Тихий семейный ужас

Есть ли здесь отцы и дочери? Пожалуйста, покиньте зал. Публий Овидий Назон

(В зале становится темно, на сцене зажигается свет. Выходит Адонис.) Адонис. (в сторону) О, боги мне свидетели, если это не сработает, то я точно покойник. (к Венере) Мы уже почти на месте! (Выходит Венера). Венера. Я все никак не пойму, к чему это все. Уж мы-то с тобой в праве нарушать традиции (обхватывает руками шею Адониса). Адонис. (Вырывается). Нужно иногда хоть что-то сделать по правилам. Идем, я тебе всех представлю. (Занавес подымается, на сцене обедненный стол, за которым сидят Пигмалион, Галатея и Кинир с женой. Мирра представляет собой небольшое мирровое дерево с вырезанным на нем человеческим лицом, на коре видны следы смолы. Пигмалион уже в летах, но вот его жена так же молода и прекрасна, как и в первый день их знакомства. Кинир и Кенхреида сидят в неловком молчании, стараясь не смотреть друг другу в глаза). Адонис. Прекрасный вечер сегодня. Знакомься, это моя семья. (Подходит к Мирре). Мне говорили, что вы с мамой уже… Венера. Не стоит, я здесь уже всех прекрасно знаю. Адонис. Чудесно, тогда прошу при… Венера. И меня все прекрасно знают. Пигмалион. Уж как нам не знать! (Целует Венере руку). Ведь именно благодаря вам я, наконец, обрел свою красавицу-жену. Галатея. Вы слышали его? Будто бы меня здесь вообще нет. «Обрел», «красавицу», хоть бы раз говорил про меня, как про живого человека. Пигмалион. (шепотом) Пожалуйста, не сейчас. Галатея. Стать бы снова статуей! Венера. Могу устроить. Пигмалион. Не нужно поспешных решений. В конце концов, мы ведь не из-за нас здесь собрались. Адонис. И то правда, лучше нам сесть. (Садятся за стол). Кинир. Вы уж простите, что все так скромно. Адонис. Папа, не волнуйтесь из-за этого. Кенхреида. Не называй дедушку отцом в моем доме. (Атмосфера становится напряженной). Кенхреида. Так как вы познакомились? Венера. О, весьма простая история! Я случайно следила за ним несколько лет, и вот однажды по случайности наткнулась на него в лесу. Он у вас такой милый, сложно его не приметить. Кенхреида. Очень романтично… наверное. (Мирра выражает молчаливый протест, атмосфера напрягается еще сильнее). Кинир. Дорогая, пожалуйста, передай соли. Кенхреида. Тебе стоит уточнить, к кому ты обращаешься. Кинир. Но ведь это и без того ясно. Кенхреида. Нет, не ясно. Из-за тебя все стало очень мрачно и запутанно. Пигмалион. (тихо к Галатее) Сейчас увидишь, что у нас все не так плохо. Галатея. О, я это поняла еще на «не называй дедушку отцом». (Атмосфера не выдерживает напряжения и взрывается). Кинир. Да что все я? Будто бы я первый, будто бы я последний. Люди совершают ошибки! Эдип в свое время женился на матери. Кенхреида. Эдип! У Эдипа хотя бы хватило совести выколоть себе глаза. Пигмалион. Да зачем ему выкалывать глаза? Он и без того слеп, как крот. Венера. Спокойно. Не волнуйтесь из-за этого, я уверена, однажды вам тоже станет смелости повеситься, как и остальным. Кинир. (Закашлялся). Адонис. Папа, не обращай внимания. Кенхреида. Адонис! Кинир. О боги, опять ты начинаешь… Кенхреида. Между прочим, это из-за тебя к нам сейчас не стыдно прийти только твоему извращенцу-отцу. Кинир. Что я мог поделать? Было темно, а ты же знаешь, что темнота — моя единственная слабость. Кенхреида. Дурость — твоя единственная слабость. (Указывает на Пигмалиона) Это у вас семейное. Пигмалион. Можно не кричать, я не глухой, да и к тому же, в отличие от некоторых, вижу вас отлично. Галатея. Как смеете вы? Наша любовь была чиста и благословлена небесами! Можете говорить о нем что хотите, но все это лишь от слепой зависти, что ваши отношения никогда не могли быть столь близки и слаженны. Он для меня — дражайший человек, без которого я бы никогда даже не увидела этот свет. И думайте что-угодно, но наша разница в возрасте… Нет, знаете, забудьте все, я лучше помолчу. (Тихо к Пигмалиону) Все действительно так страшно, как звучит? Венера. Ах, как временами забавно складывается судьба! Пигмалиона я благословила, его сына я прокляла, а в его внука я влюбилась. Вы только представьте на секунду — если бы не я, мы никогда бы не собрались в этом зале. Быть может, моя ненависть к вам, дорогая Кенхреида, в конце концов, тоже обернулась чем-то хорошим. (Тишина, слышен только треск дерева, подозрительно напоминающий стон, на глазах Мирры появляются свежие потоки смолы). Кенхреида. Так если это все из-за меня… Венера. Я думала, вы догадаетесь сразу. Кенхреида. (дрожит) Но ведь… За что?.. Так почему же… Вы и Адонис? Венера. Купидон бывает очень неопрятен, когда лезет ко мне с поцелуями. Кенхреида. (Встает) Позволь, дорогой, первой повешусь я. (Кинир не позволяет ей выйти, но Кенхреида игнорирует его, Галатея пытается ее успокоить, Пигмалион продолжает пить, Мирра шумит листьями, Венера смотрит на это, улыбаясь). (Адонис выходит на центр сцены и обращается к зрителям). Адонис. Богов нет более жестоких богов любви. Давно уж на моем роду лежит проклятье, и я — Проклятья верный сын. Я был готов к страданиям и крови, Довеку есть траву иль стать травой. Я был готов хоть спать в ногах у смерти И воздухом считать сырой Аида смрад. Но нет! Все хуже, чем когда-то быть могло — В меня мое проклятье влюблено.