Родина

Холодный ветер дул в лицо. Здесь, в Винтерхолде, он дул всегда, и всегда в лицо. "Дыхание Атморы" — гордо называли его норды. "Хренов трижды проклятый ветер" — так величал его Коснах. Он не любил морозного ветра, сугробов до пояса и скованных вечным льдом рек. Жаль, что Скайрим почти наполовину именно таков, отмороженный северной Атморой. И жаль, что надо идти именно туда, где воет ветер, а под ногами — льдины и снега. Коснах мысленно выругался. Каким же он был дураком, когда думал, что готов покинуть Предел и уйти прочь! Сейчас ричмен все отдал бы, чтобы снова оказаться в родных холмах. Плевать, что там все сражаются против всех, что нельзя пройти и пары ярдов, не наткнувшись на головорезов, что... Все это не имеет значения. Все это ему знакомо до боли, все это роднее материнских рук. Коснах влюблен в свою родину: теперь он понимал, что за нее и жизни отдать не жалко. Он идет по каменистой дороге, старой, как сам Предел. Идет, широко вдыхая грудью сырой туманный воздух. Далекие горы почти не видно — сладковатая дымка застилает простор. Трава и камень, зелень и серебро — вот его земля, вот его родина. За такую не жаль умереть. Жаль, что слишком многие уже умерли, так и не дождавшись возвращения родной земли, принадлежащей их народу по праву. Проклятый Хьялти со своими проклятыми нордами! Одна жестокая битва — и Предел стал принадлежать тем, кто не имеет на него права; тем, кто не чувствует этой земли. Для нордов Предел — это серебро. Земля, что дает богатство. Они не чувствуют ее духа, ее древней силы — для них это только кусок земли на карте. Им не понять древних обычаев, что царят здесь. Кости нордов — не кости зверя. И они боятся, когда видят бесстрашного воина, у которого нет ни сомнений, ни жалости — только сердце терновника в распоротой груди. Такие бойцы следуют заветам Фаолана, древнего короля-героя, чье имя до сих пор славит весь Предел. У нордов, может, тоже есть герои, но разве хоть один из них выходил на бой против целого легиона Империи и погибал, забрав с собой жизни тысяч воинов? Нет. Только в горах Предела рождаются такие бесстрашные, безумные герои. Тонкое, хрупкое деревце можжевельника растет на склонах древних скал. Эта хрупкость так непривычна — и так постоянна: этому дереву наверняка не меньше лет, чем скалам и бурной реке Карт, что несет свои серебристые воды через Предел. Оно подобно женщине-ричменке: на вид хрупкое, кажется, один удар топора разрубит его пополам — но древняя мудрость дает ему силу, а само древо дает другим плоды жизни. И так будет всегда, кто бы ни владел землей Предела. Где-то в тумане одиноко возвышается двемерская башня. Двемеры много оставили после себя в Пределе, он пестрит их древними городами — но они не пережили эту землю, исчезли в один миг, а Предел остался. Ему все довелось повидать — и давно уничтоженных фалмеров, и исчезнувших двемеров, и злые легионы Империи, и тупоголовых крикунов-нордов. И все это время тускло-зеленые холмы Предела заливала кровь — эльфийская, человеческая, звериная. Иногда воды реки Карт становились кроваво-красными, а в день битвы у Старого Хролдана меж скал струились алые потоки. "Кровь и серебро" — так теперь называли столицу Предела, Маркарт. Кровь и серебро. Кровь угнетенных ричменов и серебро, что забрали себе норды. Но Предел переживет и это. Горный ветер однажды сметет нордов, как шелуху, как пыль; снова поднимется народ ричменов, снова будет править своей землей — и тогда Красный Орел вернется и будет царствовать над всеми ними. И зеленые холмы и скалы с благодарностью примут его как героя. Но этот миг наступит не сегодня и не завтра... — Коснах! Чего задумался? Пошли, Древний свиток сам себя не достанет. Ричмен с неохотой вернулся в реальность, снова вспоминая о существовании проклятого ветра. — Есть, — пробормотал он.