Слишком хорош

Он просыпался чуть раньше будильника и лежал, высчитывая разницу во времени: в Нью-Йорке сейчас вечер и Ли, смеясь, собирается куда-нибудь с друзьями. Чуть позже Ричард получит очередное полуграмотное послание: "ты не повериш где я". Он терпеть не мог орфографические ошибки и всегда тщательно выверял свои тексты, но у Ли была дислексия, и каждый раз, получая от него сообщение, Ричард злился и смеялся одновременно. А, может, Ли валяется перед теликом с бутылкой пива и пиццей, - как его бесила эта дурацкая привычка, особенно когда приходилось стряхивать крошки с диванных подушек и оттирать с обивки пятна кетчупа. Или вдруг - в разгар съемок! - думал, что сейчас в Америке глубокая ночь, и представлял, как Ли спит - раскинувшись на кровати, огромный, с по-детски приоткрытым ртом. Сказать по правде, он только один раз видел Пейса спящим - в том походе на озеро, когда из-за зверского холода они сцепили спальники и улеглись вместе, сопя, сдавленно хихикая и возясь, как щенки. Они тогда здорово накачались виски, пытаясь согреться - уничтожили весь небогатый запас, что совершенно непредсказуемым образом наложилось на пустой желудок и усталость. Именно этим Ричард объяснял внезапный порыв Ли, притянувшего его к себе, уткнувшегося горячим дыханием ему в шею, взволновавшего его плоть. Ричард попытался отодвинуться, но Ли только теснее прижал его сильными руками, пробормотал неразборчиво, обжигая губы: "лежи смирно" - и Ричард лежал, лежал почти до рассвета, угадывая в темноте очертания губ и скул, вслушиваясь в ровное дыхание. Проснулся он уже когда Ли возился с одноразовой горелкой снаружи палатки, и никто из них ни словом не обмолвился об этой странной ночи. Ричард давно не переживал таких счастливых и одновременно мучительных недель. С тех пор, как Ли, куражась на своем помосте, словно диковинная жар-птица, опалил его своим смеющимся взглядом, сбил с толку мягкими улыбками, неприкрытой симпатией, жизнь его наполнилась какой-то странной болезненной радостью. Они вместе ходили на ланч и в походы, вели жаркие дебаты на кухне у Филиппы и упражнялись в остроумии в гримерке. Ли приходил к нему домой без предупреждения - просто возникал на пороге, смущенно улыбаясь и взъерошивая светлые волосы привычным жестом - не прогонишь? Засиживался допоздна. Порой в полном молчании, уткнувшись в книгу: морщил лоб, споря с невидимым собеседником, иногда широко улыбался или недоверчиво качал головой. Порой валялся на диване, закинув длинные ноги на подлокотник и водя изящными пальцами по экрану айпада: из наушников звучал грубый отрывистый ритм. И вдруг подскакивал: Ричард, такая песня, ты должен это услышать! - Ричард морщился от отборного мата, сопровождающего слезливые хип-хоп хиты. И все-таки эти вечера были самыми лучшими: без слов, без выяснения отношений - просто быть рядом, на расстоянии вытянутой руки, просто ощущать присутствие друг друга, просто понимать другого без слов. Ну а то, насколько это в действительности было не "просто" для Ричарда, насколько он боялся навсегда остаться "только приятелями"... что ж, никто, кроме него, в этом не виноват, Ли никогда не переступал черту и не давал повода думать, что - не только. Когда по истечении первых двух месяцев съемки Ли уехал, Ричард неожиданно остро ощутил, насколько привязался к добродушному американцу. Насколько все, что обычно выводило его из себя, вызывая у коллег упреки в снобизме, было нераздражающе милым в Ли. Он тосковал, вел безмолвные диалоги, слал на американский номер дурацкие смс, просто чтобы получить через несколько минут смайлик или, если повезет, утренний звонок: какие новости на площадке, выпил ли Питер весь чай в округе, помирился ли Адам со своим бойфрендом, нашел ли Ричард ключик к своему герою и читал ли он последний пулитцеровский бестселлер - нет? я привезу, непременно, я знаю, что ты не любишь читать с экрана! А Ричард просто вслушивался в хрипловатый спросонья голос и представлял, как Ли стоит там, на другой стороне Земли, в далеком Нью-Йорке у окна: большой, растрёпанный, с чашкой кофе, прижимая плечом телефон к уху и рассеянно улыбаясь в ответ на рассказы Ричарда. *** Ли не вполне понимал, что делает, когда все теснее сходился с замкнутым в своем мире англичанином. Тормошил его, вытаскивал из кокона кинообраза: буквально, прикосновениями и медвежьими объятиями ломал стену, воздвигнутую с целью остаться в одиночестве. Ли нравилось быть с Ричардом, его удивляло и смешило то, насколько они разные и, в то же время, похожие - одержимость профессией, готовность идти на многое ради цели, любовь к книгам, прогулкам и нелюбовь к пустопорожней болтовне. В первый момент он даже подумывал соблазнить Ричарда, еще сомневаясь в его предпочтениях - вот было бы круто охмурить парня, который до этого спал только с женщинами! -полуосознанно заигрывая, лукаво улыбаясь и расточая самые невинно-порочные свои взгляды. Но, поняв, что соблазнять не надо, что англичанин уже готов сделать шаг навстречу, как тогда, в палатке, когда Ли еле удержался, чтобы не прижаться к тонким, раскрывающимся навстречу его шепоту губам.. Он опомнился. Променять их дружбу на короткий романчик? Настоящее братство на пошлую интрижку? Увидеть, как искривятся презрительно губы Ричарда, когда он обнаружит постыдные тайны Ли? Как его глаза потемнеют от гнева и отвращения? Похоже, Ли перестарался: пытаясь поймать Ричарда на удочку, он поймался сам. Об этом он думал, когда сидел за завтраком напротив Картера, когда целовал его, когда подставлял свою задницу и с привычным безразличием выполнял его безумные желания. А Картер, будто чувствуя что любовник выскальзывает из его рук, заходил в своих играх все дальше, заставляя выполнять все более и более постыдные прихоти, с дотошностью маньяка фиксируя камерой каждый момент. Когда-то, на заре их отношений, Ли протестовал, просил не снимать в спальне, но вскоре понял, что Картер просто стал снимать скрыто, и смирился, а потом даже начал получать от этого извращенные удовольствие. Этими кадрами Картер держал Ли крепче, чем любыми чувственными узами - вот будет радости новому партнер, вздумай Ли уйти от Смита. Порченный товар, думал Ли, выгибаясь от боли, раздирающей его тело, уж Ричард не заслужил такого. И стал реже отвечать на смс Ричарда, реже звонить, пропал, вытравливая из себя любовь, глуша все нарастающее чувство в работе, изматывающих тренировках, сексе, грохочущей в колонках музыке, о которой писал ему Ричард, - концерты для виолончели, мужские хоры акапелла, поющие на варварском рокочущем языке. *** Несмотря на то, что Ли практически исчез с горизонта, Ричард старался не унывать. Он понимал, какой зыбко нереальной кажется тихая Новая Зеландия из суматошного Нью-Йорка. По-прежнему писал смс и длинные письма с пространными рассуждениями о прочитанном или прослушанном, стараясь не обращать внимания на ответное молчание. Ему было необходимо ощущение того, что Ли рядом, тут - сидит молча и мягко улыбается, жмурясь и потягиваясь, как огромный домашний кот. Еще через несколько месяцев Ричард на правах хорошего приятеля встречал в аэропорту Ли, вернувшегося в Веллингтон для продолжения съемок. Тот стоял у транспортной ленты в ожидании чемодана - задумавшийся, неожиданно похудевший и, как обычно, растрёпанный. Кеды, джинсы, помятый пиджак, засунутые в карманы ладони. Ричард на секунду замер, а потом подошел, встал неслышно сзади: кажется, мы знакомы. Ли обернулся, и на Ричарда обрушилась лавина радости - сияющие глаза, тяжелые ладони на плечах, обволакивающая теплом улыбка. Коснувшись колючей щеки, Ричард чуть было не прижался к мягким губам, но поймал такой испуганный взгляд, что отшатнулся, отвернулся, закашлявшись - устал? помочь с багажом? Ну, как хочешь. И вернулась вроде бы прежняя жизнь – Ли все так же приходил без предупреждения, сидел с книгой или наушниками, но все чаще Ричард ловил на себе странный взгляд, которым Ли смотрел на него, когда думал, что его не видят. И все отчетливее понимал, что долго так продолжаться не может: эта странная дружба, которая дружбой была только снаружи, отнимала все его силы, сжирала его. Ли был все такой же, но неуловимо другой - иногда задумывался, будто проваливался в иное измерение, иногда делался невероятно оживленным - тормошил коллег, подбивал немедленно куда-то идти, ехать на великах, ну или хотя бы просто выпить: я нашел отличное местечко, никто не узнает. Во время одной из таких пьянок Ричард решительно прижал Ли плечом к дверному косяку: и что, блять, долго мы так будем друзьями притворяться, шептал он одними губами, а в ставших бесцветными глазах Ли плескалось отчаяние. «Не делай этого, ты даже не знаешь меня», - кажется, это говорил Ли, вспоминал Ричард наутро, морщась от каждого движения. А потом просто оттолкнул и ушел, демонстративно усевшись рядом с Люком, приобняв того за плечи, нашептывая что-то пьяным бессмысленным шепотом, и Люк смеялся, некрасиво разевая рот, и, кажется, Ричард пытался опять что-то сказать, или даже завязать драку, во всяком случае он помнит, как размахнулся, и как Ли схватил его руку, быстро поднес к губам и исчез, а он остался стоять там, щурясь от боли и яркого света, безжалостно выставляющего напоказ его слабость и жалкость. Спасибо МакТавишу, с которым они до того не слишком-то общались, - возник ниоткуда и заслонил своей широкой спиной от унижения. Потом Грэм вез его домой, а он едва сдерживал пьяные злые слезы и тошноту и говорил что-то о любви и мести, - Ричард глухо застонал, мучимый стыдом и головной болью. И вот теперь точно все изменилось. Ричард все больше времени проводил с Грэмом в шумных пабах, пытаясь в их веселье урвать хоть капельку веселья для себя, но чаще всего уже через час вставал и уходил, трезвый и безукоризненно вежливый, ссылаясь на тяжелый день, ранний подъем и плотный график. Дома сидел в одиночестве, рассматривая свет монитора через винно-красную жидкость, плещущуюся в бокале. Ли больше не приходил к нему, он жил у Эванджелин, приезжал на студию только для съемок, и уезжал, не задерживаясь ни на минуту. В съемочном городке стали ходить какие-то некрасивые слухи, в которых фигурировали гей-клубы, таинственные оргии и беспорядочные половые связи, и которым Ричард, зная Ли, не мог поверить. Но как-то утром, придя раньше обычного, увидел американца в кресле гримера. - Рано встаешь? - Скорее, поздно ложусь, - круги под набрякшими веками, разбитые в кровь костяшки пальцев, потемневшие от пота волосы. Ли вяло усмехнулся и прикрыл глаза. - Ли, вам надо больше отдыхать, - уговаривала гримерша, с привычной ловкостью превращая усталого потрепанного человека в сияющего красотой эльфа. - Вы должны быть безупречны! - Безупречен?! - Ли распахнул свои невозможные глаза цвета спелого крыжовника и поймал через зеркало взгляд Ричарда. - Боюсь, это не про меня. Поднялся с кресла, идеальный эльф в мягком безразмерном халате и с собранными в сеточку золотистыми волосами, и исчез, оставив Ричарда с ощущением умирающего от жажды путника, которому только что показали сияющий прохладной водой оазис. Хлопнула дверь, мираж рассеялся. Вечером, проверяя почту, Ричард наткнулся на письмо с незнакомого адреса. Хотел было отправить его в корзину - наверняка спам, а то и вирус, вон сколько вложений, но имя отправителя показалось смутно знакомым. Кто-то упоминал про человека с именем Картер Смит в связи с Ли. Ричард открыл письмо и сердце его бешено запрыгало, заслоняя строчки. Не понимая ни слова, выхватывая только какие-то обрывки фраз, он широко раскрытыми глазами смотрел на снимки, на подписи, в ушах билась фраза "безупречность - это не про меня", и вдруг понял, что ему необходим свежий воздух. *** После случая в пабе Ли понял, что достойных вариантов у него немного. Он порвал все отношения с Ричардом и, чтобы не бередить раны, старался как можно реже появляться там, где был шанс с ним пересечься. Он переехал в дом Эванджелин на берегу, рассчитывая, что шум волн заглушит вой раненого зверя, что бесконечные пробежки и заплывы охладят его кровь, что вдали от кого бы то ни было он быстрее справится с глухой стеной отчаяния, окружающей его со всех сторон надежнее, чем Ричарда окружала его выдуманная ториновская броня. Он знал о слухах, бродящих по студии, и даже сам был автором некоторых из них, двусмысленно отвечая на вопросы любопытных коллег. Что же, возможно, Ричард сам все поймет и отступится? И не надо будет смотреть ему в глаза? Но после десятка бессонных ночей, после того, как разбил в кровь кулаки, колотя по бездушной безответной стене, осознал, что он, Ли, больше не в силах так жить. Он не был безупречным, но и лжецом он тоже не был. Набрал знакомый номер. - Я ухожу. Картер все понял сразу, не стал переводить его слова в шутку, терзать его ненужными вопросами. - Уверен? Тот англичанин? - Он не причем, мы с ним даже не общаемся, Картер, - отчаянно выкрикнул Ли в трубку. - Я тебе верю, Ли. Прощай. *** Ричард даже спросить ничего не успел, позвонив в дверь Эванджелин, - она махнула рукой в сторону моря, беззвучно пожелав удачи. Фигура Ли виднелась в сумерках - опущенные плечи, руки как обычно в карманах, ветер треплет мягкие волосы. Ричард подошел, встал сзади. - Я получил письмо от Картера. Ли зябко передернулся. Ричард схватил его за плечи, встряхнул: - Ли, очнись, ты мне нужен! - радостно-недоверчивый вопрос в крыжовенных глазах, прерывистый шепот: Я недостоин, чепуха, прошлое есть у всех, мне было страшно, какой же ты наивный, сколько тебе лет! - быстрые касания, легкие поцелуи. Полчаса до дома были нестерпимо долгими - руки их то и дело соприкасались, их снедало нетерпение, ожидание, от которого колотит, которое мешает стаскивать одежду, путает ритм, сушит губы, а потом взрывается болью наслаждения, и требует повторить - уже спокойно, неторопливо, запуская процесс узнавания. Тут маленькая родинка, а тут прикусишь - и тихий благодарный стон. Руки неспешно гладят, пальцы стали невероятно чуткими, добираются до потайных мест, тело раскрывается, расцветает новыми ощущениями и простые ласки кажутся тропой, ведущей к небесному саду. Открыв утром глаза, Ричард поймал по-детски серьезный взгляд: - Значит, прошлое забыто? - Я ничего не собираюсь забывать, Ли Пейс. - так же серьезно ответил он и притянул к себе американца. - Мы должны это повторить.