Как переосмыслить себя и перестать всех ненавидеть

Когда мне сообщили, что снова придётся сопровождать учёных к заводу, я совсем скис. Разведывательные рейды, зачистка местности от мутантов, защита территории от диверсий – вот занятия для настоящего долговца. Но сопровождение треклятых ботаников было синонимом к словосочетанию «нелюбимая работа». Эти учёные болваны ничего не соображали, а понятия «дисциплина» и «послушание» благополучно пролетали мимо их ушей. Забросьте в Зону группу дошкольников и попробуйте не просто уследить за всеми сразу, но и привести их до точки живыми. Так и с ботаниками. Но если дисциплина ничего не значила для учёных, она много значила для меня. Сказано – делай, а ноют и жалуются пускай детишки. Утреннее солнце едва подожгло край неба, а мой квад уже стоял у ворот, ожидая, когда откроются двери бункера и выпустят из своего нутра наших подопечных. Я мельком глянул на своих бойцов и понимающе усмехнулся. Рожи у парней были кислые, что твоя клюква, оно и понятно – сопровождать ботаников они любили не больше моего. Когда позади, наконец, зашипели, открываясь, автоматические двери бункера, я обернулся, и настроение моё совсем упало. Круглов. Он в последнее время редко выходил, всё больше балуясь теориями в безопасных стенах бункера. Но, то ли образцы все вышли, то ли Сахаров дал пинка лодырю, но факт – Круглов собрался выйти в Зону. Этот ботаник был подвержен неконтролируемым приступам героизма и вечно лез со своей штатной пукалкой в самую гущу драки. Охранять его было сущим наказанием. Но хуже всего была Коровина, которая шла сейчас следом за ним. Эту жуткую бабу дружно ненавидел весь персонал бункера, вся охрана и мимохожие сталкеры, если им случалось попасться ей на глаза. Бюрократка до мозга костей, никогда и ни в чём не уступающая, она строго следовала предписаниям и того же требовала от других. Тщетно ей пытались доказать, что в Зоне предписания – тьфу! – ничего не значат, что следует быть гибче. От таких речей Коровина немедля деревенела и металлическим голосом начинала отчитывать наглеца. Она и в Зону-то припёрлась наверняка только затем, чтобы доказать всем и прежде всего самой себе, что ни в чём не уступает мужчинам. – Приплыли, – тихонько сказал Кенар, наш штатный снайпер. – Это стерва нам устроит хорошенькую, увеселительную экскурсию. – Да ты её никак забоялся? – подначил я. – А то, – отозвался Кенар таким унылым голосом, что парни невольно заулыбались. – Я лучше пойду с кадавром расцелуюсь, чем с Коровиной на одном гектаре гадить присяду. Парни заржали, а я шкнул, чтоб притихли, хотя мне тоже было смешно. Но Коровина уже подходила, а её вечно недовольная физиономия с поджатыми губами распространяла вокруг лучи негатива. И какого чёрта ей надо? Не раз, затосковав вечерком, я пытался представить Коровину в несвойственном ей обличье: с разметавшимися по подушке волосами, послушную, умоляющую… и не мог. Если и удавалось представить её обнажённой, только как холодную мраморную статую, полную равнодушия. Коровина прошла прямо к воротам, не удостоив нас даже кивком. Пономаренко посмотрел ей вслед и сделал вид, что сблёвывает, парни сдержанно захмыкали. Я предупреждающе покачал головой и дал отмашку выдвигаться. С Коровиной станется уйти без сопровождения, а потом долго отчитывать своим металлическим голосом нашу нерасторопность. У ворот я отстранил Круглова и первым вышел наружу. Солнце уже поднялось и вовсю золотило верхушки тополей и склоны холмов. Над заводом дрожало чуть заметное марево, и вилась лёгкая дымка блуждающей кислотной аномалии. Больше в поле зрения не оказалось ни одного движущегося объекта – можно выводить ботаников. Я сместился влево, а вправо прянул Пономаренко, внимательно осматривая свой сектор. Потом, рассеяно глядя под ноги, вышел Круглов с чемоданчиком в руках и прямая, как корабельная мачта, Коровина с ворохом заострённых штырей, к которым были прикреплены маленькие датчики. – Иванчук, ведёшь, – сказал я, не оглядываясь, – мы с Пономаренко по флангам, Кенар замыкает. Вопросы? – Нет, командир. – А мы? – вдруг спросила Коровина. – А вы посередине, – гладко ответил я. – Всё, двинули. Она, казалось, хотела сказать что-то ещё, но передумала и только сильнее поджала губы. Господи! Встречал я всяких, обыкновенных, ничем не примечательных девчонок и дурнушек с дефектами внешности, но ни одна не вызывала такой антипатии, такого стойкого отвращения. Ботаники опустили герметичные забрала шлемов, а мы пристроили на лица защитные маски. Вперёд! Мы шли к заводу, держа учёных в кольце и не снимая пальцев со спусковых крючков. Янтарь казался тихим и пустынным, но мы-то отлично знали, как обманчива эта тишина. Однако первый час пути прошёл без происшествий. Кусты не спешили выпускать на нас снорков, кадавры словно сквозь землю провалились, а мы осторожно обходили редкие аномалии, не давая им не единого шанса. Даже в дерьмо никто не вляпался ни разу. Обычные люди такому бы только радовались, но я всё больше напрягался. Мы не спеша поднялись по склону холма, и впереди показались красные, кирпичные стены завода. Блуждающая кислотная напасть медленно вилась через забор и, кажется, двигалась в нашем направлении. Я посмотрел, в какую сторону небольшой ветерок гнёт макушки полыни. Так и есть – движется к нам. – Командир… – Вижу-вижу, – пробормотал я. – Успеваем. Конечно же, Коровина, заметив заминку, сейчас же подняла забрало и холодно осведомилась: – Почему стоим? Ограждение прямо по курсу, нам туда. – Кислотная аномалия, – объяснил я, – движется к нам. Решаем, как лучше избежать встречи. Коровина посмотрела на забор, поверх которого тянулась лёгкая дымка, почти прозрачная в ярком, солнечном свете. – Вот это? – удивилась она. – Да это же просто туман. Пономаренко закатил глаза и переступил с ноги на ногу, Кенар устало потёр переносицу, Иванчук мрачно смотрел под ноги. Я ещё пытался что-то доказать: – Этот, как вы выразились, туман способен очень быстро разъедать даже самую прочную броню, а голую кожу сожжёт до костей за секунды. Нужно обойти это место или переждать, пока ветер не отнесёт аномалию дальше. Круглов тоже поднял забрало шлема, решив принять участие в разговоре. Коровина посмотрела на забор, на Круглова, мазнула взглядом по аномалии. Я уже понял, что эта чёртова баба упёрлась рогом. – Это просто туман, – отчеканила она. – А наши датчики нужно разместить по периметру ограждения. Мы идём туда и точка. – В самом деле, – поддержал Круглов. – Идёмте скорее, тут осталось-то всего ничего. – Нет, – твёрдо сказал я, косясь в сторону дымки. – Мы отойдём вон туда и будем ждать, пока аномалию не отнесёт в сторону. – Мы не можем ждать, – сказал Круглов. – Через четыре часа Выброс. Ну, то есть уже через три. Я поперхнулся и в изумлении уставился на него, не веря своим ушам. Парни подобрались, с тревогой глядя на небо. – Это что же, – хрипло начал я, – вас понесло наружу накануне Выброса? Всего за несколько часов? Вы совсем там из ума выжили? Возвращаемся! – Так точно, – с облегчением сказал Иванчук. Пономаренко и Кенар дружно кивнули. – Нет! – возмутилась Коровина. – Мы на это и рассчитывали. Час туда, час обратно, час на расстановку датчиков и час на непредвиденные задержки. Датчики должны считать показания с этого Выброса: силу завихрений, процент излучения и… – Да мне срать, – заорал я в бешенстве. – Возвращаемся, я сказал! Кенар! – Да, командир? – Бери её и тащи назад, будет возникать, разрешаю применить силу. – С удовольствием, командир! – обрадовался Кенар и схватил Коровину за руку. Круглов благоразумно решил нас больше не злить и начал послушно спускаться с холма, но его коллега визжала, словно разъярённая псевдоплоть. – Не сметь! – кричала она, пытаясь выдернуть руку из цепких клешней Кенара. – Ваше командование выдало приказ, вы обязаны выполнять все наши распоряжения! Я доведу до сведения… вас накажут! Меня уже тошнило от её воплей, а надбровная кость начала пульсировать жестокой болью. Я занял место Кенара позади группы, Пономаренко вёл, Круглов по мере возможностей следил за правым флангом, а в центре шагал потный от напряжения Кенар, таща на буксире упирающуюся Коровину. Как же мне хотелось, не сбавляя хода, врезать берцем по её дёргающейся, оранжевой заднице! Как и следовало ожидать, наблюдатель из Круглова оказался хреновый. Мы собственно ему особо и не доверяли, но по понятным причинам внимание наше было не так сосредоточено, как утром. Два снорка, словно распрямившиеся пружины, выметнулись из кустов справа, сшибли Круглова и, гася инерцию движения, мячами прокатились у нас под ногами. Коровина наконец заткнулась, тяжело дыша и тупо глядя, как мутанты поворачиваются в нашу сторону и припадают к земле для прыжка. Кенар, не глядя, отшвырнул её назад, куда-то на Круглова и снял со спины автомат. Иванчук уже вовсю угощал нечисть пулями, Пономаренко стоял, готовый сменить товарища, когда у него закончатся патроны. Позади вдруг пронзительно заорал Круглов, вскрикнула что-то невнятное Коровина. Я развернулся и увидел ещё одного снорка. Откинувшись назад и оперевшись левой рукой о землю, мутант лягнул многострадального Круглова и отправил его катиться кубарем вниз по склону. Коровина ещё не успела подняться с земли, и оторопело смотрела на мутанта. Снорк зарычал, снова припал на карачки и пополз к ней. Коровина отползала. Я успел прошить его короткой очередью прежде, чем он прыгнул, но не убил. Пули разворотили бок мутанта, вырвали клочья мяса и чуть изменили траекторию прыжка. Снорк приземлился рядом с Коровиной и вцепился зубами ей в ногу. Она завизжала, заколотила его свободной ногой по голове, но мутант, не обращая внимания, продолжал рвать зубами и когтями дорогой, научный костюм. И даже получив шесть ударов ножом в шею, он издох, намертво сжав челюсти, словно осатаневший питбуль. Я просунул нож между его клыков, чтобы разжать челюсти, да так и бросил. На шум отовсюду сходились кадавры. Поодиночке и группами они ковыляли в нашу сторону, некоторые уже начали стрелять. Парни, оказывается, успели завалить снорков, спуститься вниз и подобрать помятого Круглова, который при виде кадавров ожил и рвался в бой. Я не успевал. То есть, если бросить тут Коровину с висящим у неё на ноге снорком, я вполне мог присоединиться к кваду. Мгновение я боролся с дьявольским искушением бросить стерву одну, но чувство долга одержало верх. Пригибаясь, я метнулся к тихо стонущей от боли Коровиной, не без труда разжал сведённые судорогой челюсти снорка и вздёрнул её на ноги. Она, конечно же, сразу упала. И тут началось! Пули рвали дёрн, мёртвых снорков, вжикали над головами. Одна долбанула по шлему, заставив меня распластаться на земле, словно лягушка. Перемазанная кровью и снорочьим дерьмом Коровина лежала рядом, прикрывая голову руками. Я припомнил о канализационных коллекторах, которые тянулись от завода к озеру, где-то здесь должен быть люк. Я даже натыкался на него пару раз во время рейдов. Так и есть, вон он, у дерева с причудливо перекрученным стволом. Я легонько пнул Коровину, привлекая её внимание, и указал в сторону люка. Не поняла, только смотрела пустыми от ужаса глазами. М-мать… – Видишь люк? – прошипел я. – Ну, очнись, некогда мне тут… видишь, у дерева? Она, помедлив, кивнула. – Ползи к нему, я за тобой. Голову не подымай, бля! Поползла, волоча повреждённую ногу. Спина одеревенелая, но жопой вертит шустро. Скорей, скорей… Руку хлестнуло раскалённым бичом боли и почти сразу за рукой бок. В глазах полыхнуло белым, заставив скрежетнуть зубами. Исподнее быстро набрякло горячей влагой – всё-таки понаделали во мне дырок, суки. Когда я немного отдышался и снова мог соображать, Коровина уже нерешительно заглядывала в канализационный люк. Стиснув зубы, добрался до неё в несколько рывков. – Лезь. – Что? – Губы её дрожали. – Туда? – Лезь! А то столкну. Заплакала, но полезла. Ишь, как под пулями гонор развеялся. Вместо заносчивой фурии, обычная, до смерти напуганная баба. Я не злорадствовал, хотя очень хотелось. Я спускался по шелушащейся ржавчиной лестнице, а в глазах то темнело, то полыхало, движения стали неловкими, и я боялся свалиться Коровиной на голову. Но вот под ногами надёжный бетон, а проклятые кадавры остались наверху. За своих бойцов я особо не переживал – они остались в гораздо более выгодном положении под склоном холма да и ближе к бункеру. Не пропадут. – Что теперь? – тихо спросила Коровина. Хороший вопрос. Я включил фонарь и повёл лучом по сторонам. Слева от лестницы был тупик, справа туннель уводил в темноту. Значит, идём туда. Такое прекрасное подземелье наверняка не раз становилось прибежищем сталкерам во время Выброса. Надо только найти лёжку. Я вручил Коровиной фонарь и махнул рукой, приглашая идти. Говорить не хотелось. – Вы ранены! – Яркий луч полоснул меня по глазам. Заметила, наконец. – Давай, двигай, – процедил я. – Вас надо перевязать, – настаивала она. Голосок окреп, носом больше не хлюпает. – Двигай, – повторил я неохотно. – Место найдём… тогда… Послушалась, как ни странно. Через несколько мучительных десятков шагов и вправду обнаружилось ответвление в широкую нишу, где была оборудована скромная лёжка: деревянный настил на полу, сомнительный матрац и пара пустых ящиков вместо стола – вот и вся меблировка, но для меня это был настоящий подарок. Вошёл первым, заняв почти всё свободное пространство, и начал стаскивать броню, стараясь не очень скрипеть зубами. Швырнул всё в угол, забрал у Коровиной фонарь, утвердил его в трещине на стене. – Раздевайся, – велел я. – Что? – ахнула Коровина и даже шаг назад сделала. – Ты воняешь, – пояснил я. – Не хочу в довершение всем твоим выходкам нюхать снорочье дерьмо. Снимай комбез и оставь в туннеле, подальше от лёжки. Пусть проветрится. Не дожидаясь, пока она выполнит распоряжение, я стащил майку и прижал её к кровоточащему боку. Теперь, когда я оценил нанесённый урон, всё оказалось не так уж и скверно: плечо пробито навылет, задето только мясо, а на боку просто глубокая царапина. Теперь отдышаться, полечиться, и буду как новенький. Коровина скрылась из виду, но далеко не отходила – я слышал, как она шуршала комбинезоном. В нишу вернулась без него, в простой серой футболке с длинными рукавами и таких же штанах. Помялась нерешительно, потом подошла посмотреть мою попорченную шкуру. – Там, в рюкзаке всё есть, – сказал я, не очень надеясь на помощь, но Коровина, вроде, не возражала. Нашла медицинский пакет, вскрыла, запахло спиртом. – Дай глотнуть, – попросил я. Она фыркнула, но протянула пузырёк. Под бдительным взглядом успел сделать только маленький глоток, прежде чем она забрала спирт обратно, но всё равно полегчало. Коровина быстро обработала и перевязала раны, а царапину на боку даже зашила на удивление умело. Хотя, ботаники там, наверное, на трупах тренируются. – Спасибо, – сказал я. Коровина кивнула. – Давай-ка теперь ты. Я переместился на пол, она села на ящик и засучила штанину. Я поднял её ногу и для удобства положил себе на колено, чтобы осмотреть. Голень была испещрена чёрно-фиолетовыми кровоподтёками, но прокусить кожу снорк не успел. Прощупав ногу от щиколотки до колена, я убедился, что жизнь и здоровье Коровиной вне опасности. Я поднял голову, чтобы об этом сообщить, но вдруг пристальнее присмотрелся к её лицу и заткнулся, не веря своим глазам. Она сидела, напряжённо вцепившись в ящик побелевшими пальцами и даже в скудном свете фонаря было видно испарину, выступившую на лбу и заливший щёки румянец. Глаза лихорадочно блестели. Не сводя с Коровиной внимательного взгляда, я медленно провёл ладонью по её ноге от ступни к колену, и тело её отозвалось дрожью, которую она тщетно пыталась подавить. Я себя чувствовал очень паршиво… до этого момента, но упустить свой шанс не мог. Женщины, знаете ли, табунами по Зоне не ходят. Обхватив Коровину здоровой рукой, я сдёрнул её с ящика, опрокинул на матрац и навалился сверху. Она отчаянно завозилась, пытаясь оттолкнуть меня, но было уже поздно – я завёлся. Это был один из тех моментов, когда кровь бешено грохочет в ушах, а желание заволакивает разум густой пеленой; когда внутренний зверь бьёт себя в грудь и ревёт: «Возьми! Возьми! Возьми!» Одежда на вожделенном женском теле затрещала, я рвал её, подобно почившему снорку, и даже, кажется, рычал, как он. Только я спешил утолить совсем другой голод. На мгновение замер, чтобы рассмотреть обнажившуюся грудь – маленькую, но крепкую с вызывающе торчащими сосками – а потом с урчанием приник к ней, словно изголодавшийся вампир к жертве. К тому времени я уже вряд ли соображал, что делаю, потому что стал монстром, управляемым похотью. Чувствовал только, как гладили спину две дрожащие руки; как тоненько стонал в ухо нежный голосок, совсем непохожий на металлический голос Коровиной; как пружинило подо мной сочное, женское тело. Откуда берётся эта мучительная, но столь необходимая нам боль? Она рождает дрожь в наших животах, обдает жаром накрепко соединённые тела, заставляет напрягаться, потеть и кричать. Последняя судорога пронизала тело с головы до ног и отступила вместе с охватившим меня безумием. Дрожь, однако, осталась, пол чуть заметно вибрировал – очевидно, начался обещанный ботаниками Выброс. Я, наконец, совсем успокоился и улёгся рядом, жадно смакуя взглядом женскую наготу. – Слушай, Коровина, – сказал я, – а как тебя зовут? Она медленно перевела дыхание и повернула ко мне растрёпанную голову. Из всей одежды на Коровиной остались только рукава футболки, а её штаны я выкинул в туннель вместе со своими. – Олеся, – сказала она и улыбнулась, потягиваясь, словно сытая кошка. Я устроился поудобнее и притянул её к себе, с наслаждением чувствуя, как трётся о мою кожу её грудь, а её фиолетовая от синяков нога ложится поверх моих ног. До сего момента я даже не представлял, как мне этого не хватало. Вообще, если постараться, за определённую сумму можно и тут найти на всё согласную девку, но от неё не получить это особое тепло и ощущение единения, которое дарит женщина, отдавшаяся по взаимности. – Очень приятно, Царь, – отозвался я. – Здравствуйте. Она засмеялась, а я почувствовал себя готовым к новым подвигам и свершениям. Оказывается, ботаники не такие уж засранцы, как я считал. Уверен, Коровиной тоже сейчас пришлось пересмотреть своё отношение к охранявшим её долговцам. Но на случай, если я был недостаточно убедителен, лучше повторить преподанный ей урок.