Грязные души

— Не изволите ли вы заключить купчую? — воодушевлённо изрёк Чичиков. — Какую такую купчую? На мёртвые души? — наигранно удивился Манилов и нежно посмотрел на Чичикова.       Этот взгляд немного озадачил нашего героя. — Да, всё верно-с, — уверенно сказал Чичиков. – Я, понимаете, против закона никогда не шёл, однажды даже погорел из-за своей праведной натуры на службе. — Ах, — вздохнул Манилов и легким движением руки поправил упавший на лоб золотистый локон. Этот жест выглядел весьма театрально. — Всегда знал, что вы, Павел Иванович, наичестнейший человек! — Признателен вам за ваши речи! Но боюсь, что с вашими честью и великодушием ничто несравнимо! — польстил Чичиков. «Наиприятнейший человек», — подумал про себя Манилов, поглядел на Чичикова и шумно сглотнул накопившуюся во рту слюну. — Дело остаётся за ценой, — начал было Чичиков, собираясь уходить, но приторно-сладкий голос Манилова его перебил. — Об этом не может быть и речи! Почём вы смеете так низко думать обо мне? — изумился Манилов. — Ведь мы с вами — друзья, а друзьям подобает помогать друг другу во всех условностях. И если уж вы позволите, то я желаю отдать вам эти души безвозмездно, но с небольшим одолжением, выполнить которое, право, для вас не составит ни малейшего труда. Да и к тому же, зачем мне уже не существующие люди?       Чичиков, явно не ожидавший подобного развития событий, малость оторопел, отчего у него слегка приоткрылся рот и по-щенячьи заблестели глаза. Манилов вихрем налетел на приятеля и с лёгкостью (и не без должной элегантности) закрыл уста Чичикова, отчего у того только зубы да щёлкнули. Манилов виновато хихикнул. — Такая доброта, извольте, любезный. Подвох таится здесь, ведь так? — сказал вдруг Чичиков. – Ведь, как говорится, друзья — друзьями, а дела — делами. — Подумать только, — расплылся в довольной улыбке Манилов, — вы не только чрезвычайно приятный человек, но и безмерно осторожный — не без доли подозрительности к другим. — Что есть, то есть, — ответил на улыбку Чичиков. — В чём-то всё-таки вы правы, — вдруг серьезно заговорил Манилов, но сразу же перешёл к привычному сладкому тону. — Но деньги мне не нужны.       Этот ответ слегка озадачил Чичикова. Он интеллигентно потёр подбородок, и взгляд его упал за окно. Начинало смеркаться. — Вы, конечно, заинтересованы моей маленькой авантюрой, согласитесь же, Павел Иванович?       Чичиков кивнул: — Верно-с. — Ох, вот так кстати! — оживился Манилов. — Начинает темнеть, поэтому позвольте предложить вам остаться в этом чудном и гостеприимном доме на ночлег! «Что же он такое задумал, собака? — поразмыслил Чичиков про себя. — Деньги ему не нужны, видите ли. Что ж тебе надо?». — Ну, что вы, — заикаясь, произнёс, наконец, Павел Иванович, — не хочу пользоваться вашей добротой, ей и так нет предела! Не желаю стеснять-с вас. — Любезный, я буду только рад, если вы разделите со мной мой кров. Вы не можете отказать мне в этом, — бросил томный взгляд Манилов на Чичикова. — Будем считать, что это половина вашего долга за души, коли денег с вас брать я не намерен. «Что за чёрт?» — подумал Чичиков. — Ну же, как вам моё предложение? — Превосходное предложение! Для меня большая честь остаться в этой гостеприимной обители! — Вот и хорошо. Я лично провожу вас в комнату для гостей.       И мужчины покинули кабинет.       Звёзды потихоньку зажигались на безоблачном спокойном небосводе и неподвижно глядели на засыпающие бескрайние поля, на малочисленные крестьянские избы, одиноко стоявшие тут и там, на пьяницу, медленно волочащегося, шатаясь, по слегка поросшей травой просёлочной дороге. Лунный свет заливал поля и лес, тёмным пятном выделявшийся вдали, природа спокойно спала, и, казалось, ничто не могло нарушить её покоя: ни дуновение ветра, ни гогот какой-нибудь ночной птицы. Как всё-таки странна, неразгаданна ты, о тёмная ночь! Как чудны и прекрасны твои любвеобильные объятия! Подкрадёшься так тихо, совсем незаметно, словно на цыпочках, закроешь тёплыми ладонями глаза, а сама стоишь, баловница, хихикаешь над тем, что смогла застать врасплох. Небесные силы! Что скрываешь ты за тёмными лукавыми глазами, бесстыдная ночь?..       Комната Чичикова выглядела жутко уютной. Стены были выкрашены апельсиновой краской на аглицкий манер, и думалось, будто от них исходит солнечное тепло. Напротив окна располагалась больно мягкая и, как известно, до неприличия скрипучая кровать, какая обычно стоит в гостевых комнатах любого русского поместья. Вид из окна был самый что ни на есть приторно-сладкий: куст сирени, озеро да деревенские бабы, прислуживающие Лизаньке за доброе слово.       Павел Иванович расстегнул жилет и аккуратно повесил его на старый стул, который чинно, словно важный городской господин, стоял подле стены. Почесав волосатую грудь, выглядывавшую из-за рубахи, Чичиков погасил свечу, лег в постель и, закинув руки под голову, осмотрел потолок, выкрашенный под стать стенам. Лунный свет освещал практически всё помещение.       Вдруг Чичиков услыхал шорох в коридоре, но, стоит заметить, по привычке подумал, что это мыши. А что тут такого? Даже в самых знатных имениях живёт своя мышь или крыса. Однако шорох усиливался и становился похожим на неуверенные шаги в темноте. Чичиков встал с кровати и беззвучно подошёл к двери, приставив к ней ухо. Так сказать, для проверки — мало ли что. Дёрг, дёрг. Дверная ручка опустилась вниз, повернулась, и перед Чичиковым возник Манилов. Павел Иванович не успел ничего разглядеть толком в темноте, но ему показалось, что на хозяине поместья было надето чёрное обтягивающее трико и белая полурасстёгнутая льняная рубашка с вышивкой. Но это то ли зрение у Чичикова стало совсем никудышным в последнее время, то ли воображение разыгралось. — Как это понимать? — попытался крикнуть Чичиков, но Манилов ловко закрыл рот холодной и потной рукой, от которой исходил обильный запах французских духов. — Тише, миленький! — прошептал Манилов. Павел Иванович не видел, но по голосу догадался, что его нежданный гость расплывается в сахарной улыбке. — Думаю, сейчас подходящее время, чтобы вернуть вторую часть долга за души. — М-м, — промычал Чичиков, пытаясь вырваться из крепких рук, но Манилов шаловливо затолкнул его в спальню, и дверной замок щёлкнул.       Манилов повалил Чичикова на кровать, отчего та, как и предполагалось, до неприличия противно и громко заскрипела. И, когда Павел Иванович уже находился в полусидячем положении, разбойник убрал руки с его рта. — Что это всё значит? — чуть ли не крикнул Чичиков. — Успокойся, ненаглядный. Ничего, что я так быстро перешёл на «ты»?       Чичиков отвёл взгляд. Рука Манилова нежно коснулась подбородка гостя и заставила повернуться голову Павла Ивановича и встретиться с взором Манилова. — Долг — дело святое, так ведь, любезнейший?       Чичиков виновато посмотрел на сорокалетнего льва, щеголявшего пред ним в трико. — Твой милый взгляд меня волнует, твой аромат меня манит, тебя любовь моя погубит… — Чёрт бы вас побрал, Манилов! — перебил Чичиков, на его лице играл неведомый страх, страх перед неизвестностью, хотя он медленно начинал понимать, в чем был подвох этой «безвозмездной» сделки. — Ах, такое стихотворение прервал, бунтарь, — уныло проговорил Манилов, и уголки его пухлых губ на секунду посмотрели вниз. Недолго думая, он нагло скользнул рукой под рубашку Чичикова и ласково помял соски гостя. — Что… что вы делаете, Манилов? — испуганно выдохнул Чичиков, не оставляя жалких попыток вырваться. — Помогаю тебе вернуть долг, дурачок! — радостно шепнул Манилов и провёл языком по сальной шее Чичикова.       Тот вздрогнул, попытался оттолкнуть развратника, но усилия Чичикова были, к его несчастью, напрасны. — Господи! — завопил бедняга. — Тише! — недовольно зашипел Манилов. — Ты же не собираешься перебудить всё поместье? Или собираешься, чёртов сын? — его рука нервно спустилась от сосков к животу Чичикова. Но ясно было одно: целью этих хищных лап был вовсе не живот, лишённый, к сожалению, даже всякого маломальского намёка на хоть какой-нибудь рельеф. — Пе… перестаньте! — крикнул, заикаясь, Чичиков. — Мы не соглашались ни о чём подобном! — Изволь, — надул по-женски губы Манилов и немного отстранился от своей жертвы. — Всё так и было! Если же ты отказываешься от нашего уговора, то я закрываю твоё нечистое дело. И, поверь мне, завтра же, — яростно шипел Манилов, — завтра же о твоих делишках узнает весь город. Ты этого хочешь, очаровательный мой?..       Наступило молчание. Эту идиллию нарушало лишь тяжелое дыхание присутствующих да издевательский гогот ночной птицы за окном. Вдруг Чичиков как крикнет: «Помогите!», — что у Манилова прямо волосы чуть было не поседели от неожиданности! — Я не хотел этого делать, мой милый, но ты сам решил свою судьбу.       Чичиков уже был согласен на раскрытие своих нечистых дел. Господи, пусть знает весь город! Пусть слухи о нём носятся по всей Руси и доходят до самого царя-батюшки! Пусть прямо на месте наденут на него кандалы господа полицейские, он даже и противиться не станет: вытянет милостиво ручки и отправится в Сибирь подобру-поздорову! Только бы не пропасть в руках у этого развратника. — Я хотел быть с тобой нежен, ибо ты мне приятен, — продолжал Манилов сладким тихим голосом. — Но теперь, — он снял с себя рубашку, — придётся закрыть твой чудесный ротик моей дорогой рубашкой, которую мне привезла жена из Москвы. Видишь, на какие жертвы я иду ради тебя? Хотя, как по мне, это ты должен ради меня идти на всякие безрассудные поступки. «Что имеет в виду этот блудливый чёрт?» — подумал про себя Чичиков. — Так что, извини, — с этими словами Манилов вложил в рот гостя свою рубашку, которую ему привезла жена из Москвы. — М-м… м… — промычал Чичиков. Пот струился у него по щекам. — Ты отнимаешь у меня часы для сна. Хотя то, что должно произойти, хочешь ты того или нет, — случится. Ты зря оттягиваешь время, — улыбнулся Манилов. — Как жаль, что ротик твой занят. Я сторонник любви с поцелуями, ведь что любовь без них? Как птица без крыльев. Приступим же, — радостно прошептал помещик. Повалив Чичикова на спину, наш развратник оказался сверху, будто на троне. Манилов наклонился и смачно поцеловал Чичикова в шею, оставляя на ней мокрые блестящие следы. У Чичикова дрожь пробежала по спине. Только чёрт его знает, приятная была эта дрожь или какая-то другая, Павел Иванович понять не мог. — Мой! — вздохнул Манилов, точнее, испустил какой-то непристойный стон. Его рука оказалась у заветной цели. Не глядя, Манилов справился с брюками Чичикова, оголяя его достоинство, и беззаботно начал забавляться с членом приятеля. — Ого! А я и представить себе не мог, что у тебя, мой ненаглядный, такой потенциал!       Чичиков, конечно, пытался вырваться, но уже с меньшим усилием, поскольку понял, что это попросту бесполезно. А вдруг его устраивал такой ход событий?       Павел Иванович никогда не был женат, хотя некогда ухлёстывал за молоденькими пышногрудыми девицами, и даже порой ему выпадали шансы физически сблизиться с женщинами, но чтобы думать о близости с мужчиной? — никогда! Боже упаси такие раздумья! — Миленький, тебе хорошо? — шепнул Манилов, потирая головку набухшего члена большим и указательным пальцем. — Да? Изволь кивнуть. Чичиков кивнул, заглушив сопротивление гордости. — Разве не прекрасно? — улыбался Манилов, продолжая совершать непристойные деяния с пенисом Чичикова. — Я желаю убрать этот кляп из твоих уст! Ты меня мало возбуждаешь, когда так грустен и молчалив. «Ишь ты, скотина, — подумал Чичиков. — Тебя ещё и тешить надобно?». — Будешь послушным мальчиком? Изволь согласиться.       Чичиков снова кивнул. Он почувствовал, как у него всё поплыло перед глазами, на миг он увидел перед собой прехорошенькую крестьянскую девушку, и ему страстно захотелось её поцеловать. Манилов, получивший горячий французский поцелуй, малость удивился. — Тебе было так хорошо? — спросил Манилов, поразившись. — Так-с.  — Тогда теперь изволь сделать приятное мне, душка! — воскликнул помещик и с легкостью поставил в стойку своего приятеля, оказавшись у него за спиной и примкнув к круглому заду.       Чичиков сглотнул. Крестьянка исчезла. А тем временем Манилов стягивал с Павла Ивановича последние вещи и покрывал не очень стройное тело пылкими поцелуями, какими одаривал, пожалуй, только свою жену Лизаньку во время их медового месяца. Чичиков, к своему горю, получал от каждого лобзания массу удовольствий, которые разбегались дрожью по всему телу. Не будем таить, но наш многоуважаемый Павел Иванович уже был изрядно возбуждён, чего очень стыдился и из-за чего сильно краснел. Положив руку на член гостя, пребывавшем уже некоторое время в состоянии эрекции, Манилов по-кошачьи улыбнулся и издал звук, напоминающий мурлыканье кошки: — Ах, милый, это лучшее, чем ты мог одарить мои скромные старания возбудить тебя!       Вещи с шорохом падали на пол, комнату заполнял лунный свет, и на стене играли силуэты тел, которые одолевала страсть и которые извивались от её приливов. «Господи! Я же полностью голый! — про себя визжал Чичиков. — Право, мне уже не так противно. Будь что будет, чем чёрт не шутит!» — рассудил он. — Ах, позволь мне войти! — прошептал Манилов на ухо Чичикову. Его напряжённый член упирался ему в задницу, отчего Чичиков постоянно ёрзал. — Миленький! Право, ты наиприятнейший человек, которого я когда-либо знал! Манилов немного напрягся, пот выступал на щеках его, мокрые золотистые локоны ниспадали на лоб и лезли в глаза. Лизнув средний палец, он обильно смазал заветное кольцо слюной, чувствуя подёргивания Чичикова. — Сначала будет немного больно, блаженный мой. Но я сделаю всё, чтобы тебе было так же хорошо, как и мне. — Бес! — громко шепнул Чичиков.       Манилов улыбнулся и попытался войти в Павла Ивановича. Чичиков заскулил. Манилов закрыл глаза от удовольствия: безумно тугая дырочка медленно поддавалась на уверенные толчки возбуждённого члена. — Ничего, — утешил Манилов. — Сейчас всё будет хорошо и приятно, вот увидишь.       Развратник начал совершать волнообразные движения, а Чичиков тихо вздыхал и ахал под плотным телом Манилова. Движения Манилова становились всё быстрее и быстрее, и твердый член Чичикова приятно дрожал. Павел Иванович сомкнул руку вокруг него и интенсивными движениями скользил по нему вверх и вниз. — Ты уже готов? — спросил Манилов, тая от наслаждения. — Не понял вопроса, — выдохнул Чичиков. Говорить в таком состоянии было трудно, удавалось только вздохами пытаться что-либо объяснить. — Ты на пике нашей любви? — горел помещик. — Ах, — простонал наш герой, — ах. — Уже почти всё. Ах, ненадолго же тебя, душа моя, хватило, — усмехнулся Манилов. — Ах, ещё! — дышал Чичиков. — Ещё? Ещё! — шепотом кричал Манилов. Движения их тел становились более бешеными. Скрип кровати в комнате стоял ужасный. — Я готов! — выдохнул Манилов и повалился на Чичикова. — И я готов-с, — прошептал Чичиков, и осадок его любви выплеснулся на простынь кровати. — Не беспокойся, — лёжа на Павле Ивановиче и тяжело дыша, шепнул Манилов, — это пустяки.       Любовники уснули.       Лунный свет начинал гаснуть, небо седело, и будто бы неведомая рука выключала звёзды на предрассветном небосводе. Петух отчаянно кричал, предвещая скорый рассвет, отчего получил незаслуженный удар брошенным кем-то из разбуженных крестьян дырявым лаптем.       Проснулся Чичиков, когда солнце уже светило ярко и на дворе стоял полдень. — Чёрт бы побрал меня, — сказал сам себе Чичиков и почесал макушку. — Таких кошмаров я в жизни не видывал! Приснится же такое!       Павел Иванович встал с кровати и подошёл к окну, распахнув его настежь. Свежий ветерок хлестанул Чичикова по опухшему лицу. — Прекрасный день! — вздохнул он.       Его взгляд упал на кровать, где на простыне красовалось высохшее огромное пятно кремового цвета. По дому пронёсся ужасающий крик. — Ах, видать Павел Иванович проснулся, — улыбнулся своей жене Манилов, наливая ей чаю из фарфорового чайничка. — Послать к нему слугу? — тихо спросила Лизанька. — Не стоит так утруждать наших и без того занятых слуг, — улыбнулся сахарно муж любимой жене. — Я лично наведаюсь к нашему гостю. Думаю, ему у нас понравилось. — Да, замечательный человек! — улыбнулась Лизанька. — Наиприятнейший человек, — загадочно произнёс Манилов и направился в комнату к своему гостю.