Лишь звуки старого рояля напомнят мне вновь о тебе

Опять меня закрыли в кабинете. Учить, учить и ещё раз учить. Эх, дядя Виталя, ну как ты мог? Я же верила тебе! А ты… Ну зачем, скажите на милость, готовить меня на различные конкурсы? Я же сказала, что не буду участвовать. У меня же боязнь сцены! Наделаю кучу ошибок и, сидя с глупой улыбкой, буду ждать приговора судей. И они, конечно, присвоят мне энное место из возможных двадцати пяти. Это будет и не первое, и не второе, и даже не третье. Как насчёт двадцать второго? Да, самое оно. Это будет позор на мою седую… эм-м, то есть русую голову. Ну за что это мне?! Я в который раз потеряю веру в себя и разучусь окончательно играть на фортепиано. Всё, буду плакать. Но от безудержных рыданий спасла до боли знакомая мелодия, звучащая в соседнем кабинете. «Вальс №7 cis-moll» Фредерика Шопена, если быть точной. Седьмой вальс Шопена до-диез минор, если уж совсем уточнить. Я играла его в начале второго курса. Волшебное произведение. А если сыграть его правильно (что не так уж и просто), то это просто гениально звучащий вальс. Но то, что раздавалось из соседнего кабинета, никак гениальным обозвать нельзя. Что за студентка дерзнула его играть? Уже середина семестра, значит, любой уважающий себя человек к этому времени хотя бы по нотам должен хорошо знать своё произведение. Не можешь в быстром темпе играть — сто раз в медленном повтори. И только потом осмелься на чуточку ускорить сей вальс. Так нет же, играет тут, будто дерзит! Да ради всех святых, что это за исполнение самой быстрой и волнующей части? Необоснованное замедление и ускорение. Непонятная динамика. Притихла. Ковыряет всё, ковыряет… Никак эту часть сыграть не может. И тут мне вспомнилась одна вариация на тему именно этой части вальса. Видела в каком-то фильме о пианистах. Потом подобрала на досуге на слух эту джазовую импровизацию и шокировала ей своего преподавателя. И сейчас мне пришло на ум показать мастер-класс этой студентке, сыграв отрывок в нереально быстром темпе с дальнейшим продолжением в стиле того китайского фильма. Получилось ещё лучше, чем предполагалось: я добавила парочку-другую свеженьких пассажей, пунктирный ритм и виртуозную разработку темы. Я и сама не заметила, как научилась таким импровизациям. Не даром, видать, дни напролёт учу сложнейшие произведения. Ощущая приятную усталость в пальцах, наконец-таки смогла расслабиться. Прислушалась. За стеной тихо, горе-студентка уже не пыталась разбирать этот вальс. Интересно, каково сейчас выражение её лица? Любопытство терзало меня недолго. Щёлкнул замок и в небольшой кабинетец зашёл невысокий лысоватый мужчина лет сорока. — Соня, чего это ты тут балуешься? Сначала получи диплом, напиши пару-тройку диссертаций, а уж потом так извращай классиков, — с доброй улыбкой произнёс мужчина. — Извините, Виталий Филимонович… — пробубнила себе под нос. — Чего не учишь Бетховена? Кто на первом курсе торжественно поклялся сыграть на государственном экзамене третью часть четырнадцатой сонаты, а? — Я учу, учу… — это всё, что смогла ответить, уткнувшись в ноты. И дёрнул же меня чёрт такое пообещать? На первом курсе я играла первую часть, более известную как «Лунная соната». Думаю, каждый из нас её слышал и, должно быть, полюбил. Вот и я рискнула попытать судьбу и взяла себе это произведение. «Как ты посмела играть эту сонату? Бездарь! Тебе до классиков как до звёзд!» — именно этими словами меня встретили на экзамене после первого семестра. Весь настрой тогда был сбит, но я изо всех сил пыталась сыграть как можно лучше. Руки тряслись, нога еле-еле могла в нужных местах нажимать на педаль, но я не сдавалась. В спину мне глядели семь пар глаз. И те, кто не сверлил во мне дыру, просто-напросто шёпотом обсуждал последние тенденции моды. Мило, конечно, но безумно сбивало. И один раз я таки сыграла не тот бас, но дядя Виталя шёпотом подсказал мне нужную ноту. И я доиграла. — М-да… — протянула моя бывшая учительница по ф-но. Она совсем недавно отказалась от меня, обозвав «ленивой девчонкой с манией величия». Как товар, меня поменяли на самую бездарную студентку нашей группы. Та девчонка не то, что ленивая, так ещё и без муз. образования. Поступила сюда по блату и радовалась жизни. Даже экзамен сдала (сдала ли вообще?) раньше остальных. А я же досталась дяде Витале, с которым мы сразу же нашли общий язык. Он был безумно рад избавиться от прежней студентки, поэтому принял меня хлебом-солью, и даже позволил исполнить мечту моего детства — сыграть «Лунную сонату». — Я не представляю, как ты вообще за два месяца умудрилась выучить наизусть эту сонату… Обычно именно с выучиванием у всех студентов проблемы… хм. Неважно, как была бездарью, так и осталась! Виталий Филимонович любезно согласился, чтобы ты играла «Лунную сонату», но сделал он это по доброте душевной. Ты — позор на его счету. Не знаю, как такой уважаемый человек может с тобой возиться вообще! Криворукая Соня Недоделкина! Начинаешь что-то — и всё. А кто над звуком работать будет? Над динамикой, вилочками, штрихами? Не поверю, что Виталий тебе не говорил о всех особенностях этого произведения! Хорошо, что я от тебя отказалась!» — Ну что же вы так, Елена Викторовна? Вполне музыкальная девочка… — вмешалась на тот момент незнакомая мне учительница. — Любовь Станиславовна, Вы её совсем не знаете! — Ладно… А ты, Кириленко, вон отсюда! — Елена зло смотрела на меня своими чёрными глазами. И я тогда вышла. И дождалась, пока все сдадут экзамен. Затем нас позвали в кабинет. По очереди, строго по списку, объявляли оценки. И только после моей фамилии, видимо, решили сделать лирическое отступление. — Кириленко, мы долго спорили с коллегами по этому поводу, но всё же решили поставить тебе 5! Но с огромнейшим минусом! Скажи спасибо своему преподавателю, он пообещал нам, что сможет раскрыть твой потенциал. Мне в это не очень верится, но всё же… Я уверенна, что ты даже не знаешь истории написания «Лунной сонаты», а… — Знаю, — неуверенно перебила я. — Тридцати двухлетний Бетховен написал её за одну ночь, посвятив семнадцатилетней Джульетте Гвичарди, в которую был влю… Меня же перебили очень резко и нагло: — Молодец, хоть что-то в твоей пустой голове есть! Но это не делает тебе чести! — толковала излюбленная мной Елена Викторовна. — Елена, ну будь ты попроще, все же видят, что ты не объективна! — наконец-то вмешался единственный мужчина из присутствующих. — Тем более, не на глазах же всех студенток! — Виталя, да ты!.. От тебя я не ожидала! — А почему, Елена Викторовна? Я, по-вашему, бездарь? Да? Но я докажу Вам обратное и не подведу Виталий Филимонович! — я больше не сдерживала чувств. Студентки с открытыми ртами смотрели на меня и не верили, что обычно тихая и спокойная девочка умеет так дерзить. — Да-да, докажу! И к концу пятого курса я обязательно буду играть все три части четырнадцатой сонаты! Или я не София Кириленко! — Соня… — улыбнулся дядя Виталик. — Ладно, давайте всё же будем обсуждать подобные вещи не при всех! Тем более, пол группы ждёт результатов экзамена, — вмешалась одна из присутствующих. С тех пор прошло уже года три, наверно. Я много чего успела выучить, поднялась на новый уровень, участвовала в нескольких конкурсах, но так и не смогла завоевать хотя бы доверие у моей бывшей учительницы. Шопен, Брамс, Моцарт, излюбленный мной Бетховен… Ничто не было признанно этой злобной преподшей. Меня признали почти все — даже те, кто в начале недолюбливал. Но не эта Елене, нет, она меня будет ненавидеть всегда! А тем временем в соседнем кабинете вновь послышались робкие попытки сыграть Шопена. «А я ведь тоже так начинала, — подумалось мне, и я смягчила своё отношение к той начинающей пианистке. — Всё-таки она молодец, что взяла это произведение. Она такая же, как и я». — Кстати, а Вы не знаете, кто это там в 96-м учит Шопена? — спросила я между прочим. — Теперь ясно, это ты решила мастер-класс показать? — улыбнулся преподаватель. — Не знаю, не знаю… Пойдём посмотрим, что ли? Ты как в том анекдоте, отодвинешь её от пианинки и скажешь: «Фигня, вот как надо!» Мы слегка посмеялись со старой шутки. Вот это и нравилось в дяде Витале: его запал, энтузиазм и юмор. Удивление не имело границ, когда я увидела, кто же всё-таки «мучил Шопена». Это была никакая не студентка, а молодой парень, которого я раньше не встречала. Наш приход отвлёк юношу от инструмента, и незнакомец вопрошающе посмотрел на нас. — Э… извините, я занял кабинет… Вы, должно быть, тут обычно занимаетесь, я сейчас уйду… — заторопился, было, паренёк. Для себя я успела отметить, что пианист-то был симпатичным: чёрные волосы, плавные черты лица, глаза цвета листвы дуба. — Нет-нет, что ты, мы просто решили посмотреть, кто же тут играет. Что-то я раньше тебя не встречал, — ответил Виталий. — Да, такое вполне возможно. Просто я здесь не учусь, а только занимаюсь по вечерам. Поэтому Вы меня и не знаете. Меня зовут Ярослав. — Ясно. Я — Виталий Филимонович, это — Соня, — представился мужчина. — А то тут эта мадама решила с тобой музыкальную дуэль провести, вот только не учла того, что ты всего лишь новичок. — Да ничего я не хотела! — буркнула. Ярослав засмеялся. — Ладно, занимайся, — с этими словами мы с преподавателем вернулись в свой кабинет. Вскоре Виталий Филимонович ушёл домой, дав мне задание заниматься ещё час. Но от скуки в тот вечер я решила поближе познакомиться с Яриком, что продолжал поигрывать вальс.