То, что прорастает на болотах.

- Рано или поздно это станет твоим проклятием... Хм. Странно. А она уже и забыла, кажется... Темари хмыкнула и надломала красивыми пальцами хрустящие снежным порохом лепестки белоснежных лилий,  оставленных на ее столе в ее доме руками ее мужа на ее же день рождения. Вдохнула-выдохнула, качнула головой ненавязчиво, скрывая уязвленную ухмылку - водяные лилии она ненавидела с давних времен, и с давних же времен Шикамару совсем не уделил данному факту абсолютно никакого внимания, не ожидала другого, ну и ладно уж... К черту. Шикамару был любим до беззвучного воя глубоко внутри, который никто никогда не слышал, до боли в сердце, которую кроме нее никто никогда не ощущал, до тяжести на плечах, которую никто кроме нее никогда не носил, Шикамару был ее до последнего пепла последней сигареты - даже он сам не знал этого, слава Ками, хватало же ума не трепаться о лишнем... Слава Ками, не так доверчива она, как уязвимая госпожа Хината, не так слаба духом, как одинокая Харуно, не такая невозможная беспробудная дура, как... Как... Да как же... Тут и так все было понятно.  - А глаза мои все-таки... Повезет ли, и вместо ленивого увальня у нас вырастет истинный воин, своенравный повелитель пустыни и ветра, как я. - Повезет ли, нет, это еще вопрос, родная - непростой ребенок будет, обрети хоть одну схожую с тобой черту, помяни мое слово... Темари дернула подбородком и тут же обхватила себя за плечи руками, чтобы не сделать лишнего.  Шутила, шутила конечно: не надо воина, не надо пустынь и ветра - вихря листьев, горечи сигаретного дыма, теплоты сонного взгляда достаточно, с головой будет! Шутила, конечно шутила: по привычке колко и злобно - ну тут уж как могла... Фыркнула бродячей кошкой тогда, и точно швырнула бы, ослабшая после изнурительных родов, из оставшихся сил, подушкой прямо в морду самодовольного лентяя, но вовремя остановила себя - на его сильных руках, сонно морща до обидного отцовское личико, легко помещаясь крошечной головкой в больших ладонях, крепко - ну господи, как же иначе! - спало самое великое в ее жизни достижение, чудо из чудес, плоть от плоти его, кровь от крови... Только бы сберечь его светлый младенческий сон подольше, о, спасибо, Ками-сама, спасибо, а она и не желала особо, как могла только... Младенец спал сном покойника. Спал днями и вечерами, спал-спал-спал, похныкивая только когда требовал еды, засыпал, тут же утолив естественный свой голод; она вроде даже мучилась от безделия в пустом, прохладном в сравнении с Суной, новом своем доме, не просыпаясь от пронзительного плача ночи напролет - она хорошо помнила беспокойного Гаару, внутри которого ненасытный монстр с младенчества требовал не только материнского молока; она отлично слышала жалобный детский плач в соседних домах, разродились они все что-то подозрительно синхронно, наперегонки спеша быть счастливыми, правильно делали скорее всего, да и без разницы уже... Она не показывала вида, не говорила Шикамару - иногда только прокрадывалась глубокой ночью в спальню спящего сына, жадно ловя ладонью дуновение легкого дыхания - жив ли еще, сколько же спать можно, чертов отпрыск Нара, это будет, будет ее проклятием, она запомнила те слова... Вполне сносная еще, на фоне остальных, Тен-Тен кривилась и скептично хмыкала - ребенок дрыхнет без задних ног, не создавая проблем, что ей нужно еще, мол, этой склочной из Песка... И правда. Она рожала Шикадая в диких муках, это было естественно - но на свет появился свет глаз ее, часть ее души, здоровый и сильный малыш, что держал головку уже тогда, когда сын будущего Хокаге только беспомощно ревел и слюнявил воспаленными деснами деревянные погремушки в лежачем положении. Учиха ушел из деревни, так и не посмотрев в лицо новорожденной дочери, Харуно рыдала дни напролет, заливая кружевное одеяльце крокодиловыми слезами, малышка Чоу-Чоу просила есть с утра до вечера, Каруи шутила, что этой малютке и трактора будет мало, Куренай-сан ростила дочь одна, похоронив на войне любимого человека и отца, Яманака... Яманака родила слабого недоношенного мальчика на рассвете через месяц после рождения Шикадая, корчась в предродовых муках двадцать часов к ряду - у ребенка не сразу открылись легкие, и она два дня билась над ним с целебными техниками, когда даже всесильная Харуно уже опустила руки - Темари хорошо знала это. Шикамару провел у ее палаты все предшествующие дни и ночи, мечась в молчаливом бессилии - в саму палату, смотреть на нее "ужасную и не накрашенную", Ино его категорически не впустила.  "И правильно сделала...", - думала Темари. "Не такая уж и дура, как оказалось", - цинично шипел внутренний голос. "С Темари все хорошо. Она устала, но чувствовала себя неплохо, и уже через полчаса после родов могла покрикивать на меня, чтобы я не дрыхнул с ребенком на руках и не пускал на него слюни", - говорил, усмехаясь, Шикамару истощенной исхудалой Ино, придя навестить ее, когда все уже было позади. - Просто у кого-то таз широковат, как раз для рождения детей, не так ли, Темари-сан? Я то за фигурой до сих пор слежу... Госпожа Нара кивала с насмешкой. Злобная язвительная змея, ваша Яманака. Улыбалась, как спустившиеся с небес ангелы не улыбаются, держа за душой многовековые льды, готовая ударить исподтишка в спину на раз-два - Темари улыбалась в ответ, щурила беззлобно безразличные глаза, сводила лопатки, возвышаясь над жалкой ею, старающейся держаться с достоинством в положении полулежа на подставленных подушках. Слабый Иноджин тоненько пищал из соседний комнаты на руках у обессилевшего Сая, болезненный ребенок, бледный и прозрачный, не должен был появляться на свет, не судьба ему была - она вырвала его когтями из рук смерти, и наверняка пожалеет об этом позже, если не уже, считала Темари. Как-то нелегко все было, не по закону жанра с недавних пор, да и пусть... Только бы сберечь этот светлый младенческий сон подольше, и не надо... Не надо этой угрюмой морщинки меж сведенных бровей, не надо упрямо стиснутых зубов, экзаменов во взрослую жизнь и миссий всех существующих классов. Непростой ребенок будет, и помяни слово его, чертов неоспоримый гений! Шикадай засовывал кулаки в карманы штанов до больного привычно, сутулил худые мальчишеские плечи, метал молнии синими глазами - и у нее перехватывало дыхание оттого, с каким совершенством старческая отцовская мудрость во взгляде дополняет каждый его вздорный непокорный жест - здесь неукротимая буря в душе, огонь в жилах вместо чакры, стылый ветер остужает ясный трезвый разум. Шикадай - редкостное сокровище, которому она никогда не скажет об этом, чтобы не утерять его ослепительного блеска. Весь в несносного своего отца, этот Шикадай... - Я с Иноджином пришел. Ино-сан угостила нас своим вишневым пирогом и вытолкала его на улицу, приказав не возвращаться до заката, потому что "нельзя столько торчать дома за своим чертовым мольбертом". А ты меня всегда затемно домой гонишь. Несправедливо. Говорил, четкими, отрывчастыми фразами, передавая чужие слова буква в букву, такой уж умный мальчик - всегда отличался превосходной памятью. Темари вытирала мокрые руки кухонным полотенцем, незаметно выглядывая во двор из-за дверного косяка - щуплый белокурый Иноджин, словно неоперившийся желторотый цыпленок, бестолково шатался по лужайке, пиная носком обуви мелкие камушки, не зная куда себя пристроить. Тонкие отцовские губы, материнские голубые глаза, космический взгляд в никуда - мелкий не по годам, на пол-головы ниже высокого сутулого Шикадая в свои тринадцать, а впрочем... Впрочем, не ей судить. Пирог она не тронула, и Шикадаю не дала - скормила птицам на заднем дворе, о наличии какого-то цветочного яда в начинке удостовериться не рискнула. Дернула плечом, рассмеялась беззвучно самой себе - ну что за бред.  Она его Шикой называла... За пятнадцать лет совместной жизни Темари так и не решилась, а она без проблем, ну еще чего, какой он Шика ей, если Ей он любимый муж. Ей и только ей, и именно любимый, не дай Ками кто узнает... Шикамару догадывается, и без слов знает, уверена она, недаром он проницательнее учителя, умнее самой смерти, мудрее самого бога - другим об этом знать необязательно.  Видела, зрение не обмануло к возрасту, к счастью ли - Яманака все еще цвела, словно водяная лилия, буйным неувядающим цветом, из-под надменно вздернутых ресниц смотрела категорично и совсем недобро, что-то не давало ей покоя в жизни, из-за чего она почти перестала смеяться и сотрясать деревню гневными воплями тоже: неладное творилось с Яманака, Темари знала с самого начала. Зрение не обмануло к возрасту, и все-таки к сожалению: на одинокой пустынной улице солнце слепит слезящийся взгляд, Ино высокая и странно истончившаяся; Ее маленький Шикадай достает ей уже почти до плеча, невыносимый ребенок, хмурит отцовские брови без интереса, но заглядывает в женское лицо напротив с несвойственным отцу напором, Ее черта, что же ей нужно от Ее мальчика... "Шика...". Словно шелест ветра в опадающих листьях, а внутри у нее стекло разбивается со звоном хрупкого хрусталя, ну какой же он Шика тебе, и какое право ты имеешь опускаться перед ним на корточки и, в кои то веки от всей души, улыбаться так широко, глядя моему сыну прямо в глаза так, что глубокий вырез на юбке съезжает слегка в сторону, открывая участки обнаженной кожи??  - У Ино-сан такие длинные волосы. И вообще Ино-сан красивая. Она рассказывала мне легенду о женщине с рыбьим хвостом, которая умертвила одинокого путника своим волшебным пением и, съев его сердце, уплыла, жестоко оставив соленые волны омывать его бездыханное тело. А когда в отчаянии осознала, что полюбила этого безымянного идиота и спустя множество дней вернулась обратно, увидела, что он больше никогда не проснется, а из груди его прорастает белая водяная лилия. С тех пор эти цветы больше не растут на суше, ты знал об этом? Ты знал, Шикамару? Темари закусывала губу и сводила к переносице досадно нахмуренные брови. Ей сын ничего не говорил: ею он жил, ее он видел, открывая глаза, под ее поцелуи в лоб засыпал темными ветреными вечерами - лишь сокровенное выкладывал отцу, лишь под его пристальным взглядом выполнял задания-поручения, ради одной одобрительной улыбки готов был отрывать от черепичной крыши ленивую свою задницу, обливаясь потом и кровью ради достижения поставленных целей: сын своего отца, тень от тени его, надлом скучающей ухмылки, тягучая тоска ломающегося хриплого голоса. Она любила это до каждой последней черточки, никто не мог знать этого более досконально, чем она сама, и только, и может... Не совсем так. Она застала Ино как-то одну на светлой, подозрительно уютной кухне - Ино делала вишневый пирог; мужа и сына, видимо, не было дома. Странный парадокс, и ни подозрительных баночек, ни ядовитых растений поблизости: Ино ссыпала сахар из пыльного мешка прямо в широкую миску, прозрачные кристаллики сыпались ей под ноги, хрустели под подошвами высоких сандалий; Ино не надела фартук, и мучные крупинки оседали на ткани узкого фиолетового топа; она вымешивала сахар с пустившей сок вишней, полностью пачкая длинные свои, выхоленные пальцы, отполированные прозрачные ногти, и, скорее, этот вишневый пирог был всем, что она умела, так и было по всей видимости.  Темари не дружила со сладостями: она готовила прекрасный карри, идеально ровно нарезала сашими из тунца и никогда не пережаривала курицу для яичной лапши - пришлось научиться, принцесса Песка, королева пустынных бурь, сильнейшая из сильнейших народа своего. Кому нужны воины, кому нужны пустыни и ветры - вихрь русальих волос, горечь увядших ландышей, северное море в голубых глазах. Достаточно... Хватит. Водяные лилии она ненавидела с давних времен... - Это для Ино-сан... В ее магазине такого не продается, я читал, водяные лилии лучше всего растут на болотах. Пришлось порядочно измазаться конечно, прежде чем их найти. Как думаешь, ей понравится, отец? Почему ты так смотришь на меня... Отец? Темари случайно дернула рукой и порезала пальцы об осколки надтреснутой чашки.  Яманака родила слабого недоношенного мальчика на рассвете через месяц после рождения ее единственного сына, корчась в предродовых муках двадцать часов к ряду - Шикамару провел у ее палаты все предшествующие дни и ночи, мечась в молчаливом бессилии. Это стало ее проклятием, как и предрекал кто-то страшный и умный. Водяные лилии живут на болотах, и там же должны оставаться, это было бесспорно. Она его Шикой называла, и без разницы уже, на самом деле, кого же из них двоих... Темари устало прикрыла глаза и подперла спиной стену в поисках опоры. Устала. Ее младенец спал сном покойника когда-то.  Покойники продолжали спать снами младенцев...