Пустышка

Опять реву. Достали эти истерики, если честно, но ничего с собой не могу поделать. Бесит. Бешу сам себя. Мне уже и самому кажется, что из меня никто, кроме секретаря, получиться не может. Преданное, но тупое существо. Можно научить пересчитывать бумажки и заваривать чай. Все. Черт. Ненавижу… Как же я все это ненавижу. Каждый безмятежный разговор, которым я так радуюсь — снисхождение. Гребаное снисхождение. Это не значит, что я в кои-то веки сделал что-то нормально, это значит, что я не сделал ничего существенного плохого. Или просто задолбал. Больше всего боюсь, что на меня забьют. Я ведь сам не выберусь. Должен, но я знаю, что не выберусь. Пустышка, крышечка от бутылки, катящаяся по огромной улице. Куда покатится и где остановится — неизвестно. Но очень уж вряд ли, что в нужном месте. Почему я не могу сделать сам то, что мне доверили? Так стыдно, блин. Ужасно стыдно. Я взялся, я должен помочь. Нет, все сделали за меня. Как стыдно… Ненавижу. А потом это «не всегда буду рядом». Вашу ж мать… Я понимаю, что это нормально, что ничего в этой фразе такого нет, что это правда, что так и должно быть. Я эгоист хренов. Не могу, не могу, не могу. Не хочу, не хочу, не хочу! Хочу придушить себя голыми руками. Ненавижу себя, вот этот эгоизм и вот этот ужас. Только не уходи. Никуда не уходи, никогда. Слышишь? Никогда! Сдались тебе мои нежности и… привязанность. Я должен доказать действием, но я ничего не умею. Совсем ничего. И тупые и бессовестные мысли о сдохнуть уже высверлили в моей башке дырку. Почему я не могу просто стать нормальным, а не дурацкой пародией. Почему все нормальные… И почему я такое чмо. Хочу прийти к тебе и плакать на твоем плече, обнимать тебя крепко. Только чтоб ты не ушел никуда… Но вспомнить, зачем я это пишу. Чтоб успокоиться, остыть и заняться делом дальше. Пока потом продолжается. Предки не дают покоя. Ни минуты я не могу провести в одиночестве. Присмотри за мелкой, помой посуду, погладь. Окей, я сделаю, но почему сейчас… Почему им так срать на мои дела. Почему я должен врать, чтоб сделать что-то, что нужно мне? Почему нельзя просто сказать, что я занят и чтоб меня оставили хотя бы на час в тишине? Почему нужно допытывать, лезть не в свое дело? Даже когда они уходят — говорят, что я должен читать. Читать, мать его, Толстого. Какого черта. Какого черта! Почему они допытывают меня о каждом часе и говорят, что я убиваю время? Почему я должен быть их прислугой? Почему я должен читать, говорить, слушать, быть тем, кем они хотят?! Ненавижу… Ненавижу все это, весь этот чертов мир. И эта ненависть кажется убогой в сравнении с тем, что испытываешь ты. И я не хочу тебе признаться во всем. Мне стыдно. Знай, мне невыносимо стыдно. Знай, да… И теперь сохранить это куда подальше. Все еще реву. Мне стыдно тебе на глаза даже показаться. А вчера вечером казалось, что все было хорошо. Как же… Хорошо. Сижу и хочу что-то тебе написать. Прижаться, признаться, понять. Но мне там не место. Я молчу. Я должен вернуться другим… Один же вернулся. Почему не могу сделать это я? Что он, черт бы его побрал, сделал? Как он это сделал? Успокаиваю себя, что у него было время, но у меня этого времени нет. С каждой минутой деревенею все больше. Ненавижу. Ненавижу. Как же ненавижу. Все и всех. Достал плакать. Обычно это помогает, сегодня почему-то — нет. Как подумаю о том, что сейчас успокоюсь и приду… Спокойный, взвешенный и неистеричный... А потом вспоминаю, что это ничего не меняет. Я есть я. Пустая банка. У! Сволочь, я желаю твоей смерти.