этого легкого прикосновения по телу девушки пробежали мурашки, и она выронила книгу. «Господи, почему же все так нелепо? И разве можно выглядеть более глупо, чем я сейчас?». Татьяна быстро присела, чтобы поднять книгу, и столкнулась пальцами с Евгением. — Не волнуйтесь, — его глаза сверкали каким-то странным огнем, и Таня невольно задрожала, опуская голову, — я всего лишь хочу помочь вам выбрать чтение на ночь, — Онегин приподнял ее лицо, заглядывая, кажется, в самое ее сердце. «Определенно, робость ей к лицу. Милое дитя. Мое маленькое милое дитя. Будь я наивнее немного, вы покорили бы мое сердце». «Как? Как выдержать эту муку? Боже, за что ты послал мне его? Я не смогу!». Вскочив, Татьяна ринулась прочь из этого дома, из этого сладостного плена фраз и прикосновений. Она чувствовала, как пылает ее лицо. Лишь возле речки она остановилась и долго стояла, вспоминая этот странный визит. Ее лицо то озарялось улыбкой, то мрачнело. В голове звучало лишь одно имя. Онегин. Мечты уводили ее туда, где не было ничего, кроме них двоих. Таня, казалось, вновь чувствовала его прикосновения, вновь смотрела в эти дивные глаза. Лишь прохлада надвигающейся ночи заставила ее очнуться и поспешить в дом. Сердце ее учащенно билось, а грудь высоко вздымалась от волнения и тайных желаний, которым она была подвластна. Наскоро переодевшись, девушка забралась в кровать, но уснуть смогла нескоро. А утром няня, пришедшая будить воспитанницу, принесла сверток, в котором Татьяна обнаружила две книги: ту, что она выбрала вчера у Онегина в доме, и собрание стихов неизвестного ей автора. Между ними была вложена записка: «Милое дитя, я все же взял на себя смелость подобрать вам чтение на ночь. Надеюсь, вам понравится».