>Don’t leave me now I can’t move on if you’re not here And it’s cold, it’s cold outside tonight — Anette Olzon
Я ехала в ночь во взятой напрокат машине. Странно, но еще час назад я помнила, кто принес мне в палату ключи, а сейчас память словно промочили противной затхлой губкой. Врачи говорили, что это реакция на стресс, и что всё пройдет через какое-то время, а мне, знаешь ли, все равно. То, что мне хотелось бы забыть, я, кажется, всегда буду помнить. Жаль, что амнезия обошла меня стороной. Вчера ко мне приходила она, за день до выписки, за двадцать четыре часа до возвращения в кошмар, в который превратилась моя жизнь или она давно уже была такой? Мне теперь даже спросить не у кого…. По радио передают один и тот же выпуск новостей, который у меня уже нет сил слушать, потому я наугад шарю в стопке дисков и включаю в плеер первый попавшийся. Сегодня пошел снег, первый в этом году. Рождественские ярмарки звенят на все голоса, а я отменила все свои концерты, и белое платье в шкафу сменилось черным, только, есть ли тебе до этого дело? Время, когда я еще была в твоей жизни, давно прошло, осталось там, на австралийском пляже, залитом лунным светом и напоенным ароматом чудесных цветов. Это было давно и не с нами…. Прошло сорок дней, а мне кажется, все случилось секунду назад. Она приходила и плакала, чуть ли не на коленях умоляя меня ее простить, я слушала, морщилась от боли и впервые ясно понимала, что она ни в чем не виновата. Что ты делал с ними, Туомас, что ты делал со мной? Я вжимаю педаль в пол, но через секунду сбрасываю скорость, у меня, в отличие от тебя, всегда был здравый смысл. Анетт говорила, что я имею полное право злиться, что могу даже ее ударить, если мне полегчает от этого, а я засмеялась, вырывая из руки капельницу. Страшно засмеялась, а в горле застыли проклятья. Мне больше некого проклинать, а Анетт заплакала. Я встала с больничной койки и подошла к ней, села рядом и стала слушать ее рассказ без адресата. Анетт говорила, как впервые стала участницей вашей группы, как все отпускали обидные шуточки в твой адрес и презрительно плевались, когда она ненароком упоминала о Тарье. Марко так и вовсе обозвал тебя бездарным кретином и уехал на выходные домой к детям, прервав запись собственных гитарных партий. Эмппу и Юкка забурились в какой-то бар, а вы с Анетт остались в лагере одни. Скажи, Туомас, у тебя все в жизни происходило по пьяни, ведь так? Я выплюнула эту фразу в лицо Анетт и расплакалась, конечно же, я знала, что это ложь, ложь, в которую я верила еще сорок дней назад. Я давно подозревала, что вас с Анетт связывали не только дружеские отношения, очевидно, ты утешился с ней несколько раз, и несчастная влюбилась в тебя до потери сознания. Такая же дура, как и все мы…. Время шло, Анетт родила ребенка от другого, в твоей жизни появилась я, вроде бы все наладилось, так почему же? Я продолжала задавать вопросы в пустоту и вспоминала нашу роковую ссору.***
— Почему ты продолжаешь с ней общаться? — я спросила в лоб и сделала приемник потише. — С кем, Ханни? – ты, конечно, сделал вид, что ничего не понял. — Не притворяйся, Туомас, не валяй дурака хотя бы со мной! — Ханни, ты чего? — не отрываясь от дороги, ответил ты. — Не знаю, «чего», объясни мне. Благодарственные письма от Йонсу, «стена плача» от Тарьи, поцелуйчики в электронной почте еще неизвестно от кого, щенячья радость от Флор, теперь еще и Анетт. — Анетт? — У тебя еще и со слухом проблемы? Все газеты только и твердят, что ты спас ее загнивающую карьеру, рыцарь в сияющих доспехах! — Йоханна, прекрати ревновать, у тебя нет для этого причин, — ты разговаривал со мной как с сумасшедшей, и меня это порядком разозлило. — Прекращу, когда ты прекратишь с ней общаться! — Я с ней не общаюсь. — Тогда почему она соловьем разливается в интервью о том, какой ты хороший, сначала вышвырнул ее вон, а теперь продюссируешь ей альбом? — Я не вышвыривал ее вон, Йоханна, по-моему, ты в курсе, нет? — Нет, Туомас, я не в курсе, я вообще не в курсе твоей жизни! Кто я вообще для тебя, скажи? Может, ты и меня выкинешь, предварительно настрочив письмецо? Я знала, что бью по больному, как и то, что категорически заблуждаюсь в собственных истерических выводах, но ревность и гнев застилали мне глаза. Я ненавидела все мир в те часы, я так боялась еще одного развода…. А потом тебе позвонила Анетт, благодарила за песни, хвасталась, что подписала контракт с каким-то крутым лейблом, приглашала стать крестным для новорожденной дочери. Я отказывалась верить в вашу дружбу и как-то сразу забыла, как убегала к своему клавишнику пить чай на зло тебе. Я рвала у тебя телефон, не замечая, что зарядил ливень, что на обледенелой трассе и без того плохая видимость, и ты вот-вот вылетишь на встречную полосу…. - Остановись, Ханни!***
Я осторожно припарковалась у ворот, с трудом вышла из машины и вытащила из багажника костыль. Мои тяжелые следы нарушали чистоту первого снега, луна скрылась за облаками, я смахнула слезы и пошла к дому. Там меня ждал Марко, хотел посоветоваться насчет посвящения. Он уже месяц пытается свести ваш незаконченный альбом, ему помогает Флор и Анетт, я не смогла отказать. Я доковыляла до двери и обернулась на машину, что ж, Ханни, ты же этого хотела? Прости меня, любимый, больше ты никогда не назовешь меня Ханни. А дома меня ждет Кирсти и наш двухмесячный сын — твой прощальный подарок. Конец. 22.01.2016