Лекция

— Филиппов, зайди ко мне, — заполняющего отчет по делу «Квартала 88» и «скинхедов» Дмитрия, отвлек голос «любимого» товарища Волынского.       Ребята вообще были против того, чтобы Фил прикасался к документации по этому делу — лишняя душевная травма никому не нужна, но капитан настоял на своем. Тем более, что Лернер и Стрельникова уехали в поддержку к маме Миши. — Может ты поедешь к ней? — Антону было больно смотреть на женщину, которая потеряла любимого сына и надежную опору под ногами. — Ей и без меня плохо, а тут еще и я со своей постной физиономией, — мужчина был прав — выглядел он после смерти друга не лучшим образом — в глазах потух какой-то огонь. Разговорчивый и жизнерадостный, офицер стал молчаливым и задумчивым. Тоха хотел что-то добавить, но коллега тут же перебил его: — Ну и что, что она меня не винит в его смерти? Я и так отлично понимаю, что в этом виноват я. И, ребят, не надо… Пожалуйста, давайте без этого. — Что-то мне это не нравится, — негромко произнес оперативник. — И вроде морду никому в последнее время не бил, — печально усмехнулся Фил. — Товарищ полковник, стесняюсь спросить, каким местом я к престижу полиции отношусь, — от сказанного начальником хотелось засмеяться в голос. Его, человека, совершенно вспыльчивого, хотят отправить к студентам академии МВД провести лекцию! Дмитрий никогда не пылал к обучению кого-либо чему-либо какой-то тяги. Да и намного больше его знает их Тоха. Чего же вызвали именно Филиппова? — Твоя работа, проще говоря — распугать всех слабаков. Приходят идеалисты, а потом у нас психика расшатанная и мы оказывается к этому и не готовы были, — полковник изобразил искреннее удивление. Конечно же, это был сарказм. — Расскажешь им о жизни своей суровой, о работе.       «Дожил, Фил, тобой уже студентов пугают», — второй раз за день усмехнулся офицер. — И половина тут же сбежит прямо из аудитории.

***

— Здравствуйте! — громко обратил на себя внимание офицер. Галдевшие до этого студенты разом повернулись к вошедшему в помещение Филиппову и удивленно воззрились на него. Он, набрав в легкие побольше воздуха, продолжил, пройдя к трибуне: — Меня зовут Дмитрий Филиппов. Я капитан полиции, оперативный работник отдела убийств. Меня пригласили для того, чтобы я смог ответить вам на интересующие вас вопросы. Начнем? — Да-а… — не совсем уверенно загалдела молодежь. — Давайте так — за дисциплину я никому ничего говорить не буду, но вы и сами уже не дети, должны понимать. Имейте уважение друг к другу. Кто начнет? — Можно я? — робко потянулась вверх рука на задних рядах. — Конечно. — Вот вы сказали, что вы опер в убойном отделе. Насколько у вас разные бывают преступления? Ну вот казалось бы, что убийства должны быть подобны друг другу, но я не думаю, что у вас так все однообразно. — Хороший вопрос, — искренне улыбнулся Дима. — Вы правы — дела у нас бывают разные. Ревность, алчность, корысть, злоба — всего этого с головой хватает. Родители убивают детей, дети убивают родителей, дети делят наследство. — А работа очень опасная? Часто ли вам достается? — Работа опасная. Легко можно поймать шальную пулю, могут избить до полусмерти. — А с вами такое случалось? — Случалось. Четыре месяца в коме — сами понимаете, не самые приятные воспоминания. — Да вы лжете! Это самая легкая профессия! — авторитетно выкрикнул молодой пацан в дырявых джинсах и с массивной цепочкой на шее. — Да ладно? — испепеляюще взглянул на него Фил. — Очень? Особенно, когда на твоих глазах убивают твою девушку и твоего друга. Не правда ли? — Да вас послали сюда, чтобы нас напугать! Вы сидите где-то и бумажки перебираете! И никто не бил вас. — Подойди поближе. Да не бойся, солдат ребенка не обидит, — по аудитории прокатился смешок. — А теперь внимательно посмотри на мою правую бровь. Что ты там видишь? — Шрам. Брови не хватает. — Вот это и остался шрам после того избиения. А Миша… Подожди, — капитан полез в карман пиджака. — Это удостоверение. Но не моё. Открой. — Ильинский Михаил Дмитриевич. Снято с учёта. — Ты наверняка знаешь, что офицеры обязаны с собой носить свое удостоверение. По регламенту оно должно было быть сдано в архив или отдано родственникам, но оно у меня. Как думаешь, почему? — Почему? — словно китайский болванчик повторил вопрос парень. — А потому что мой друг погиб, прикрыв меня от пуль. Ему было всего тридцать лет. У него осталось две сестры и старушка-мать, которая вне себя от горя. Это очень опасная работа. И не только для вас, но и для ваших родных. Садись, парень. — А расскажите… — А что у вас… — А как…       Вопросы посыпались на офицера как из рога изобилия и он не успевал на все отвечать. Вместо положенного часа двадцать группа просидела, разговаривая о работе, вдвое больше. Они не хотели отпускать Дмитрия, но тот заверил их, что еще обязательно придет. И будет рад встретиться с ними уже непосредственно в работе.

***

— Филиппов, мне приказали передать тебе устную благодарность и выдать премию! — С чего бы это, Петр Сергеич? — После лекции твоей сын одного богатенького папаши сломя голову умчался из Академии! Отец счастлив! Скажи, что ты ему наговорил? — Рассказал все, как есть. — Если ты рассказывал с таким выражением лица, то он вылетел из аудитории первым! — Не поверите, меня даже слушали. — Почему бы и не поверить? Тебя иногда очень интересно слушать, особенно — когда докладываешь о том, что преступник дал признательные показания. — Приятно. Пётр Сергеевич, отпустите нас с Бойко? Саша допросила Уфимцева — она не успевала новые листы брать, чтобы показания записывать — роман он что ли решил написать? — усмехнулся опер. — А я о чем говорил, — улыбнулся в ответ начальник. — Конечно, идите. Но завтра, чтобы оба, как штыки, на работе! — Непременно! — Сань, я тут нас у Волыны отпросил… Съездишь со мной на кладбище? — коллега глубоко вздохнул. — О чем речь? Сейчас, я только показания Валентине Палне занесу. — Я тебя тогда в машине подожду, хорошо? — Хорошо, — старлей хлопнула товарища по плечу.       «Ох, как же курить-то хочется», — собственные слова, сказанные Тохе на похоронах, раздались в голове, заставив вспомнить то ощущение беспомощности, которое он чувствовал тогда и которое чувствует до сих пор, пусть и не в такой степени. — Задумался? — на плечо Фила опустилась изящная женская ладошка. — Есть немного. Поехали?       Вся дорога прошла в каких-то негромких, неважных разговорах. Ведь самое важное Саша услышала после, — уже на кладбище, наблюдая за тем, как осторожно Дима поправил рамку с фотографией товарища, — в жестах и невысказанных словах. — Ну здравствуй, Михей…