Часть 1
25 января 2016 г. в 00:17
Плоский смартфон легко скользит в руке. С риском уронить дорогой гаджет я и не замечаю, как давно пропускаю его меж пальцев, пытаясь решиться на судьбоносный звонок.
– Если найдёте свободную минуту, я хотел бы поужинать с Вами.
– С чего бы вдруг?
Знал бы ты, как клетки мозга разъедаются, когда ты при мне феерично динамишь свою напарницу. О, я прекрасно знаю этот твой безразличный взгляд и твою реакцию на эту настырную женщину. Я знаю ваши отношения наперёд, знаю, что она не отцепится, знаю, что она загораживает тебе обзор и сбивает с толку - иначе ты давно догадался бы обо всем насчёт меня. Я все знаю... И это, наверное, единственный случай, когда твой гениальный ум дал сбой, ты стал просчитываться и не знать все заранее. Или не хочешь знать?
Ты удобно, знаешь ли, устроился. Я бы тоже хотел, чтобы мне стёрли память, позабыть о том, как ты убил, как маму убили, как ты меня предал, как я был брошен всеми!.. Удариться головой о столешницу, что ли? Я сжимаю свободными от телефона пальцами подлокотник офисного кресла. Нижняя губа предательски задрожала, и мне хочется вновь тебя помучать неизвестностью. Пока я не скажу тебе, насколько мы хорошо знакомы.
– Вы говорили, что хотите сблизиться со мной. Ну вот теперь и я хочу.
Я знаю о тебе больше, чем ты мог бы вообразить. Увы, я не страдаю склерозом и моя память не обладает столь развитым защитным механизмом. Ты всегда был рядом, когда мы были детьми. Но уже ребёнком на седьмом году жизни я тебе надоел и ты меня бросил. Отдал убийце и не потрудился за следующие двадцать лет найти. Теперь я могу одним звонком заставить тебя приготовить мне ужин, а я принесу красное вино – под цвет крови всех моих жертв, что напоминали мне тебя.
– Знаете, что интересно? Когда вы впервые увидели избитого до смерти сына, вы были в силах не сводить с его изувеченного лица взгляд. На его телефон в ночь убийства не поступило от вас ни одного звонка, ни одного сообщения.
Моя работа – слушать обвинения в адрес клиента с непроницаемым лицом. Сегодня обвинитель превосходит самого себя. Я с трудом без улыбки слушаю его речь о правильных родителях, коими не являются мои подзащитные.
– Вы переигрывали со слезами. Вы не знали, где ваш сын, и не удивились, узнав, что он мертв.
– И?
– Вы будто уже знали, что сына нет в живых.
Проклятая старуха, лучше бы ты молчала да отвечала за свои поступки... Своей крошащейся высокомерностью ты ничуть не ломаешь выступление обвинителя, лишь подкидаешь углей в его мега-справедливую жаровню.
– Вы хотели аннулировать усыновление. Очень хотели. Что даже довели до смерти сына. Он вам надоел, и вы решили лёгким способом от него избавиться. Как от старой наскучившей игрушки.
Не будь родители покойного так напуганы, не будь Ли Хён так бесподобен, мою ухмылочку в его адрес точно заприметили бы. Хотелось бы, как на суде, возразить и контраргументом выставить его же проступок, совершенный двадцать лет назад... Но мы пока всего лишь на допросе, где мои святые клиенты проглотили языки от гениальности консультанта полиции.
– Очень интересное и бездоказательное обвинение, профессор Ли. Доказать, что Чжа Ёндже довели до смерти родители будет сложно... – я помню, кто мне платит и насколько я должен знать о стоимости справедливости. Но смолчать в присутствии тех, кто издевался над ребёнком... Я нарочито уже обращался к супругам Чжа, неспешно и доходчиво разжёвывая каждое слово: – Даже если это и похоже на нарушение статьи 273 Уголовного кодекса о жестоком обращении с лицом, находящимся под их опекой, что карается тюремным заключением сроком до двух лет, без доказательств мои подзащитные все ещё остаются ложно обвиняемыми.
... И живыми лишь на ближайшие часов пять до наступления тьмы. Свои миссии беспощадного кровавого возмездия я всегда оставляю на ночь. Я ненавижу Чха Джа, крутящуюся под ногами Ли Хёна. Но больше всего я ненавижу тех, кто предаёт детей. Как Ли Хён предал меня.
– Вам не кажется, что мне нужно кое-что рассказать? Уж я-то должен знать всё, во избежание проблем. Согласно статье 26 адвокатсткого кодекса, адвокат не имеет права разглашать доверенную ему информацию, исполняя свои обязанности. В случае ее разглашения я нарушу пункт о конфиденциальности между адвокатом и подзащитным.
Сколько же гнусных преступлений во всей красе от имени первого лица виновного я вынужден был проглотить за свою шестилетнюю карьеру. Я успел найти отпечаток уродства своей души в людях вокруг меня. А Ли Хён ради моих поисков за это время даже не почесался.
Старуха искривила идеальной формы брови "домиком" и с недоверием в лифте покосилась на меня, отвернувшись от мужа. Кажется, сейчас я услышу подтверждение гипотезы, родившейся в комнате для допросов. И кажется, лезвие моего охотничьего ножа дома за пару месяцев действительно заскучало без подпитки свежей предательской кровью.
Бледного цвета в белой чашке пуэр с жасмином выглядит как зимнее небо. Я делаю глоток и вызываю волнение на небесной глади – должно быть, вскоре пойдёт снег. Телефон так и остался пока без звонков на номер "Дэвид Ли" – через плечо заглядывать в моей профессии желающих полно, потому подписывать настоящим именем объект своего обожания было опасно. Ради его конспирации, ради самого же Ли Хёна... Я согласился играть по его правилам.
– Здравствуйте, профессор. Помнится, Вы звали меня на ужин? У меня выдался свободный вечер, я мог бы уделить Вам время... Будет большой наглостью напроситься к Вам в гости?
Или "к себе" в гости, точнее. Наш дом наверняка вновь наполнился уютом и теплом – как всегда, когда ты находишься под его крышей. Я хочу посмотреть на это. Не ручаюсь, что удержусь от эмоций среди трупов наших родителей, что ты оставил в нашем доме... Но я приду, брат, и принесу красное вино к нашему ужину.
Кажется, пуэр отравлен.