Тебя нет.

«Услышав голос лучшей подруги, Саяка, должно быть, хоть как-то отреагирует!» Слова Кёко были полны уверенности, и Мадоке хотелось ей верить. Эта низкорослая рыжая бестия, вечно что-то жующая, вообще внушала доверие. Ободряющая улыбка на миг стала проблеском надежды в душе Мадоки. Девочка до сих пор не могла избавиться от образа мёртвой Саяки, безвольно обмякшей в руках Кёко. Она отчетливо помнила, как её подругу бережно опустили прямо на гравий, как безуспешны были попытки нащупать пульс, как тусклые голубые глаза безвольно уставились в небо. Эти образы пожирали, разъедали Мадоку изнутри, но сейчас, когда она искренне верила в шанс снова увидеть улыбку на губах Саяки, снова обнять её и посмотреть в глаза, полные искренней любви, эта гнетущая аура на миг стала прозрачной, теперь у нее было главное - надежда. До последнего она верила. Когда Кёко замолкала, по пути к заветному месту, Мадока невольно воспроизводила в сознании самые тёплые моменты её жизни. Она прекрасно помнит, как носилась возле своего дома по ярко-зеленой траве, иногда останавливаясь, чтобы зарыться носом в какой-нибудь цветок, после чего, разумеется, чихала. Именно этот звук отвлёк внимание девочки, неспешно проходящей мимо. Она остановилась, наблюдая за странным поведением своей сверстницы. Радостная, раскрасневшаяся от хохота, она казалась невесомой, лёгкой. Мадока навсегда запомнит и тот момент, когда она совершенно случайно повернула голову в сторону своего наблюдателя - красивой голубоглазой девочки, сразу же полюбившейся Мадоке, с первого взгляда. Не раздумывая, Мадока сорвала нежно-голубой цветок, чьего названия она не помнит, и молча вручила его недоумевавшей Саяке. - Это… Ещё зачем? - тихо пробормотала Саяка, неуверенно принимая подарок. - На тебя похож! - радостно смеясь, Мадока схватила новую знакомую за руку. Так как Саяка была куда более сдержанным ребёнком, она сначала лишь слегка улыбнулась, но позже девочки начали сближаться, и она показала свой истинный нрав. Все слова, которые они говорили друг другу тогда, в детстве, Мадока сейчас слышала неотчетливо, как сквозь плёнку. Слова разгорячённой Кёко почти до не долетали до неё, сейчас ей было важно одно: вернуть её, вернуть друга, а какой ценой - это уже не волновало. Надежда разбилась о кроваво-красный пол. Голова кружилось от плавного вращения неживых фигур скрипачей. Крики Кёко «Зови её, зови, пока не услышит!» Уже звучали гулким эхом. «Нет. Она не услышит». Эти мысли успевают пронестись голове Мадоки, когда безобразная пародия на средневекового рыцаря возносит над девочкой свою скрипучую тяжелую руку. Она продолжает кричать и звать, но осознание уже давно больно хлестало её по голове. «Саяка, ты не услышишь. Ты не сможешь услышать. Просто потому что больше не существуешь. Тебя просто нет». Она думала так, даже продолжая звать Саяку, даже подбираясь ближе к ведьме. Самое страшное в этом создании был не её уродливый внешний вид, а тот страшный факт, что она существует вместо близкого друга. Тяжёлая, неуклюжая Октавия продолжала тяжело хлестать по красному ковру ржавеющими лапами, силясь прибить Мадоку. Верно, Саяка исчезла, теперь существует лишь Октавия, ужасающих размеров и сил ведьма, которая уже не слышит срывающийся голос Мадоки, а если слышит, для нее это теперь просто звук. Она не помнит жизнерадостную девочку, протянувшую ей цветок, так похожий на неё… Нет, цветок был похож на Саяку. Октавия фон Секендорф куда больше походила хищную рыбу, или на обезумевшего рыцаря, от боли забывшего всё, а то и всё сразу. Ещё одно громоздкое движение, и Мадока плотно сдавлена в жестких пальцах. Девочка с последней искрой надежды смотрит в пустые дыры на забрале. Кёко не успела бы, как ни старалась. Мадока перестала сопротивляться, и когда Октавия сдавила её еще сильнее, она прошептала на последнем вдохе так тихо, чтоб ни Кёко, ни немой оркестр не могли бы слышать: - Как же хорошо, что ты не она...