Джуди

      Её улыбка — солнце, пробивающееся сквозь мрачность их холодной обстановки. Её зовут Джуди, и Грауч быстро влюбляется. Он всегда был романтиком в душе, несмотря на свою более чем несладкую профессию и пессимистичное имя. Он любит женщин, любит стихи о них. У Дэйзи — её суровость, несгибаемая, как дуб, и есть какая-то красота в этой её грубости. Джуди нежна и невинна, как молодой саженец, пробившийся сквозь снег. Она традиционно красивее, чем Дэйзи, несмотря на свою мужскую одежду, с золотыми волосами и румяными щеками. Она задорна в движениях, как молодой щенок, зубы сверкают в вечном веселье, когда она встречает их четвёрку у экипажа.       Во время дороги Грауч старается думать только о Дэйзи. Но он отвлекается на звук сладкого приглашающего голоса Джуди над головой. Он воображает, как распускает её косу, перебирая пальцами эти жёлтые волосы. Он представляет её улыбку, сияющую, как солнце, восходящее над снежными вершинами гор. Он незаметно набрасывает пару строк в своей книжке, не обращая внимания на ухмылки своих спутников. Его слабость к представительницам слабого пола их забавляет.       Когда Грауч наконец-то решает поднять голову, то встречается взглядом с Джоди, у последнего сейчас угрюмое выражение. «Придерживайся плана», — предупреждает оно. Грауч тяжело сглатывает и кивает. Он сделает для Дэйзи то, что должен. Но когда Джуди с сияющим лицом через окно экипажа приглашает их в галантерею, он вновь поражён.       В её улыбке есть невинность, как будто в мире нет никакого зла. Никакого зла, такого, подобного Граучу Дуглассу. Правда, его внешность всегда была обманчива, его лицо больше меланхоличное. «Нежные глаза, — так однажды сказала ему Дэйзи, — у тебя такие нежные глаза, Грауч». Затем она фыркнула, удаляясь танцующей походкой, как она всегда делала, с энергией ведьмы, позволяя ему зайти дальше и остановиться, оцарапанным её когтями.       Дэйзи всегда поражала его, своей непримиримой жесткостью, своей наглой смертоносностью. Джуди слишком другая, но всё же он наблюдает за ней через окно галантереи с такой же тоской, её движения грациозны, словно танец. Он покупает пять мятных палочек у Минни, не для того, чтобы просто продолжить обман, а как средство для начала разговора, когда Джуди возвращается внутрь, тянется за кофейником.       Дэйзи бы урвала такой дар с жадным ликованием. Джуди более тихая, принимает его с застенчивой улыбкой. Грауч знает, что это плохая идея — продолжать говорить с ней, сходя с ума от одного лишь взгляда, мятная палочка у неё во рту, когда она трёт свои руки. Мысль обнять её сзади, вдыхая аромат волос, согревая своим теплом. Вместо этого он остаётся у подоконника и задаёт ей вопрос:       — Так почему всё-таки тебя называют Джуди «Шесть лошадей»?       В её выражении лица гордость, когда отвечает, милая, добродушная гордость. В ответе нет никакого смысла, что делает его вопрос глупым. Грауч смеётся над собой, Джуди смеётся вместе с ним в куда менее подлой манере, чем Дэйзи. У Дэйзи не было времени на «чертовски глупые вопросы», она могла оборвать тебя парой слов и злобной усмешкой и ещё как-то заставить тебя любить её за это.       Джуди потакает его глупости, его вопросам. Девушка обладает нежным терпением, но Грауч задумывается, как долго такое терпение будет длиться, должен ли он взять её в заложники, а не убивать. Судя по его опыту, дамы не становились любезнее ни будучи похищенными, ни уж, тем более, будучи вынужденными свидетельницами убийств. Шансов на то, что у неё не появится отвращение к нему, нет. Логически, это откровение должно укрепить решимость, ведь момент кровавой бойни приближается.       Слишком быстро, на вкус Грауча. Он хотел бы услышать больше об Окленде, слушать ещё приятный голос Джуди.       Но нельзя откладывать неизбежное. Грауч иссыхает перед взглядом Джуди, отчаянный, как человек, умирающий от жажды, всей жизни её лика. Позорно, что он не умеет зарисовывать. Он мог бы сделать её портрет в своей книжке. Вместо этого он напишет стихотворение, обрывки слов уже формируются в голове. Золото, улыбка. Вдруг ему хочется зарыдать. Вместо этого, как только залпы оружий будоражат воздух, он поднимает своё собственное, специально Джуди в грудь, а не в её прекрасное лицо, малодушие закрывает ему глаза, когда спускает курок.       Вот его наказание, когда глаза открываются, Джуди цепляется за жизнь, вынуждая его встретиться с её болью, умоляющим взглядом, заставляя терпеть её руку, тянущую край его пальто, слабо дёргая. Но рана уже нанесена. Даже если он возьмёт её на руки, словно белый рыцарь, она погибнет в агонии. Это милосердие, пытается он сказать самому себе, чтобы ускорить её душу к небесам. И всё-таки отводит взгляд, производя роковой выстрел.       Она безмолвна, когда он оглядывается, спокойна в смерти, окровавленный ангел. Грауч чувствует, как пламя Ада лижет его, когда глядит на неё. Он вытирает лоб пахнущим мятой плевком.       За сирену он пожертвовал ангелом. Грауч знает, что сгорит однажды. За любовь в своём сердце, не за её отсутствие.