сэр Лонгфелло

— Джон Кэттелл. — Лонгфелло. Имена, конечно же, были ненастоящими. Но пока мы пожимали друг другу руки, я видел в его глазах космос. Ему под тридцать, может больше — морщинки у глаз, никаких отпечатков улыбки. Брови у висков седые, как и маленький полумесяц ресниц на правом веке. Волосы черные, спускающиеся на острые плечи. А глаза ониксовые, действительно космические, в которые попадаешь и умираешь без кислорода, ибо про дыхание и его важность совсем забываешь. И я попался. Он говорит низким, лекторским голосом и я вспоминаю причину нашей встречи — мой предстоящий экзамен по психологии. Я, правда, не очень хотел ею заниматься, но если ты стремишься в педагоги — будь добр, знай и это. А я бы очень хотел стать учителем. Как у Бронте — «…наставник почти слеп к красоте, невосприимчив к кокетливым гримаскам и жестам и ценит главным образом достоинства характера и ума: трудолюбие, тяга к знаниям, одаренность, послушание, правдивость, чувство признательности — вот качества, способные привлечь его внимание и завоевать расположение. Он неустанно ищет их, но редко встречает — и, встретив, запоминает навсегда…»*. А для этого надо бы не завалить экзамен. Лонгфелло рассказывает о психологии так, будто бы это дело его жизни. Я заказываю кофе и мороженое, записываю все его слова и действительно начинаю что-то понимать.

~***~

Я нашёл его в Facebook'е, наткнулся случайно на его интересную запись и написал. Я даже не думал, что он ответит. А тут вот оно как обернулось: « - Доброго времени суток, Джон. Всегда пожалуйста.» — лаконично и быстро ответил он. Я зашёл на его страничку, пролистал записи. Ничего. Ни реального имени, много друзей, таких же ненастоящих, ни даты рождения, ни города. Зато интересы поистине широкие — от классической английской литературы до дифференциальной психологии и евгеники. И все это минуя физику, химию и высшую математику. Я искренне недоумевал как человек может так много знать.

~***~

Мы говорим обо всем на свете, шутим и дурачимся, разгадываем загадки на старом диване моей тётушки с пёстрыми розами и желто-лимонной обивкой. Лонг ходит с хвостом, в растянутом свитере и мягких тапочках моего дяди, пьёт кофе литрами из огромной пивной кружки и травит пошлые анекдоты. Я пытаюсь учить очередную нудятину, а когда Лонг показывает фокусы с исчезающей в его волосах ручкой, я еле сдерживаюсь, чтобы его не поцеловать. — И расскажи мне ещё раз про характер, — просит он, положив голову на мои колени. Я откидываюсь на спинку дивана и смотрю на его длинные ноги. А затем начинаю рассказывать.

~***~

Когда сэр Лонгфелло затрагивает тему педагогики, я утыкаюсь носом в монитор, пока мои пальцы бегают по клавиатуре. Мы переписываемся долго и интересно, по крайней мере, так кажется мне. Каждую свободную минуту я что-то строчу в ответ\вопрос моему новому знакомому. Мои однокурсники даже шутят на тему задротства и новой девушки. Не то чтобы у меня их было много, но со всеми ими я переписывался гораздо меньше, чем с сэром Лонгфелло.

~***~

Мы расходимся через пару часов и я долго трясу его руку, распинаясь в благодарности. Материал, изучающийся в течение трех месяцев, я понял за два часа. Немыслимо! Лонгфелло улыбается мне уголками губ, благодарит за слушание и предлагает встретиться ещё когда-нибудь. Я соглашаюсь тут же. И мы идём в бар.

~***~

У Лонга почти безволосые ноги, впалый живот, острые зубы и много шрамов. А ещё цепочка родинок и татуировки на лопатке и правом локте. Я выгибаюсь ему навстречу, призывно раскрываю ноги и стону, потому что мне чертовски хорошо. Он вбивается в меня с остервенением и жестокостью, кусает соски и шею, а я царапаю спину в лучших женских традициях, пока чувствую нахлынувший оргазм. Мы трахаемся целую ночь, и потом изучаем стол, тётушкин диван, срываем занавески и ломаем старый комод. Это наша третья встреча, и целую неделю после я не могу сидеть.

~***~

Я покупаю цветы и бутылку вина, готовлюсь праздновать наши три месяца и пытаюсь придумать поздравительную речь, когда вижу Лонга в компании молодой девушки, повисшей у него на шее. Лонг хмурит брови, а когда она целует его в уголок губ, мне кажется, что мир рушиться. И начинается это с бутылки вина. Они оборачиваются, а когда Лонгфелло поднимает брови, я бросаюсь наутек.

~***~

Сентябрь приближается очень долго, но когда он наступает, мне кажется, что все уже позади. Я сидел два месяца в городе, постепенно умирая, и лишь иногда выходя за продуктами. Лонгфелло звонил, писал, стучался в дверь и даже подкладывал записки. И тогда я пообещал себе, что начну жизнь с чистого лица. Я прихожу на первую пару, вникаю в речь декана, забираю расписание и возвращаюсь домой. Ужинаю макаронами с сыром, залипаю на очередное тв-шоу, а затем засыпаю. Утро второго сентября начинается с пары новенькой лаборантки, очень милой девушки Мионы Грейнджер-Снейп. Она кажется мне знакомой. И очень нервной. Мисс Грейнджер-Снейп говорит, что находится здесь под руководством своего дяди и, когда я оборачиваюсь, на меня смотрят ониксы Лонгфелло. И они, почему-то, тепло улыбаются.

~***~

Северус печет удивительный тыквенный пирог с изюмом и мандаринами. Он получается ярко-рыжим, словно поцелуй солнца. Северус показывает мне это творение, разливает чай по чашкам и цитирует Шекспира. У него действительно удивительная способность к запоминанию. У Сева, не у Уильяма. Через пару часов должна прийти Миона, показать мне планы и начать готовить экзамен. — Гарри, — зовет меня Северус. Я мычу в ответ и поворачиваюсь к нему. — Я тебя люблю. Я широко улыбаюсь, так что кусочек пирога выпадает изо рта, и мы с Севером смеёмся, а когда останавливаемся я говорю ему тоже самое в ответ.