Спасибо

— Ты запомни, что Коразон не очень-то любит детей, — небрежно бросил Диаманте в первый день знакомства Ло с любимым братцем Дофламинго. Обернулся к испепеляющему его спину Трафальгару и, криво ухмыльнувшись, добавил. — Так что поаккуратнее. Ло фразу Диаманте всерьёз не воспринял. Как и самого Диаманте, несмотря на его внушительный вид, грозный взгляд и излишнюю самоуверенность. За время пребывания среди приспешников и просто любителей Дофламинго Ло понял, что «дети» для Диаманте понятие довольно размытое. Вот, например, Детка-5 и Буйвол. Также, как и Ло, брошены на произвол судьбы, так же не имеют иного пристанища кроме предоставленного им Дофламинго места (в котором, что самое удивительное, царят тишина и спокойствие). И так же, по характеристике Диаманте, относятся к «детям». Но к ним отношение у Коразона довольно доброжелательное. Доброжелательное, конечно, по мнению самого Коразона, от которого получать ежедневные подзатыльники и для Детки-5, и для Буйвола стало чуть ли не традицией. К нему же, к Ло, Донкихот Росинант испытывает интерес жадного до знаний натуралиста, которому жизненно необходимо выяснить, как ведёт себя зверушка в определённых ситуациях. Вначале это и правда было похоже на желание облегчить страдание Ло и позволить ему умереть не от болезни, а от падения с четвёртого этажа. Но потом либо интерес Коразона ослаб, либо Ло научился ловко избегать с ним нежелательных встреч. В один из особо мрачных морозных вечеров случилось что-то из ряда вон выходящее. Донкихот Росинант, этот детоненавистник, по версии Диаманте, любитель экстремального прикуривания и просто не очень хороший, по мнению Ло, человек, притащил с одной из своих прогулок, которая на этот раз затянулась на полторы недели, мешок со сладостями. Беспечно вошёл в комнату, даже не споткнувшись о порог, прошествовал к копошащимся в чём-то Детке-5 и Буйволу и бросил на пол рядом с ними искрящийся узорами мешок. Мешок в наступившей тишине, вызванной триумфальным возвращением блудного Коразона, захрустел конфетными обертками, оповещая всех в комнате о своем интригующем содержимом. Три пары глаз, одна из которых принадлежала оторвавшемуся от чтения газеты Гладиусу, уставились на мешок, а потом перевели взгляд на упавшего в кресло Коразона, который совершенно не обращал внимания на устремлённые на него взгляды и небрежным привычным движением тушил загоревшийся рукав. - Это что? – вопрос Гладиуса погряз в вязкой и противной тишине. Детка-5 и Буйвол перевели взгляд с мокрых от растаявшего на ботинках снега следов на бесстрастного Росинанта. Гладиус, откашлявшись, сделал вторую попытку: - Кому это? Ло, также сидевший в углу комнаты, оторвал взгляд от интересной схемы ветви наружной сонной артерии и воззрился на несколько растерянного Гладиуса. Гладиус, видимо, привык получать в подарок взрывчатку по месту жительства, а не мешки с конфетами всех цветов радуги. Росинант кивнул на стоящих в радостном предвкушении Детку-5 и Буйвола, и Гладиус, удивлённо вскинув брови, медленно передал мешок детям. Восхищённо разглядев блестящий мешочек, расшитый золотыми и серебряными нитями, дети, затаив дыхание, начали вытаскивать из глубин мешка конфеты в нарядных шелестящих обертках. Конфеты красные, жёлтые, синие, шоколадные, с миндальными орешками, лакричные палочки, медовые пряники. С горящими от возбуждения глазами перебирая конфеты в блестящих одежках, Детка-5 и Буйвол ежеминутно поднимали взгляд на бесстрастно наблюдающего за ними Росинанта, словно боясь, что он одним движением забросит все конфеты обратно и отберёт драгоценный мешок. Вопроса, откуда Коразон взял эти сказочные богатства, и Детка-5, и Буйвол, и неожиданно проникшийся интересом к содержимому мешка Гладиус старательно избегали. Старались не думать о тех детях, у которых Коразон, возможно, и отобрал эти сладости. Беднякам такие подарки не будут делать. Такие вкусные конфеты, одетые в блестящие, приятно шуршащие одёжки не могли достаться каким-то оборванцам. А богатым детишкам от одного мешка ничего не убудет. Ещё пару минут назад комната, наполненная отрывочными фразами Детки-5 и ворчанием Буйвола, погрузилась в тишину, нарушаемую лишь тихим, едва ли не благоговейным шёпотом и хрустением разворачиваемых оберток. Тишина неожиданно поглотила все звуки, даже едва слышный шёпот Буйвола, а потом Детка-5, подняв голову, неожиданно громко произнесла: - Ло, пошли к нам. Три пары глаз воззрились на Ло. Гладиус лишь скользнул по сидящему в стороне Трафальгару ленивым взглядом и, притянув к себе газету, вернулся в ждущее его тёплое кресло. Интерес к происходящему проявил и Коразон. Откинулся на спинку дивана, медленно повернулся к Ло и острым холодным взглядом пригвоздил дернувшегося было мальчишку к месту. Так острые булавки вонзают в тоненькие, невесомо-хрупкие крылья бабочек. А потом выставляют этих букашек на всеобщее обозрение. Щёки Ло вспыхнули обжигающим румянцем, сердце со скоростью пулемётной очереди заколотилось в грудной клетке, и Ло поразился тому, как его стук не был слышен присутствующим в комнате. Ло показалось, что уткнувшийся в газеты Гладиус тоже наблюдал за ним. Вместе со всеми ждал резкое слово, ехидную фразу или брошенный свысока брезгливый взгляд. Такой взгляд, которому позавидовал бы самой чёрной завистью молодой господин. - Нет. Слово брошенным в стекло камнем прорывает напряжённую тишину, эхо лопнувшего стекла проносится по всей комнате, заглядывая в каждый угол, прячась в щели между книжных шкафов и продуваемых морозными зимними вечерами окон. И, словно от разбитого стекла, пропустившего в комнату холод, Детка-5 и Буйвол испуганно съёжились, будто стараясь исчезнуть, раствориться в наэлектризованном от напряжения воздухе и не видеть того, что произойдет дальше. Ло порадовался тому, что свет от старой лампы тусклый, с трудом можно было различить мелкие подписи под рисунками. Ни Коразон, ни кто-либо ещё из присутствующих не видели его лица. Ло стал позволять себе слишком много. Даже его отказ теперь воспринимается как неприкрытое противостояние. Неужели наказание за все его грехи последует прямо здесь и сейчас, в залитой тусклым светом комнате, на ковре которой серебром поблескивают обертки конфет? Но, вопреки страхам Детки-5 и Буйволу, от Коразона ответа не последовало. Коразон, задержав скучающий взгляд на лице мальчишки на пару секунд, отвернулся, словно разочаровавшись в его ответе, выпустил в потолок струю дыма. Ло быстро, чересчур быстро, вышел из комнаты, и все присутствующие в комнате услышали, как жалобно заскрипели ступеньки под его башмаками. Гладиус, хмыкнув, отложил газету в сторону, поднялся с дивана и вышел следом за Ло из комнаты. С момента прихода Коразона Гладиус не продвинулся дальше страницы номер шесть. На завтраке Коразон не появился. Не увидел Ло его и на обеде, а после ужина, когда Детка-5 помогала убирать грязную посуду, Ло услышал отрывистую фразу, брошенную кем-то из сообщников Дофламинго: «Опять куда-то ушёл». Коразон появился спустя неделю. В этот раз искрящегося разноцветными узорами мешка с конфетами не было. На смену ему пришла старая, потрёпанная сумка, которую Коразон тащил на плече. Половина лица у него была полностью разбита, кровь рубиновыми каплями окропляла пол, пока Коразон стоял на пороге и вытирал её рукавом оборванной рубахи. Ло наблюдал за ним сквозь лестничные перила, нагибаясь, чтобы его, выбежавшего посреди ночи на ругань Гладиуса, не увидел вылетевший откуда-то Дофламинго. Ло потом пришлось быстро вернуться в свою комнату, чтобы не попасться на глаза другим обитателям дома. Он ещё долго не мог уснуть, слушая, как Дофламинго ходит из стороны в сторону в соседней комнате. Туда. Обратно. Туда. Обратно. Как маятник старых напольных часов, которые отсчитывают время на протяжении несколько десятилетий и всё никак не могут остановиться. Шаги неожиданно смолкли. Так и резко и неожиданно, будто чью-то фразу оборвали на полуслове. Тишина давит на уши, заставляет Ло зажмуриться, в десятитысячный раз за время пребывания его в шайке Дофламинго представить отца, обычно перед сном рассказывавшего сыну какие-то истории. Не помогает. Возникшее слабой дымкой видение растворяется в лунно-молочном свете, затопившем комнату, а Дофламинго продолжает свое монотонное хождение, только теперь шаги медленнее. Каждый звук, эхом отражаясь от стен, врывается в комнату Ло, повисая в вязком воздухе, отзываясь в каждом уголке сознания… Диаманте сказал, что Коразон оглох. Сказал, что он вообще ни черта не слышит, и теперь даже Дофламинго общается с ним с помощью записок. Сказал, что не представляет, что теперь молодой господин будет с ним делать. Ло на следующий день видел Коразона только мельком. Голова у него была перебинтована, он спокойно курил, сидя на диване, Дофламинго сидел в кресле напротив и, словно хищник, наблюдающий за жертвой, внимательно следил за движениями брата. В доме было так тихо, что Ло невольно задумался о том, что оглох с Коразоном за компанию. Коразон общался со всеми обитателями дома записками с выведенными тонким, размашистым почерком односложными ответами. Его, казалось, не заботило собственное состояние. В жизни ничего особо и не поменялось, не считая нового способа общения. Однако вместе с его способностью слышать куда-то исчезли и слабые ростки доброты по отношению к Детке-5 и Буйволу. На следующий день Ло застал Коразона в тот момент, когда Детка-5, ловко отскочив от брата Дофламинго, спряталась за широкой спиной отпрянувшего Буйвола. Взгляд Коразона был таким же тяжёлым, как и занесённая для звонкой пощёчины ладонь. Возникшего на пороге Ло Коразон заметил только тогда, когда Детка-5 перевела на него испуганный взгляд и вцепилась в рукав Буйвола с такой силой, что побелели костяшки пальцев. Ло тяжелый взгляд Коразона выдержал, более того, криво ухмыльнулся перед тем, как развернуться на каблуках и выйти из комнаты. Просыпается Ло от громкого шороха, раздавшегося со стороны двери. Дофламинго прекратил своё монотонное хождение, под которое Ло засыпал всю последнюю неделю, и сейчас дом был погружен в мягкую, словно пушистое одеяло, сонную тишину. Ло вскакивает с кровати, когда слышит слабые, приглушённые ковром шаги по ту сторону чуть приоткрытой двери. Сердце колотится как ненормальное, мешая свободно вздохнуть, паника отдается гулкими ударами в висках, и Ло выхватывает из ящика тумбы небольшой складной нож – сувенир с последней вылазки. Длинные коридоры, испещрённые пятнами сотен дверей, змеятся в самые глубины дома. Где-то в конце этих бесконечных коридоров раздается громогласный кашель Диаманте, а потом совсем рядом (Ло вздрагивает от неожиданности) скрипит пол под шагами вставшего с постели Гладиуса. Все эти события, промелькнувшие в голове Ло кадрами киноплёнки, неожиданно сменились цветной картинкой. Свечи проливают на отделанные тёмным деревом стены персикового цвета свет. Ло, затаив дыхание, наблюдает, как по солнечного цвета стене медленно ползёт мохнатая тень, похожая на огромную взъерошенную птицу. Ло приоткрывает дверь пошире, чтобы увидеть, как тень исчезнет за поворотом, услышать, как заскрипят под её лапами деревянные ступени. На смену ужасу проснувшегося посреди ночи ребёнка приходит вящее любопытство. Дверь открывается, скрипнув столетними петлями, Ло осторожно выходит из комнаты, едва не споткнувшись об оставленную у дверей сумку. Потревоженная сумка разражается возмущенным шорохом, Ло смотрит на неё во все глаза, притягивает сумку ближе. Молочный свет, льющийся сквозь плотные тёмные шторы, позволяет Ло разглядеть светящиеся звёздочки на тонкой ткани мешочка. Запускает руку внутрь мешка, шуршит десятками, сотнями, тысячами конфет, а потом вновь поднимает взгляд туда, где исчезла тень взъерошенной птицы. Шаги Ло тонут в изумрудном ковре, нож оттягивает карман наспех накинутых шорт. Дом продолжает спать, лишь изредка разражаясь кашлем Диаманте. Тень Ло скользит по залитым светом стенам. Ло останавливается на верхней площадке лестницы и бросает взгляд вниз, к подножию. Холл затоплен медовым светом ламп. Большая взъерошенная птица сидит на последней ступени, сгорбившись, и одну за другой выкуривает тонкие сигареты. Седые кольца дыма растворяются в бархатной тишине спящего дома. Ло молчит, наблюдая вместе с Коразоном за тем, как растворяются в воздухе тонкие кольца. Наблюдает достаточно долго, не обращая внимания на оттягивающий руку мешок и ставшую уже привычной боль во всём теле. - Спасибо. Ло морщится, будто слово благодарности оцарапало ему горло. Ло сам не понимает, что дернуло его произнести это слово. Вслух. Коразону. Ло до конца не уверен, что Коразон его не слышит. Также продолжает курить сигареты одну за другой, не реагируя ни на Ло, стоящего где-то высоко на площадке лестницы, наблюдающего за его ленивыми движениями, ни на его, вырвавшуюся вопреки воли, благодарность. Но Ло кажется, что что-то в Коразоне изменилось. Он будто чуть повернулся, чтобы лучше слышать, что и дальше ему собираются сказать. Последние слова Ло эхом удаляющихся шагов отскакивают от отделанных темным деревом стен. Мешок, поблёскивая мириадами серебряных звёздочек, остается лежать на верхней площадке лестницы. Хоть утро и начинается с недовольного ворчания Йолы, наполняющего весь дом, Ло просыпается в на редкость хорошем расположении духа. Размеренный стук каблуков разносится по всему холлу, а открытые окна радушно приглашают заглянуть в дом холодный морозный воздух. Коразон сидит в углу комнаты, задумчиво пожёвывая сигарету. Повязку с его головы сняли, теперь все желающие могли без труда рассмотреть шрамы на аристократически бледном лице. Спустившийся в холл Ло с трудом видит его из-за перемещающейся длинноногой тенью Йолы. Когда они встречаются взглядами, Коразон еле заметно кивает, а потом – Ло готов поклясться – улыбается одними уголками рта. Даже если Коразон и глух к Диаманте или к уговорам Йолы, то его, Ло, благодарность, была единственным, что он захотел услышать.