Дыхание вечной зимы

      Беорн вскинул голову, щурясь и прикрывая глаза ладонью. Шла середина месяца Заката солнца, но тяжёлые клочковатые тучи ненадолго разошлись, позволив лучам Магнуса донести до земли Скайрима толику света и тепла. Лёгкий морозец едва пощипывал щёки и кончики пальцев, и норду это казалось приятнее ласк желанной женщины.       Довакин, дитя снегов, истинный сын Севера. Во времена, когда брат поднимет меч на брата, а в небе раздастся драконий рёв, ему суждено встать на защиту родной земли, на защиту многих тысяч душ. Принимая свою судьбу, Беорн мало думал о долге и предназначении и совсем не думал о нордской чести. Отнюдь не это гнало его по двемерским подземельям в поисках Древнего свитка, и вовсе не жажда славы и всеобщего признания, присущая нордам, заставила его выйти на бой против Пожирателя Мира.       Довакин любил Скайрим отчаянно сильно, как любят лишь единожды в жизни. Пробираясь сквозь пепел Солстхейма и бездушный камень подземных городов, норд грезил об устремлённых в небо снежных пиках гор, зелёных холмах и бескрайних морях степных трав, а в ушах, заглушая шипение пара в двемерских руинах, слышался шелест листвы золотых рощ Рифта и грохот водопадов Предела. Однако слишком уж часто эти звуки стал перекрывать звон и отвратительный скрежет металла.       Слишком уж часто искрящиеся ледяные просторы расцветали красным.       Сердце Драконорождённого заходилось болью, когда кровь братьев тягучими тяжёлыми каплями падала на девственно чистый снег. Дымящаяся, рубиново-алая, словно спелые снежные ягоды, она впитывалась в белый покров, расплываясь уродливыми тёмными пятнами. Воздух Скайрима пропах ею, пропах металлом и гарью, а ещё - лавандой и горноцветом. Теперь Беорн ненавидел цветы - слишком явственно вставало перед глазами воспоминание.       Кладбище Фолкрита в тот день превратилось почти в болото после дождя. Двадцать шесть земляных холмиков распространяли вокруг запах прелых листьев и свежей глины.       Беорн пришёл, когда все желающие попрощаться разбредались по домам, однако успел увидеть, как уводят прочь рыдающую женщину, перемазанную в грязи и травяном соке, обезумевшую от горя. Несчастная в одночасье потеряла мужа и двоих сыновей.       Свежие могилы располагались ровными рядами, и на каждой - пёстрый букет полевых цветов. На фоне окружающей горестной серости - чуть ли не насмешка. Запах влажной глины смешивался с ароматом лаванды. - Да хранит тебя Аркей, дитя, - прошелестело за спиной, и на плечо Беорна легла рука со смугло-золотистой кожей. - Не тревожься об их душах... - Разумеется, - чуть более резко, чем хотел, бросил Беорн. - Они все сейчас в Совнгарде, Рунил.       Жрец Аркея искренне обозначил улыбку уголками тонких губ, хоть в глубине янтарных глаз альтмера таилась печаль. Он отступил в тень и исчез так же быстро и незаметно, как и появился. Беорн в который раз подивился этой его способности.       Норд нашёл в себе силы подойти поближе. В памяти всплывали лица боевых товарищей. Они глядели на него своими пустыми мёртвыми глазами с немым укором, как бы напоминая: они поклялись идти вместе до самого конца, до Совнгарда. Что же ты жив, Беорн Клинок Бури, когда все братья уж полегли под ударами имперских мечей?       От приторно-сладкого запаха цветов кружилась голова.       Довакин думал, что сражался за Север. Он бился отчаянно за бескрайние снежные пустоши, за величественные горы под шапками нетающих снегов, за неприветливые для чужаков ледяные ветра, поющие колыбельные детям снегов. Молодой норд с горячим сердцем искренне желал свободы для родной земли, и не сразу понял, чем на самом деле обернулась война против имперцев. Он осознал это лишь когда реки Скайрима окрасились в алый, окрасились кровью таких же людей, как он сам.       Когда Клинок Бури швырнул к ногам Ульфрика кирасу Братства и объявил о своём желании покинуть его, никто не решился остановить Довакина. Буревестник не ответил даже, лишь в глазах его читалась горечь и едва заметное презрение. Я в тебе разочарован, говорил его взгляд, но Беорну было всё равно. Он не собирался больше бессмысленно пятнать свой клинок кровью.       Ульфрик Буревестник изначально избрал своим врагом не того, превратив войну за свободу в братоубийство.       Золотой орёл, верно, здорово потешился, наблюдая, как медведь и дракон грызут друг другу глотки.