Чёрт в рюкзаке

– Прилетит вдруг волшебник в голубом вертолёте… Сквозь полумрак и полудрёму его шёпот ощущается, как нечто невесомо-нереальное. Ещё более от того, что его физически не может быть. Никакого этого шёпота. Женьки нет. Он в Израиле. Я сам, лично, запретил ему лететь в Питер ради нескольких часов. Произнёс очень искреннюю и очень пламенную речь о том, что смена часовых поясов два раза за сутки – не скажется на нём положительно. Что Чемпионат Мира уже практически через неделю. Что ему стоит думать именно об этом. А я… я вполне могу подождать. – И бесплатно покажет кино… И Женька согласился. Конечно, изрядно поспорил, поругался и поныл. Но… согласился. Сказал: «Хорошо! Хорошо! Я буду сидеть в гостинице и мечтать, как я стану тебя поздравлять… когда мы вернёмся домой. После ЧМ.» – С днём рождения поздравит и, наверное… – И, наверное, я сейчас кого-то выпорю… – Знаешь, солнце, у тебя, конечно, день рождения… и ты имеешь всякие права, там, и желания… но… вот такие фантазии надо обсуждать заранее, да? – Эм… а какие не надо? – я спрашиваю и совсем чуть-чуть сдвигаюсь навстречу его ладони, легко поглаживающей плечо. Я ещё не открывал глаз. И даже, наверное, не проснулся окончательно. Но уже знаю, что он здесь. И это знание наполняет меня лёгким, опьяняющим чувством… невесомости. Счастья и… предвкушения. Многократно усиливает утреннее ленивое возбуждение. – Женьк, ты ведёшь себя кое-как… – Всегда? Или прямо вот сейчас? Он забирается под одеяло, подтягивает меня к себе, обнимает… и я так органично встраиваюсь в его позу… словно линии моей спины и ягодиц сами по себе плавно перетекают в изгибы его груди и бёдер. Он одет. Ремень, джинсы, свитер… всё это вместе слегка грубовато-прохладно-колко ощущается голой кожей. Дополняет запахи улицы, самолёта, дороги, чужой страны и немного больницы, которые он притащил на себе. И очень скоро увезёт с собой обратно. Вместе с еле уловимым запахом себя самого. Ещё на целых восемь дней… – Прямо вот сейчас. Женя… – я затыкаюсь, потому что его колено весьма уверенно въезжает между моих и сдвигается вверх, заставляя раздвинуть ноги и переместиться чуть вперёд, почти опрокидываясь на живот, – …вообще-то, это у меня день рождения… – Не волнуйся, тебе понравится. Я хочу сказать, что совершенно не волнуюсь. И спросить: с чего это он так уверен в том, что мне понравится? Но не успеваю. Он соединяет поцелуями – влажной, жаркой, неровной дорожкой – линию моих лопаток. Будто натягивает между ними невидимую нить, ухватившись за которую вытягивает из меня короткий, тающий на языке звук… растворяющий все ехидные слова. Убеждающий нас обоих в том, что он уверен, и… мне, несомненно, понравится. Нравится уже… Ремень снова царапает кожу, а рукава свитера почти обжигают спину, когда Женька стекает с меня и замирает пальцами на подвздошных костях. – Тебе помочь? – ладони почти сходятся на животе и слегка… это пока только намёк… тянут вверх. Я легко подчиняюсь намёкам. Я вообще крайне легко ему подчиняюсь. Особенно тогда, когда он вот такой. Уверенно-наглый. Повелительно-нежный. Контролирующий всё вокруг, вплоть до движения пылинок в воздухе. И эта, вновь обретённая не столько готовность, сколько… желание подчиниться, из раза в раз удивляет даже меня самого. А уж Женьку… и тембр его голоса неуловимо меняется… становится густым, тягучим и жарким… и я впитываю его словно всей поверхностью кожи… и солнечное сплетение отзывается сладким, почти карамельным спазмом удовольствия… – Ты сейчас такой послушный, Алёш… такой отзывчивый… такой возбуждённый… хочешь меня… – болты его ширинки грубо трутся о тонкую ткань трусов, продавливают её, впечатываясь в кожу ягодиц, когда он делает несколько поступательных движений бёдрами и останавливается. Мягко подтягивает на себя и втирается пахом ещё плотней. Игнорируя одежду. Давая почувствовать, как у него встаёт. Рука его ложится на живот, гладит, заставляя мышцы вибрировать в предвкушении того момента, когда пальцы преодолеют уже, наконец, границу белья. Я жду прикосновения. Весь, целиком, сосредотачиваюсь на этом ожидании. Задерживаю дыхание и в нетерпении пытаюсь толкнуться вперёд, представляя себе тесно сжатую ладонь… но… Он умело избегает контакта, несколько секунд коротко поглаживает внутреннюю сторону бедра, а потом мягко, но достаточно твёрдо обхватывает яйца и чуть оттягивает. Поглаживая, усиливая давление и тут же почти отпуская. Меня размывает и ведёт… выталкивает из реальности… выбрасывает куда-то за границу всего… в самую верхнюю точку ощущений… и заклинивает там, в этом абсолютном максимуме… когда кольцо из указательного и большого пальца его второй ладони надевается на ствол, сдвигается вниз, оттягивая крайнюю плоть, слегка сжимаясь у основания и возвращается вверх… достаточно жёстко для того, чтобы чувствовать приближение оргазма и растворятся в его неотвратимости… но недостаточно для того, чтобы на самом деле кончить… – Жеееень… пожалуйста… – я понятия не имею, о чём прошу. То ли о том, чтобы он позволил уже кончить… то ли о том, чтобы навсегда остановил меня в этой точке… уже где-то на пределе человеческих чувств… Женька легко ловит мой предел. Считывает желания. И… останавливается. Удерживает от падения. Возвращает некое подобие сознания. Короткими и влажными прикосновениями губ целует поясницу, спину, уверенно оглаживает бока, наплывает сверху ощущениями колкой шерсти свитера, грубости джинсы, холода металлических болтов и тут же сползает вбок, сваливается на кровать рядом, целует плечи, локти, сжимающие простынь ладони… – Раздевайся, солнышко… ты же не думаешь, что я тебе просто подрочу? Это можно сделать и по Skyp’у. А я провёл в самолёте четыре часа… – он улыбается. И эта его улыбка наполнена тысячами обещаний. И у меня всё внутри звенит от ожидания их воплощения в жизнь. И я не думаю. Ни о чём вообще. Но… я был бы не я. – По Skyp’у – нельзя. По Skyp’у только я сам себе могу подрочить, на тебя глядя. А это, ангел мой, не одно и то же. Если ты не знаешь. – Знаю. А вот чего я не знаю… Ты так делаешь, Лёш? – голос его и взгляд становятся откровенно блядскими. Тёмная глубокая синева и яркий южный говор – то, от чего мне раз за разом срывает крышу, как в первый. Даже когда я не голый, не возбуждён и не стою, выставив задницу, мечтая, чтобы он меня трахнул. Что уж говорить про сейчас? – Делаешь, да? А почему я никогда этого не видел? – Потому что я так не делаю! Я не дрочу на тебя в Skyp’е! – Да? А стоит начать… я хочу посмотреть… – у него так стремительно расширяются зрачки, так моментально плывёт взгляд, так размывает черты лица мгновенной искренностью желания и слов… что я… смущаюсь под этим взглядом, как пацан. Краснею, кажется, до корней волос, от тех картинок, которые мелькают перед глазами, от того, что намечтывается и возникает в голове так живо и ярко, что… – Или… показать? – задумчиво вытягивает он единым выдохом и неожиданно быстро опрокидывает и… целует. Целует так, что я снова мгновенно задыхаюсь возбуждением. Ловлю его губы, открываюсь его языку, отвечаю, втираюсь в него, прижимаюсь, толкаюсь пахом в пах и кусаю его, когда мой, уже подрагивающий от напряжения член, входит в грубую ткань его джинсов, проезжает открытой головкой по мелким рубчикам и задевает край болта… весьма отрезвляюще. – Чёрт! Какой же ты, паразит, медленный! – выговариваю я, сдёргивая с него и с себя одежду. С таким нетерпением, с каким срывают обёрточную бумагу с долгожданного подарка. Хочу его. До звона в ушах, руках, яйцах… до мелкой дрожи во всём теле. Хочу почувствовать всего. Прикоснуться кожей к коже. Осознать заново, как идеально, до сантиметра, миллиметра, выступа и угла… он вылеплен под меня… – Я буду очень быстрый… просто стремительный. Сейчас… – он говорит так, как будто делает это из последних сил. Вылавливает слова где-то уже на краю сознания. И я внутренне ликую, распадаюсь на ощущения мгновенного эйфорического счастья от собственного воздействия на него. Меня накрывает жаркой волной, темнотой и коротким ознобом ожидания. Я легко и с радостью подчиняюсь его рукам, уверенно отрывающим меня от него и возвращающим в первоначальную позу, и чуть глубже опускаю плечи, чуть сильней прогибаюсь и сдвигаюсь навстречу его влажным прохладным пальцам… и шиплю от того, как обжигает мышцы, когда эти пальцы оказываются внутри. Быстро и стремительно, как он и обещал… Боль слегка размывает возбуждение, позволяет вернуть себе некое подобие контроля, хотя бы над собой. Но, блядь… мы встраиваемся друг в друга так легко и правильно… так мгновенно и точно… так охуительно идеально… что достаточно просто на секунду доверить себя ему… и когда она заканчивается… уже невозможно никакой силой отделить себя от него… даже в мыслях… даже просто представить, что я могу существовать самостоятельно… не могу… я вообще ничего не могу… даже дышать… и ничего удивительного в том, что он делает это за меня… вдыхает – и мои лёгкие наполняются кислородом… и тело сводит уже почти настоящей болью, когда его член медленно, но уверенно, входит в меня… раскрывает, растягивает, заполняет… запечатывает наглухо… Женька говорит что-то, видимо, нереально блядское… как я люблю… но я, к сожалению, не понимаю, что… только интонацию… только вибрацию голоса… только сокращение мышц и длинные плавные движения внутри… отдающиеся удовольствием в паху и мелкими искрами на внутренней стороне век… я запрокидываю голову, как-то вовсе невозможно вытягиваю позвоночник, разъезжаюсь коленями… и чувствую, как он тяжело придавливает сверху своим весом, просовывает руку мне под грудь и, обхватив плечо, сильно, уверенно, коротко и быстро надевает на себя… я задыхаюсь ощущениями… на меня вдруг обрушиваются звуки… влажные, тяжёлые, перепутанные, спаянные в одно неразрывное целое… примерно, как мы с ним… я глохну под их напором… чувствую, как его зубы сжимаются, выжигая тавро на моей шее… там, где он только что целовал… и, в последнюю секунду, широко распахиваю глаза, чтобы ещё и ослепнуть от невозможной яркости красок… – Люблю тебя, Алёш… Женька говорит так тихо, вероятно, вообще одними губами, что мне кажется, как будто это его мысли трансформируются в слова прямо у меня в голове. Поэтому отвечаю я так же… мысленно… одними губами… «Не сильнее, чем я тебя…» – Сильнее… – шепчет он, заставляя слегка запаниковать от наличия этой телепатической связи. – Хотя… да хер знает! Просто очень сильно люблю. – Тогда давай, слезь с меня… а то ещё чуть-чуть – и некого любить будет. – Я буду любить память о тебе… – смеётся он мне в ухо, но всё-таки сдвигается. Не совсем, а так, чтобы я смог дышать. Ровно настолько, насколько я и хотел. Я счастливо вдыхаю, вслепую перехватываю его руку и подношу ладонь к губам. Целую. Прикусываю кончики пальцев. И слегка втягиваю в рот… – Лёх, ты знаешь, где были эти руки? – он уже откровенно ржёт. Тычется носом мне в ухо. Щекочет волосами. Я игнорирую его вопрос. Мне так невероятно хорошо… так легко, свободно и счастливо… я в такой блаженно-космической эйфории… в которой знание того, где «эти руки были» только добавляет нежности, любви и кайфа… – Алёшка… – я всё время забываю, какой он бешено упрямый. И прямо сейчас, поддаваясь его настойчивости и блядскому голосу, отвечаю всё-таки на вопрос. – Я знаю где были эти руки… не волнуйся. Знал бы ты, где бывает мой язык! – А он что, бывает в каких-то таких местах, о которых я не знаю?! – псевдо-возмущенно уточняет он и нагло отбирает у меня руку, опрокидывает на спину и снова укладывается сверху. Я послушно обнимаю его, слегка сдвигаю, пристраивая поудобней, и чуть приоткрываю глаза… – Я подозреваю, что эти руки тоже их знают… эти места… Хотя, сам я не видел, чтобы они там бывали… – Кстати! Чёрт с ними, с руками! – он делает многозначительную паузу и строит умопомрачительные глаза. Приподнимает уголки губ в намёке на улыбку. И прикусывает край верхней. – Лёх, я не шутил про Skype… я… – он слегка как будто плывёт взглядом, но тут же смаргивает этот расфокус, не позволяя мне на нём сосредоточиться. – Жек, ты дрочишь на меня? В Skyp’e? – полусерьёзно-полушутливо уточняю я. – Нет! – тут же отвечает он и снова закусывает губу. – То есть, да. Но после. Не в процессе… – он сбивается, прикрывает глаза, а я наблюдаю, как у него стремительно краснеют скулы. Проступают двумя яркими пятнами. И умиляюсь от этой картинки. – Чёрт! Не смотри на меня так, я, блядь… смущаюсь! – выдаёт он. – Мальчик мой… – я с нежностью обнимаю ладонями его лицо, поглаживаю большими пальцамии легко целую. – Как в тебе это умещается всё? Ты такой удивительный, Жень… невероятный… – Что всё? – спрашивает он и слегка трётся губами о мою щёку. – Всё… И блядство, и смущение… И уверенность с наглостью… И стеснительность… И… – я затыкаю сам себя, потому что меня несёт каким-то бесконтрольным потоком слов, который может завести хер знает куда. Потому что могу наговорить сейчас такого и так, что сам потом стану краснеть, когда он начнёт цитировать… – А знаешь, Лёх, вообще… это ты должен был предложить! И мне бы не пришлось краснеть! Почему? Вот почему это пришло в голову не тебе? – Ну… – задумчиво тяну я, предвкушая новый виток его смущения, – может, это потому что… я уже видел? – Видел что? – Видел, как ты это делаешь… – с удовольствием уточняю я. Глаза его расширяются в немом удивлении. Краска затапливает лицо. Всё целиком. Но скулы всё равно остаются яркими пятнами. Он несколько раз беззвучно приоткрывает рот, прежде чем у него выходит сказать: – Делаю что? – Жек, ну чё ты, как дебил? – я уже откровенно подсмеиваюсь над ним. Всё ещё продолжаю обнимать его лицо, поглаживаю щёки и виски, сдуваю со лба чёлку. И улыбаюсь, передразнивая. – Видел что? Делаю что? Смирись, ангел мой! Я видел! – Ты врёшь сейчас? – медленно уточняет он и тут же отвечает, видимо, найдя ответ у меня в глазах. – Нет. Не врёшь… – он мотает головой, освобождаясь от нежности моих ладоней, приподнимается надо мной и задаёт следующий вопрос: – Когда? Упс! Вот с этим уже сложней. Мне вдруг приходит в голову, что, вероятно, теперь моя очередь краснеть. И было бы хорошо этот разговор свернуть… – Жек! Ты что думаешь, я подглядываю за тобой в душе? Или… где мне надо было за тобой подглядывать, чтоб увидеть? Он вглядывается в моё лицо, а потом неожиданно расслабляется и падает обратно. – Где-то надо было, Алёш… где-то надо было… – целует меня за ухом и улыбается. – Что-то подсказывает мне, что мне понравится эта история… Можешь начинать рассказывать… – Ну, уж нет! – я спихиваю его с себя и пытаюсь выбраться из постели. Безуспешно, надо сказать. – Ну, уж да! – счастливо уточняет Женька, цепляя меня за руки. Опрокидывая. Снова вжимая своим весом в матрас. – Не буду я рассказывать! – сердито отказываюсь я. И в подкрепление своих слов применяю финальный аргумент: – В конце концов, у меня день рождения! Я имею право делать только то, что я хочу! – Тогда ты будешь должен мне один Skype! – Женька улыбается, а я… я, блядь, краснею под его взглядом. Чувствую, как горят уши и щёки, и… – Это неравнозначная замена, ангел мой. Я… – я затыкаюсь, панически-лихорадочно роясь в своей пустой голове, пытаясь придумать: что я? Потому что этот "один Skype" вгоняет меня в краску уже сейчас. Но не могу же я сказать ему, что… стесняюсь! Тем более, что это совсем не значит, что я не хочу… я просто… не хочу быть первым. И мне надо что-то придумать… что-то… – Я расскажу тебе по Skyp’у. Хочешь? – я слышу сам себя и… очень глупо надеюсь, что он откажется. Потому что, блядь, рассказать ему про сраного Mickey Mous'а, это… слишком. Настолько, что… что бы он ни ответил сейчас… я… ну, не расскажу – и всё! Совру что-нибудь! Что пошутил, например. Скажу, что не видел и вот как раз хочу посмотреть! И это будет почти правда: я ведь на самом деле почти ничего и не видел… и на самом деле увидеть хочу… Меня блаженно успокаивает эта мысль. И уже абсолютно не нервничаю, когда слышу его радостно-бодрое: – Хочу! Женька отпускает меня. Падает на кровать. Несколько мгновений молча наблюдает за тем, как я вытаскиваю себя из недр постели и сижу на краю, раздумывая о необходимости идти в ванную. А потом легко обнимает сзади за плечи и спрашивает: – Сварить тебе кофе? Будешь? У меня ещё сорок минут… а потом надо уезжать… – Кофе? – лицо моё против воли передёргивает только от воспоминаний о вкусе этого… кофе… – Лучше чай. – Правда? – Ага! – я улыбаюсь, услышав нескрываемое удивление в его голосе. Оглядываюсь через плечо, касаюсь губами кончика Женькиного носа. И уточняю: – Из двух зол надо всегда выбирать меньшее. Он сопит и пихается в ответ. И некоторое время мы возимся, щекоча, толкая, хватая друг друга за руки в почти настоящей борьбе за обладание краем нашей кровати. Наконец, я позволяю ему спихнуть себя на пол, как будто победить. Делаю вид, что проигрываю… на самом деле просто иду в душ. Он ведь сказал: «сорок минут»… а это очень-очень мало. *** – Алёш! – голос его в телефонной трубке звучит слегка расстроенно и взволнованно. Да какое там – слегка! Он звучит так, словно его обладатель сделал что-то совершенно ужасное. И я никак не могу понять – что. Ведь по всем пространственно-временным законам он даже до аэропорта ещё не должен был успеть доехать. – Что, Жек? – Подарок! Остался у меня в рюкзаке! Чёрт! – Чёрт? Ты собирался подарить мне чёрта?! И как, прости пожалуйста, с этим чёртом в рюкзаке ты пересёк границы двух государств?! – Не смешно! Я такой придурок, Лёш! – По-моему, очень смешно! И ты, конечно, придурок! Но мой! Поэтому не расстраивайся из-за ерунды… вези своего чёрта обратно в Израиль, а потом – в Бостон! Вот там и подаришь! На сегодня мне… достаточно подарков. – Во-первых, чёрт как бы твой! Во-вторых, он и не чёрт вовсе! А в-третьих… в Бостоне я подарю тебе медаль, и тебе станет не до чёрта! – До чёрта мне всегда! Пусть даже он и не чёрт. Это – во-первых. А насчёт медали… Ты крайне наглый и самоуверенный… белобрысый нахал! Это – во-вторых. Подарит он… – Подарю. Ага. Ты что, офонарел?! Сомневаешься там?! – он улыбается, но я знаю, что он бешено нервничает сам. И то, что нам пришлось разделиться на эти десять дней… то, что я не могу быть рядом, привязанный к Питеру необходимыми административными делами… только добавляет сомнений и нервозности. – Я люблю тебя «там»… и здесь. Везде. Любого. С медалями и без. Слышишь? – Слышу. Я тоже тебя люблю. И, знаешь, если медаль… ну, короче, я надеюсь, тебе понравится чёрт. – Обязательно понравится! – искренне отвечаю я, даже не пытаясь угадать, что именно он собирается мне подарить. Вместо этого думая о том, что он сам и есть самый главный подарок. И все другие я бы с радостью обменял на возможность прямо вот сейчас оказаться рядом с ним. – Жек… – Знаю. Я тоже уже соскучился… – он отвечает раньше, чем я успеваю сформулировать. Снова запугивает своей «телепатией». Но мне не страшно. Мне ясно, светло и счастливо… И совсем немного грустно. Потому что впереди ещё целая неделя… без него. А я уже так соскучился! Как чёрт! Тот самый, который у него в рюкзаке!