Город изгоев

Отец по кустам крадется вперед, я же, стараясь ступать как можно тише, иду за ним. Его движения плавны и размеренны, однако двигается он быстрее, чем можно было бы ожидать от человека его комплекции. Под моей ногой предательски хрустит ветка, и заяц, к которому мы подбираемся, стремительно срывается с места. Я стреляю из отцовского лука, и, естественно, промахиваюсь. Я абсолютно бездарная ученица, да и охота явно не для меня. Прямо перед моим носом мелькает серебряная молния отцовского ножа, и вот мертвый заяц уже лежит на поляне, пришпиленный лезвием к земле. Пока я неловко выбираюсь из нашей засады, отец уже убирает тушку в плотную охотничью сумку и вытирает о траву окровавленный нож. -Что ж, детка, сегодня уже лучше! — лаского упокаивает меня отец, пока я хмурюсь. Он забирает у меня свой лук, и молча идет прочь. Времени, чтобы говорить, сейчас действительно нет. Надо уходить — скоро на запах крови соберется целая стая диких собак, и если в этот момент мы окажемся рядом, нам придется несладко. Отец легко и быстро пробирается сквозь чащу, я с трудом поспеваю за ним. Он почти бесшумен: сказывается многолетний охотничий опыт. Зато я шумлю за семерых, спотыкаясь о каждую торчащую корягу и ломая сучья. Наконец мы выбираемся на нашу поляну. Я, запыхавшись от бега, радостно валюсь на зеленую мягкую траву, а отец садится к раскидистому дубу. Здесь почти никто не бывает, так что это дерево — нечто вроде нашего с отцом тайного убежища. Сколько себя помню, каждый раз, когда выбирались в лес, мы с ним отдыхали на этой поляне. Здесь безопасно. Любого охотящегося зверя или отряд прочесывающих лес солдат можно увидеть издалека, и успеть укрыться в густой листве дуба. А если повезет, даже убежать. Однако пока нам с отцом ни разу не приходилось сталкиваться с какой-либо опасностью на нашей поляне, будто она была вовсе неизвестна никому, кроме нас. Отец достает нож, и делает на коре засечку, осторожно, чтобы не навредить дереву. -У тебя сегодня юбилей, Марси! Твоя двадцатая охота! — говорит он, подсчитав зарубки. Я фыркаю. -Двадцатая охота, и не одного убитого зверя! Молодец, ничего не скажешь! — бурчу я и грустно качаю головой. Он смеется. -Ничего малышка, еще немного практики, и добудешь свой первый трофей! Я знаю, что отец меня просто успокаивает, но все равно благодарана ему. Жаль, но охотница из меня не выйдет, о чем бы он там не мечтал. Да, кто бы мог подумать? Дочь лучшего охотника в городе не может сама полстрелить ни зайца, ни дохлую курицу. Отвратительно. Бездарно. Жалко. Черт. Видимо, я уснула, греясь в мягких лучах солнца, потому что когда отец тормошит меня, над лесом уже сгущаются сумерки. У нас не больше часа, чтобы добраться до города, потому что с наступлением темноты ворота города закрывают, и не войти, не выйти из него невозможно. Я не представляю, почему он медлил все это время, видимо, не хотел тревожить мой сон. Остатки дремоты быстро улетучивается, едва мы снова начинаем бежать через лес. Внезапно отец останавливается и прислушивается. Я тоже замираю. Где-то за деревьями слышатся приглушенные хрипы и слабые стоны. Отец срывается с места и мчится туда. Я опасливо двигаюсь за ним. Он наклоняется над лежащим в кустах человеком. Я видела многое, но меня все равно мутит от вида стонущего, на груди которого зияет глубокая рана. Еще хуже мне становится, когда я узнаю в умирающем давнего приятеля отца. У нас все зовут его по прозвищу, так что я даже не знаю его имени. За его шрам, рассекающий лицо от брови до скулы, охотник получил прозвище «Волчий глаз». Из шока меня выводит властный и решительный голос отца. -Марселин, беги в город! Я постараюсь вытащить его из леса, пока у него еще есть шанс выжить. Если мы не вернемся… впрочем, это уже не важно! Отец снимает старинный медальон и застегивает цепочку на моей шее. Сколько себя помню, он никогда с ним не расставался, а теперь… -Отец… -Беги! — кричит он. Теперь я тоже слышу завывания и лай стаи диких собак. Отговаривать его бесполезно, я это знаю — товарища он не бросит. -Я останусь! Тебе не справится в одиночку! Он грустно ухмыляется. -Марси, если ты останешься тут, мне будет еще сложнее. Ну же! Беги! Кидаю на него прощальный взгляд и мчусь через лесную чащу, не позволяя себе обернуться. Я уже довольно далеко, когда над лесом разносится крик отца, а затем лай и вой собак. В воздух с карканьем взметается стая ворон. Я потеряла его. Это конец. На глаза наворачиваются слезы. Но думать об этом сейчас нельзя: я чувствую за спиной хриплое звериное дыхание. Если я сейчас дам волю эмоциям, то просто погибну. Вперед, только вперед, не оглядываясь… Чертова коряга! Да, просто молодец… Я падаю на траву и пытаюсь встать или откатиться, хоть что-нибудь! Поздно. Обернувшись, я кричу и закрываюсь руками, потому что зверь уже в воздухе и целится оскаленными зубами в мою шею. Закрываю глаза от страха. Мощный удар. Вот и все, конец. Кто-то протяжно и жалобно скулит. Это что, я?! Кажется, все же нет, и, кажется, я все еще цела. Неожиданно! Я открываю глаза и удивленно смотрю вслед удирающему зверю. Щурюсь, чтобы рассмотреть его. У него какая-то странная шерсть… словно опалена огнем. Трава вокруг меня тоже выгорела, словно в одно мгновение вокруг меня вихрем пронесся пожар. Раскалившийся отчего-то медальон отца обжигает шею. Я крепко сжимаю его в руке. Мне страшно. Не знаю, как спаслась, и не представляю, что произошло. Медленно отходя от шока, я только сейчас все более четко начинаю осознавать: отца больше нет.