Проклятая

«Море волнуется раз... Море волнуется два...» Елене казалось, что она попала в детскую игру, что ее и впрямь накрыло волной, она не могла сдвинуться с места и не слышала ничего вокруг. Вот только другие участники игры бессовестно нарушали правила — как в замедленном сне девушка увидела взлетающий кулак старшего Сальваторе, болезненно и жестко столкнувшийся с грудной клеткой брата. Стефан пошатнулся, попытался ударить в ответ, но мощный хук в челюсть свел на нет все его усилия постоять за себя. Елена видела, как гневно исказился рот Деймона, как он выплевывал какие-то слова, обращаясь к брату, Стефан отвечал ему, ощерившись, но, как Гилберт ни старалась, она не могла стряхнуть с себя оцепенение и вмешаться. Когда Деймон вцепился в ее руку и поволок за собой, Елена все еще озадаченно оглядывалась назад, на стоящего на коленях парня, кривящегося от боли и провожающего их ненавидящим взглядом. Случившееся казалось сценой немого кино, дико было быть свидетелем жестокой драки, но не услышать ни звука. Но, что хуже всего, девушка не чувствовала ничего, совсем ничего — ни сострадания к безвинно пострадавшему Стефану, сплевывающему кровь сквозь разбитые губы, ни к Деймону, шокированному, тем, что увидел. Тот ужас, который испытала Елена в момент, когда увидела убийственный взгляд Сальваторе, будто выжег все внутри, оставив одну только пустоту. Девушка покорно позволила тащить себя к машине, не сопротивляясь и никак не реагируя. И только когда Деймон отпустил ее, выуживая ключи, девушка вышла из ступора. Вырвав руку из жесткого захвата пальцев, Елена отшатнулась, припомнив весь тот миллион причин, почему ей стоило держаться подальше от Деймона Сальваторе. Липкий, тягучий страх скрутил живот, она попятилась прочь. - К-куда? - зло процедил обозленный парень, обхватив ее за талию и притягивая к себе. - Мы с тобой еще не закончили. - Не трогай меня! - взвилась Елена. - Не смей ко мне прикасаться, Сальваторе! - Твою мать, Гилберт, не дергайся, - предупредил он, покрепче перехватывая изо всех сил сопротивляющуюся беглянку. Однако та все равно что обезумела: извиваясь всем телом, Гилберт слепо колотила кулачками куда придется — в подбородок, в грудь, в плечо... Особенно удачный удар пришелся в солнечное сплетение и выбил напрочь воздух из легких, Деймон сдавленно охнул, но не ослабил хватки. Грубо прижав Елену к себе, одной рукой он перехватил ее волосы, намотав на кулак. Та затихла, затравленно глядя в потемневшие злые глаза. - Мне похер на все, что ты скажешь, - всесокрушающая ненависть сквозила в каждом слове. - Мне похер, чего ты хочешь. Ты будешь делать то, что скажу тебе я, поняла? Елена дернулась, сознательно причиняя себе боль. Волосы в захвате его ладони натянулись так, что затылок засаднило. - Отпусти меня. - В другой жизни. - Сейчас, я сказала! - Заткнись, Гилберт, просто заткнись и садись в машину! Извернувшись, та попыталась укусить его ладонь, однако Деймон успел отвести руку и с презрительной насмешкой посмотрел ей в лицо, когда громко клацнули зубы. - Вариантов два: ты сядешь сама или я тебя запихну в машину силой. И, поверь, тебе не стоит бесить меня еще больше! Елена ответила разъяренным взглядом. - Я не твоя собственность, Сальваторе! Убери от меня свои гребаные руки и вали на хер, ясно? - Блядь, - выругался взбешенный парень. - Ты не поняла?! Подсечкой сбив ее с ног, Деймон широко распахнул дверь «Камаро» и вместе с Еленой грохнулся на водительское сиденье. Не теряя ни секунды, он блокировал салон машины и стряхнул свою ношу на соседнее кресло. - Охренел? - прошипела девушка, хватаясь за ноющие плечи. - Не больше, чем ты, дорогая! Он даже не смотрел в ее сторону. Лицо его похоже на восковую маску, лишь неимоверной силой воли Сальваторе держал себя в руках. Противный липкий страх сушил горло, и Елена непроизвольно сглотнула. В горле сушь, как в пустыне, отчаяние билось в глотке, силясь выйти криком, стоном, слезами, но — нет. Позже. Позже она будет выть, зажав голову между колен, и проливать реки слез. Потом, когда останется одна, она будет жалеть себя, и его, и то, что жизнь оказалась подлой сукой и лишила той малости, о которой молило сейчас сердце — протянуть руку, коснуться испарины, выступившей на лбу дорогого ей человека, провести ладошкой по щеке, заглянуть в пропитанные злостью и обидой глаза и пообещать, что все будет хорошо. Хорошо... Господи, слово-то какое глупое! Елена с трудом сдержала жалкий всхлип, тупо уставившись в лобовое стекло. Деймон набрал полную грудь воздуха и медленно выдохнул. Потом снова. Пальцы мертвой хваткой вцепились в руль, кожа на костяшках побелела и натянулась. - Блядь, блядь, блядь! Он с силой грохнул сжатыми кулаками о приборную панель. Елена втянула голову в плечи, искоса глядя на беснующегося парня. - Я хочу убить тебя, Гилберт, - глухо пробормотал Деймон, избегая даже смотреть в ее сторону. - Ты даже не представляешь, как я хочу сейчас сжать твое горло и ощутить, как ты задыхаешься, как молишь о пощаде. Ты гребаная сука, Елена. Ты... Соври мне, Елена, скажи, что я все неправильно понял, что мне все привиделось! И я поверю тебе. Я так хочу тебе поверить! Зажав голову в стальные тиски ладоней, Сальваторе короткими урывками втягивал в себя воздух. Давился каждым вздохом, судорожно сглатывал — и снова пытался дышать. И не было никаких сил смотреть на такого Деймона Сальваторе! Его потерянный вид, его болезненное отчаяние рвало душу в клочья. Елена несмело положила руку на сгиб напряженного локтя, едва прикасаясь к тонкому темному шелку рубашки. Тяжело мотнув головой, Сальваторе, наконец, мазнул мутным взглядом по салону машины, будто не понимая, где оказался, и только потом сосредоточился на ненавистном сейчас лице. - Какого х*я ты творишь? Она не могла ответить, но и глаз отвести не могла. Ей нужно было запомнить эти постаревшие, как будто выцветшие сейчас глаза, эту посеревшую кожу, обтянувшую напряженные скулы, эти искаженные злостью губы... Запомнить — чтобы держаться подальше. Сбежать, если придется. Только не быть причиной его страданий. - Твою мать, Гилберт, вчера ты была долбанной девственницей и устроила мне гребаный секс-марафон. Ты поимела меня и свалила, не сказав ни слова. Я, блядь, с ног сбился, разыскивая тебя! - сорвался он на крик. Шандарахнув еще раз по панели так, что внутри что-то жалобно зазвенело, Сальваторе запрокинул голову назад, стукнувшись затылком о край сиденья. Циничная усмешка тронула искусанные губы. - И нашел, да. Когда ты пыталась оттрахать моего ублюдка-брата. Или все-таки оттрахала, а я пришел ко второму действию? Слова рвались из горла, и страшно хотелось объяснить, рассказать, стереть с его лица печать ненависти и презрения. Но Елена лишь крепче стиснула зубы и заставила себя отвести в сторону взгляд. Елена... Распластанная Елена с раскинутыми по простыни руками. Улыбается так, что сердце колотится где-то в горле. Изгибается, сладко стонет под его братом... Горький смех вырвался из горла Сальваторе, он до отказа вывернул ключ в замке зажигания и утопил в пол педаль газа. Свистя покрышками, «Камаро» сорвался с места. Набирая скорость, машина понеслась прочь от сонного города. За окном мелькали деревья, непроглядная ночь разрывалась только светом фар. Елена настороженно смотрела на стрелку спидометра, скорость была сумасшедшей, но, судя по всему, Сальваторе и этого было мало. Когда впереди показался крутой поворот, стрелка подбиралась к отметке в 150 миль. Даже не убрав ногу с газа, он стал резко выворачивать руль. Машину повело, и лишь каким-то чудом они не вылетели на обочину, из под колеса звонкой дробью разлетелась щебенка. Выходя из поворота, «Камаро» завилял по дороге, Деймон хищно усмехнулся и отпустил руль совсем. Действуя, скорее, инстинктивно, Елена вцепилась в его руки. - Не надо, пожалуйста, не надо! Ей было страшно. Не за себя — она, быть может, была бы счастлива поставить точку в том фарсе, которым стала ее жизнь. Но не он. Только не он. - Деймон, прошу тебя! - Неужели? Ты открыла, наконец, свой рот и что-то сказала мне? Дикий, лихорадочный взгляд. Он снова и снова прикусывал нижнюю губу, и эти острые зубы, такие ослепительно-белые в окружающей темноте, притягивали взгляд, не отпускали. Она смотрела в уголок его рта не отрываясь, желая и не желая видеть, как темнеет губа от прилива крови. В животе сворачивался тугой клубок, сплетенный из страха — страха за него, и запредельного, выворачивающего наизнанку желания. Поймав ее взгляд, Сальваторе ударил по тормозам. Елену снесло вперед, но сильная рука удержала от столкновения со стеклом. Проехав еще несколько метров, машина дернулась и встала на обочине. - У меня есть пара сотен вопросов, Елена. А у тебя как раз сейчас появилось желание на них ответить, правда? - он издевательски улыбнулся. Девушка сверлила его взглядом исподлобья, изо всех сил стараясь удержать маску равнодушия на лице. - Ты оглохла, Гилберт? - Деймон начинал терять терпение. - Или нам стоит совершить еще одну маленькую поездку, чтобы твой язык развязался? Язык... Ее язык... Вспоминая, как дерзкий язычок вторгался в его рот, сталкивался с зубами, пробовал на вкус изнанку губ, он снова стал задыхаться. Как она может быть такой? Порочной и манящей одновременно. Ее язык... Елена упрямо молчала, но что-то в мерцании ее глаз подсказало Сальваторе, что та не настолько спокойна, насколько пытается показать. - А, знаешь, Гилберт, черт с ней, с сотней вопросов. Ответь всего на один. Что ты сделала со мной, гребаная сука? Его пальцы легли на затылок, собирая горстью распущенные волосы. Деймон с силой дернул руку назад, наклоняясь на лицом Елены. - Что ты сделала со мной, проклятая ведьма? Я... - он шумно выдохнул. - Я... Я постоянно думаю о тебе, Гиберт. О том, как это сладко — быть в тебе, на тебе, под тобой. Я, блядь, хочу снова почувствовать как ты... обволакиваешь его. Жаром, влагой... Собой, Гилберт, собой. Твою мать, я хочу тебя. Каждую минуту я думаю о том, как я охеренно, невыносимо тебя хочу. Девушка сжалась под пристальным, немигающим взглядом. Господи, что он вытворяет?! От его внезапно охрипшего голоса, от слов кругом плыла голова. Она больше не могла видеть этот рот с истерзанной нижней губой, эти сумасшедшие глаза, вопрошающие ответов. Елена попыталась отвернуться, но жесткие пальцы удержали ее подбородок. Сальваторе приблизил свое лицо к ее. Теперь он был так близко, что Гилберт видела, как на его виске быстро-быстро бьется жилка. От близости его губ, от ощущения дыхания на коже немели скулы. - Знаешь, что я делал этим утром? - и без того хриплый голос сел окончательно, его слова были похожи на хрип. - Ты снилась мне, Лена. Твои блядские влажные губы. И как ты всхлипывала подо мной. И твои колени стискивали мою задницу. Ты протяжно кричала, блядь. И терлась своими о*уенными гладкими бедрами. Я проснулся от того, что у меня стояло так, что было больно. И я.. Я пошел в душ, Гилберт. Я пошел в душ, и я думал о тебе. Думал, как хочу снова ощутить твое нутро, как хочу твой рот... Твой влажный, глубокий рот. Я... Я покажу тебе. Так будет правильно. Звук расстегиваемой молнии ворвался ураганом в ее уши. Приподняв бедра, Деймон стянул к коленям джинсы, высвобождая напряженную плоть. Рука его легла на основание, мягко поглаживая. - Я стоял в душе, Елена, и дрочил, как мальчишка. Представлял, как вторгаюсь в твой рот — глубоко, до самого дна твоей лживой глотки. Как толкаюсь тебе в губы и вижу распахнутые глаза. Как твой язык порхает по нему, а я держу твою голову и... Что-то не так было с его руками, которые двигались сейчас вверх-вниз, прихватывая плоть. Что-то не так... Зачарованно глядя на отливающее белизной голое тело, она, наконец, поняла, в чем дело. На руках проступили вены. И именно зрелище этих набухших вен, этих пальцев, ласкающих мужское естество, стало отправной точкой ее безумию. Елена смотрела, как вздымается грудная клетка Деймона, как тяжело он дышит, как с его губ срываются грязные словечки — и понимала, что еще никогда в жизни не хотела его так всесокрушающе. Гилберт поймала себя на том, что дышит в унисон ему, она слышала его сердце. Но... Нет. Нет-нет-нет-нет, Деймон, пожалуйста, нет! Я — твоя смерть, не делай со мной этого! Я не переживу, если убью тебя! - молилась она про себя, отводя глаза по миллиметру. Кожу жгло огнем, в горле скопилась слюна. То, что она видела сейчас, было так бесстыдно и так... возбуждающе. - Твой рот, Лена. Твой поганый, лживый рот. До дна, так, чтобы тебе стало больно. Твои губы, такие тугие, вокруг него... Блядь... Он простонал сквозь стиснутые зубы, отяжелевшие веки на пару мгновений опустились, прикрывая глаза. - Я... Я мог бы кончить сейчас, уже сейчас, понимаешь? - и снова этот голодный взгляд. - Но... Мне мало, Гилберт. Мне... Нужно... Сальваторе задыхался, глядя на нее. Рука его легла на шею, сдавила горло, опустилась ниже, взяла в захват грудь. Сквозь ткань топа Деймон сжал сосок. Девушка выгнулась, тесно прижимая лопатки к сиденью. Как можно противится этому иссушающему жару? - Н.. Н-не надо. Это что — ее голос? Если да, то Елена ненавидела его. Голос предал ее, в каждом выдохе, вытакивающем буквы изо рта, была похоть. - Не надо что? - Деймон поддел лямки бретелей и потянул вниз ткань, стаскивая вместе с топом и бюстгальтер. - Не надо хотеть тебя? Ты опоздала, сука. Горячие сухие губы нашли ее шею, Сальваторе лизнул ключицу, прихватил зубами тонкую кожу чуть выше. Елена едва не застонала, но, держась из последних сил, лишь содрогнулась всем телом. Кровь... Ее кровь кипела, и пузырилась, и требовала вцепиться в иссиня-черные пряди, потянуть их на себя, ткнуться в эти темные, порочные губы, выплевывающие грязные слова, пить их... - Два дня в тумане, Гилберт. Мечтая о том, как вторгаюсь в тебя, в твое распростертое, доступное тело. Слишком доступное, да, Елена? Болезненая гримаса исказила безупречные черты, и снова девушке захотелось умереть, лишь бы не видеть, никогда не видеть этого презрения в суровой складке губ. - Ты... Я ненавижу тебя, Гилберт, но, блядь, ты нужна мне, - рука опустилась на ее колено, пальцы двинулись вверх. Елена судорожно сжала ноги. - Какого х*я? Теперь будешь строить из себя святую непорочность? Дай мне, Гилберт. Дай себя. Может, когда я оттрахаю тебя, когда ты будешь кричать, прогибаясь под моим членом, я перестану тебя так дико хотеть. Я смогу думать о чем-то еще, кроме того, какая ты... там. Жаркая, узкая... Такая о*утельно тесная, - голос его сорвался, Сальваторе с шумом втянул в себя воздух. - - Иметь тебя. Грубо, жестко. Вколачиваться так глубоко, как только смогу. Видеть, как искажается твой рот, когда ты будешь кончать. Отъ*бать тебя так, чтобы ты задыхалась. Так же, как задыхаюсь я. Блядь, Ги-илберт! Стиснув до синяков плечи, он сомкнул губы на соске, теребя по набухшей вершинке кончиком языка. Елена утопила ногти в своих ладонях, оставляя глубокие борозды. Он не понимает, не понимает... Но когда пальцы, ласкающие бедра, приблизились к краю трусиков, она не сдержалась и коротко выдохнула. Мужская рука провела по ткани, нащупав влагу возбуждения. - Ты сочишься желанием, Гилберт. Ты, гребаная шлюха, хочешь меня так же сильно, как я тебя, да? Елена не была уверена, что ему нужен ответ. Сальваторе словно обезумел. Сжав в руках клочок ткани, он с силой дернул, отшвыривая в сторону испорченное кружево. Его пальцы запорхали, поглаживая, тиская, лаская женскую плоть. Они скользнули во влажный жар, растягивая ее, изучая... Несмотря на темноту, окутавшую их, Деймон знал, что ее кожа порозовела, он чувствовал это, вторгаясь пальцами внутрь такой желанной, такой порочной плоти. Он каким-то таинственным образом обрел способность чувствовать ее тело. Оно отзывалось на касание пальцев, на движения губ, Деймон точно знал, что и как сделать, чтобы ей было так хорошо, как только возможно. Гилберт сочилась похотью — в этом он был уверен. Ему не нужно было видеть ее лицо, чтобы знать, как мучительно она напряжена сейчас, чтобы быть уверенным в ее готовности дать ему все, что он хочет. Но он все-таки смотрел — на закушенную губу, на трепещущие веки, на испарину на лбу... На то, как Гилберт пыталась сдерживать стоны, рвущиеся из груди... Это было завораживающе. Он и не думал, что может вожделеть ее больше, чем сейчас, но правда была в том, что, видя мучительную гримасу, с которой Елена пыталась удержать в себе всхлипы, и неравномерно вздымающуюся грудь, Сальваторе задыхался. Его возбужденная плоть надсадно болела от необходимости почувствовать ее. Целиком. Отодвинув водительское сиденье, Деймон перегнулся над соседним креслом, легко подхватывая девушку, и усадил ее себе на бедра. - Ну же... Ты ведь хочешь, - срывалось у него с языка. - Возьми меня, Гилберт. Хватит трахать только мой мозг. И тут он увидел ее взгляд. Смертельно напуганный. Остановившийся. И эта ее губа... Она впилась в нее так, что Деймон почувствовал запах крови. Ее восхитительной, будоражащей, блядской крови. - Нет. Пожалуйста. Отчаяние. Его было так много,что он едва не поперхнулся им. Но в глубине темных глаз полыхало пламя — то самое, которое уже уничтожило его самого. Елена положила ладони ему на грудь, она хотела оттолкнуть его, остановить. Поздно. Слишком поздно. Рывком притянув к себе послушное тело, он одним точным движением вошел в нее, зашипев от удовольствия. Все так, как он помнил — обжигающий жар в тисках узкой плоти. Нет, это было лучше. Это было в миллионы раз лучше, потому что Гилберт сжала его мышцами, так сильно, так полно, что Деймон боялся разрядиться тут же, прямо сейчас. Но нет — он хотел больше, много больше. Этот рот... Ее губы, искаженные страстью или страданием — не важно. Важной была крохотная капелька крови, застывшая на нижней губе. Он подался бедрами вперед, проникая еще глубже, а губы, наконец-то, нашли ее рот. Ни грана нежности не было в его поцелуе, лишь бьющее по нервам желание. Язык Деймона ворвался внутрь, скользнул по небу, провел по зубам. А потом он впился в эту чертову прокушенную губу, слизывая кровь. И это было... запредельно. Толкаться внутрь ее лона, быстро, жестко, чувствовать на языке ее кровь... Он и сам не заметил, что изо рта его вырывается грубый, утробный рык. Вампир. Он чувствовал себя сейчас вампиром. Эта кровь — такая охеренно сладкая, и соленая, и горячая.. Она была как самый о*хуительный наркотик. Поймав себя на этой шальной мысли, Деймон оторвался от ее рта, с неверием глядя на выгибающуюся в пояснице девушку. Если уж мы нарушаем все правила, и мне гореть в аду... Вот только он не был гребаным принцем Эдвардом, а она уж точно не была наивной неискушенной Беллой! И все-таки эта девушка, дрожащая, сокрушающаяся под его глубокими выпадами, творила с ним что-то невероятное. Он никогда не был таким — помешанным на влажно блестящем, горячем теле, на этой ее чертовой крови, ее глазах, ее плоти. Все остальное потеряло смысл — только она, только эти сумасшедшие толчки вглубь, в нее, так глубоко, как только можно. Деймон вцепился в ее бедра, насаживая на себя еще. И еще. Он мог бы умереть так, корчась в муках желания. Только чертова сука Елена Гилберт имела смысл, все остальное растворялось, исчезало, и Сальваторе уже не был уверен, существует ли мир за пределами тесной кабины «Камаро». - Блядь... Как... О*уительно... Хорошо. Рваный всхлип. И она ответила. Она наконец-то ответила. Приподнимаясь на бедрах, она затанцевала на его члене. Подаваясь вперед, прогибая спину. Ее лопатки уперлись в руль, волосы разметались черными змеями по вспотевшему телу. Елена казалась какой-то языческой богиней, в глазах ее был жар, и обещание наслаждения, и... темная сила. Он увидел ее, когда Гиберт, приподнявшись, почти выпустила его из себя, а потом вновь опустилась на него своим лоном, впитала его, когда ее рот открылся в беззвучном крике, а глаза стали большими, такими большими, что он смог рассмотреть в самой их глубине эту мощь. Подчиняющую. Заставляющую забыть обо всем на свете. Но уже в следующий момент Сальваторе не смог думать об этом — он услышал, наконец, ее стон. Низкий, приглушенный. И такой возбуждающий... Зарычав, Деймон стиснул тисками девичьи бедра, вколачиваясь в тугую плоть снова и снова. - Блядь, мало, Гилберт, мало. Кричи для меня. Я хочу слышать, как ты кричишь от удовольствия, знать, как распирает тебя, когда я вхожу. Так глубоко. Так... Рука его проникла туда, где соприкасались их тела. Подушечкой большого пальца он провел внутри — там, где сосредоточилось ее напряжение. Где было мокро и обжигающе-горячо. И тогда он услышал это. Ее божественный крик. Гилберт протяжно закричала, выгибаясь на нем. Ее движения стали неуправляемыми, а взгляд диким. Она откинулась назад, выставляя напоказ отливающую перламутром, набухшую грудь. Дерзкие соски сводили его с ума. Не прекращая движений пальцев, он с рыком втянул в рот сладкую вершинку, покусывая ее. Ощущать, как по телу Елены проходят судороги удовольствия, было... потрясающе. Неимоверно. О*хуенно. - Моя, - прорычал он, оставляя засосы на груди, плечах, шее. - Ты моя, Гилберт. Внутрь, вглубь — до конца. - Не отдам. Он весь, без остатка был в ней. Там, глубоко-глубоко, где сейчас рождалось пламя, готовое вот-вот поглотить его, Деймона Сальваторе. Идиота, одержимого этим телом. - Лучше... сдохну, - пообещал он то ли ей, то ли себе. - Но. Не. Отдам. И тогда это началось. Экстаз выкручивал каждый нерв, каждую мышцу. Он вспарывал острым наслаждением каждую клетку горящей кожи, препарировал мозг. Абсолютное. Непередаваемое. Блаженство. - Ты убиваешь меня, - смог выдохнуть Деймон, пропадая в ощущении немыслимого удовольствия, взрываясь внутри ее тела. Перед глазами все поплыло, и сил осталось ровно столько, чтобы прижаться губами к ее ключице, и вдыхать пряный запах ее возбуждения. И ощутить на самой грани восприятия, как вплетаются в волосы тонкие пальцы, даря долгожданное освобождение. Елена до сих пор не верила, что смогла остановится. Это было невозможно. Немыслимо. Не тогда, когда оглушительный оргазм накрывает, как цунами. Все ее попытки балансировать на грани с треском провалились, как только Сальваторе вошел в нее. Она больше не могла думать — только чувствовать. Видеть океан чистейшей, безудержной силы, зарождающейся в нем. Самой желанной, такой правильной силы. Елена тянулась к ней всем своим существом, она хотела ее так же сильно, как мужчину, вторгающегося в нее. Сильно. Страстно. До жжения в кончиках пальцев. И... она уже коснулась ее. Успела впитать самую малость, и эта малость разливалась внутри блаженным светом, уничтожая дикий голод, сметая его приливной волной. Она хотела пить из этого океана силы снова и снова, пока не впитает последнюю сверкающую капельку того волшебства, что затавило почувствовать себя... живой. Ты убиваешь меня... Он не знал, не мог знать, насколько прав. Но именно эти слова, сорвавшиеся с пересохших губ Сальваторе, заставили ее остановиться. И один только Бог — или Дьявол — ведал, чего ей это стоило! Находясь на грани безумия, содрогаясь от конвульсий сокрушающего экстаза, она каким-то чудом сумела сдержаться. Невозможно. Немыслимо. Не тогда, когда, казалось, даже кожа плавилась от наслаждения. И.... Елена понимала, что не сумеет остановится в следующий раз. Потому что теперь знала, какого это — сумасшествие Деймона Сальваторе. Знала, как много он мог бы дать. И каких сил стоит отказаться от него. Вздрагивая всем телом, она позволила себе последюю ласку, переплетая ладони в черных, как вороново крыло, волосах. Наслаждаясь тяжестью его головы, уткнувшейся в шею. Он все еще был внутри — обессиленный, опустошенный, но даже сейчас ощущение его плоти будоражило. Почувствовав, что мужчина приходит в себя, Елена приподнялась, выпуская его из себя, и отодвинулась, упираясь спиной в руль. Потерянный, хмельной взгляд прошелся по ее телу, отмечая синяки на плечах и бедрах, дорожку засосов по шее, спускающуюся к груди. Деймон широко распахнул глаза и уже открыл рот, пытаясь что-то сказать. И тогда заговорила Елена. - Ты больше никогда не прикоснешься ко мне, Сальваторе. Перекинув ногу, она вернулась на свое сиденье. Приводя в порядок одежду, девушка избегала смотреть в его сторону. Однако, когда она уже потянулась к ручке двери, Елена бросила быстрый взгляд на Деймона. - П-прости, - выдавил он из себя, касаясь кончиками пальцев темных отметин на плечах. Нет, только не это! Нельзя позволить ему испытывать чувство вины. Она должна положить этому конец раз и навсегда. - Уж лучше Стефан, - процедила сквозь зубы Елена и, распахнув дверь, оставила его одного.